– Диана, но представление уже начинается, – взволнованно прошептала она, с вороватым видом пряча свой флакон в свой же ридикюль, расшитый золотой тесьмой в турецком стиле. – En outre, ça ne serait pas de mauvais goût?[17] – В самом деле, – поддержал ее Эдмунд. Видимо, он успел оправиться от разочарования и переоценить свои чары, поэтому с новым воодушевлением прижал к себе локоть Уинифред. – Совершенно очевидно, что миссис Оукс еще не пришла в себя. Пускай она останется в нашей ложе на время второго акта, а затем я помогу ей разыскать ее… спутника. Вы не возражаете, миссис Оукс? Диана с равнодушным видом пожала плечами, хотя вопрос был адресован не ей. – Прекрасно, но, Эдмунд, имей в виду: тебе придется освободить для гостьи свое место. Вы примете наше приглашение, миссис Оукс? С видом, будто она до сих пор колеблется на грани потери сознания, Уинифред согласилась. Ее сопроводили в ложу, посадили на место Эдмунда, вручили бокал ледяной воды и представили благодетелям. Эдмунд оказался сэром Эдмундом Беркиншоу, а леди – его сестрами, мисс Дианой и мисс Фионой Беркиншоу. Опустившись в кресло, Уинифред немедленно разыскала взглядом Теодора – тот пересел на ее место и что-то говорил своей соседке, смущенно почесывая нос. На зрительный зал он не смотрел. Стараясь не демонстрировать недовольство, она чуть опустила веки и сквозь ресницы принялась разглядывать балконные ярусы. Где-то среди них непременно должна была оказаться Розамунда Кин, но Уинифред ее пока не видела. Выяснилось, что Беркиншоу абонировали ложу, так что они сидели вчетвером, и еще одно место пустовало. За пять минут Диана трижды пожаловалась на духоту и каждый раз прибавляла, как она обожает театр «Друри-Лейн», как терпеливо сносит «Ковент-Гарден» и как терпеть не может «Лицеум». Финни молчала, прокручивая в пальцах бинокль, а сэр Эдмунд небрежно отвечал сестре и понемногу придвигал свой стул ближе к Уинифред. Когда музыканты в оркестровой яме взялись за смычки, Теодор наконец кивнул своей собеседнице, завершая разговор, и оперся на бархатный парапет. Глаза его выискивали Уинифред по всему залу, хотя она сказала ему, в какой ложе сядет. Когда старшая мисс Беркиншоу наконец умолкла, а младшая отвернулась, сэр Эдмунд положил руку на спинку кресла Уинифред. – Как вы находите оперу, мэм? – произнес он низким голосом, гораздо ниже того, каким разговаривал в фойе. – По моему мнению, она весьма затянута. Я не поклонник длинных действий. Мысли Уинифред были заняты вопросом, стоит ли дать какой-нибудь знак Теодору, или он все-таки вспомнит о ее словах. – Ария Церлины поразительна, – рассеянно повторила она слова Дарлинга. – У актеров чудесные голоса. – Должно быть, вы говорите так, потому что это история любви? Уинифред опустила голову, прячась от его пытливого взгляда. Она уловила движение в ложе ярусом ниже той, где оставался Теодор – джентльмен, сделав приглашающий жест рукой, пропустил к парапету высокую женщину. Уинифред не сразу удалось ее разглядеть. Голову скрывала тень потолка, а роскошное платье цветом сливалось с винно-красной театральной отделкой – занавесом, шторами, обивкой парапета и стульев. Женщина присела, наклонив голову. В густой темной массе ее волос, похожей на клубок змей, сверкнули золотые спицы с цепочками. Это была Розамунда. Уинифред втянула воздух, и сэр Эдмунд принял это за положительный ответ на свой флирт. Он торжествующе улыбнулся, но тут грянула музыка, и ему пришлось ненадолго оставить свои попытки. Все происходящее превратилось в глупую игру: сэр Эдмунд пялился на Уинифред, Дарлинг искал ее взглядом, она не могла оторваться от Розамунды, а та спокойно наблюдала за происходящим на сцене, подперев кулаком маленький подбородок. Розамунда приехала без сопровождения, по крайней мере, ни один джентльмен, сидевший рядом с ней, не шептал ей ничего на ухо и даже не смотрел на нее. Ее внимание было полностью поглощено оперой. Когда разбойник Фра-Дьяволо, пробираясь в спальню к Церлине, едва не поскользнулся на оставленных на полу вещах, она рассмеялась и смущенно прикрыла лицо обеими руками. Когда по залу в очередной раз прокатился смех, Теодор наконец разглядел Уинифред. Она не могла как следует разобрать выражение его лица, но поняла, что он видит ее – несмотря на восторг публики, Дарлинг даже не улыбнулся. Сэр Эдмунд снова наклонился, опасно приблизившись к границе, допустимой приличиями. Уинифред невольно бросила взгляд на Теодора. Тот нахмурился и, казалось, забыл о происходящем на сцене. Его черные глаза не отрывались от Уинифред. – Могу я предложить вам свой бинокль, мэм? – с придыханием прошептал сэр Эдмунд. Его горячее дыхание опалило ухо, и Уинифред почувствовала, как от отвращения подрагивают ноздри. Если она возьмет бинокль, ей придется навести его на сцену, и она уже не сможет незаметно скосить глаза на зал. – Нет, благодарю вас, сэр, – прошептала она, наклоняя голову в стыдливом движении, которое на деле имело цель незаметно отодвинуться от тяжелого дыхания мужчины. – У меня отличное зрение. Сэр Эдмунд засопел ей на ухо. В поисках поддержки Уинифред покосилась на младшую из его сестер, но та была поглощена происходящим на сцене – от волнения ножка бинокля подрагивала в ее пальцах. Церлина вернулась на сцену. Злодеи скрылись за занавеской, из-за которой выглядывали их ноги, локти и шляпы. – В самом деле? – пробормотал мужчина, приставив свой злополучный бинокль к глазам и наведя окуляры на Уинифред. – Я мечтал бы иметь лучшие глаза в мире – лишь бы только наслаждаться вашей красотой. Она едва не поморщилась от нелепости комплимента. Лучшие глаза в мире? Что это еще за чушь? – Эдмунд, помолчи, если у тебя есть хоть капля совести! – шикнула на него Диана. – Клянусь, ты болтаешь громче опереточников! Мужчина умолк, положил бинокль себе на колени и, схватившись на стул, придвинулся вплотную к Уинифред. Он оказался бы ближе, только если бы сел ей на колени. – Кажется, моей сестре не нравится, что я обделяю ее вниманием в вашу пользу, – выдохнул он, стремясь заглянуть ей то в глаза, то в декольте. Уинифред так устала от сэра Эдмунда, что даже не стала указывать на откровенные недостатки его логики. Она понимала, что должна следить за Розамундой, но все равно не отрывала глаз от Теодора. Тот выглядел раздраженным – насколько его лицо вообще поддавалось такой эмоции. Уинифред догадывалась, что дело в сэре Эдмунде, чересчур настойчиво набивавшимся ей в поклонники. Ее и саму не радовало такое соседство. Наклонившись вперед и притворившись заинтригованной происходящим на сцене, Уинифред свесила одну из рук с бархатного парапета. Когда по партеру прогремел новый шквал аплодисментов, она сложила пальцы, наведя указательный вниз. На миг ей представилось, как Дарлинг на глазах у сотен зрителей перелезает через балконное заграждение, чтобы убедиться, что мисс Кин действительно сидит под ним. Но юноша только кивнул и невпопад зааплодировал. Его соседка поглядела на него со смесью неодобрения и неловкости. Уинифред поджала указательный палец и, улучив момент, вернула руку на парапет. Розамунда слушала оперу с увлечением: в нужные моменты вскидывала руки ко рту, оживленно смеялась, непроизвольно моргала и вздрагивала, когда происходило что-то неожиданное или попросту громкое. С медленно подбирающимся чувством острой досады, временами напоминающей ужас, Уинифред начинала понимать, насколько глупа была ее затея. Преследовала она Розамунду Кин из подозрения или просто за неимением лучшего выхода? Во время сцены, которую можно было бы назвать комической благодаря ужимкам солиста, Розамунда громко рассмеялась и тут же прикрыла рот кончиками пальцев, виновато оглянувшись на своих соседей. Разве так ведет себя человек, опасающийся слежки? Уинифред и в мысли не пришло бы лишний раз повернуть голову, это могло дать повод в чем-то ее заподозрить. Она и сейчас сидела с прямой спиной, не отворачивая лица от сцены и не отводя глаз от зала. Откинувшись назад на стуле, Розамунда что-то шепнула мужчине, сидевшему за ней. Ее рта коснулась улыбка, как будто она говорила с добрым знакомым, и сердце Уинифред ушло в пятки. Она и тут ошиблась – Розамунда пришла в театр вовсе не одна. У Уинифред так заледенели руки, что она перестала чувствовать тяжесть веера. Сглотнув, она опустила голову, разглядывая собственные пальцы в тонких белых перчатках. В ушах так оглушительно бухала кровь, что Уинифред не слышала происходящего на сцене. К концу второго акта Теодор куда-то исчез. Уинифред так внимательно наблюдала за Розамундой, что не заметила, как его кресло опустело. Она догадалась, что Дарлинг пошел ей навстречу, чтобы поскорее высвободить ее из цепких рук сэра Эдмунда. Но когда статная фигура Розамунды скрылась в дверях аванложи, Уинифред пожалела о том, что снова взяла все на себя и не условилась с Теодором о тайных знаках. Она была в платье и в сопровождении настырного баронета, прилипшего к ее руке, а Дарлинг мог бы проследить за мисс Кин в том случае, если Уинифред не успела бы. Теодор не встретил ее в фойе. Несмотря на то, что спуститься к Розамунде было правильным и разумным с его стороны решением, Уинифред кольнула досада. Неужели Дарлингу настолько безразлично, что какой-то паршивец с томными глазами нашептывает что-то на ухо его невесте? Сэр Эдмунд с большой охотой вызвался проводить Уинифред до ее прежнего места. Пребывая в мрачном настроении, она почти подталкивала его вниз по парадной лестнице. Тому явно хотелось растянуть прогулку. Несмотря на свой внушительный рост, он шагал неторопливо и поминутно приглашал ее полюбоваться картинами, развешанными на стенах. – Вам нравится искусство? – спрашивал он и принимался мять пальцами ее локоть. – Мне повезло – сегодня настоящее искусство у меня перед глазами. Когда Уинифред почти всерьез прикидывала, стоит ли столкнуть своего спутника со ступеней, у подножия лестницы появился запыхавшийся от быстрого шага Дарлинг. Увидев Уинифред, он молча замер, глядя на нее с облегчением. Вопреки подавленному настроению, ей захотелось улыбнуться. Он все-таки пошел за ней, а не за Розамундой! – Я немного заблудился, – смущенно признался он, когда Уинифред рука об руку с сэром Эдмундом спустилась с лестницы. Она отметила две вещи: Теодор предусмотрительно не назвал ее по имени и подчеркнуто проигнорировал ее спутника. – Что ж, ты все-таки нашел меня, – отметила она тоном, который Теодор расшифровал бы как подтрунивание, а сэр Эдмунд – как неодобрение. – Позволь представить тебе сэра Эдмунда Беркиншоу, моего спасителя. Я упала в обморок возле его ложи, а он и его добрые сестры не замедлили прийти мне на помощь. На лице Теодора как нельзя кстати отразилось потрясение – он наконец понял, почему Уинифред спрашивала его о хорошеньких обморочных юных леди. – В самом деле? – пробормотал он. Уинифред высвободила руку из хватки своего спутника. – Сэр Эдмунд, позвольте представить вам мистера Септимуса Оукса, моего супруга. Теодор поперхнулся и покраснел. Сэр Эдмунд, лицо которого с момента знакомства становилось все мрачнее, обвел фигуру Теодора насмешливым взглядом. – Рад знакомству, мистер Оукс. Ваша супруга просто очаровательна. – Он ухмыльнулся. – Уверен, вам часто это говорят. Вдруг Теодор шагнул вперед, и выяснилось, что он – стройный до худобы, словно мальчишка – на добрых пять дюймов выше сэра Эдмунда. – У вас галстук развязался, сэр. Позволите? – И, не дожидаясь ответа, он схватил баронета за ворот. У Уинифред глаза на лоб полезли. И это Дарлинг, который на цыпочках ходит по саду, чтобы случайно не раздавить ползающую живность? Теодор присоединил вторую руку и ловко перевязал галстук. Закончив, он несильно дернул узел, и голова опешившего сэра Эдмунда невольно качнулась вперед. Уинифред с трудом сдержала смех. – Так намного лучше, сэр, – спокойно произнес он, хотя щеки его горели. – Благодарю вас, – выдавил мужчина неожиданно высоким голосом и неловко поклонился. – Желаю здравия вам и вашей супруге. Не взглянув на Уинифред, сэр Эдмунд взбежал по лестнице, и она наконец рассмеялась. Дарлинг, ошеломленный собственной дерзостью, дрожащей рукой убрал упавшие на лоб волосы. – Я надеюсь, что не был слишком груб, – смиренно произнес он. – Меня взбесило, что он позволил себе так с тобой обращаться. – Знаешь, ты просто очаровательный, когда злишься, – промурлыкала Уинифред. У Теодора задрожали уголки губ, будто он сопротивлялся улыбке. Он предложил ей локоть, и Уинифред без колебаний приняла его, легонько вонзив в него ногти. – Где она может быть? – прошептала девушка, когда они поднялись на первый ярус балкона. – Ее ложа – прямо под нашей. – Значит, нужно пройти дальше. Они обогнули округлую стену, украшенную белыми фестонами, и тут же одновременно попятились. Облаченная в бархат Розамунда прогуливалась вдоль входов в ложи рука об руку с мужчиной. Он был много старше ее, но назвать его стариком было нельзя. Как и Даск, он был ниже своей спутницы, макушкой он едва доставал до ее уха. Как и Даск, он, по-видимому, оставался равнодушным к ее красоте. – Нет, я нисколько не удивился, – мягко сказал он, продолжая разговор, начало которого Уинифред и Дарлинг пропустили. – У меня вошло в привычку составлять тебе компанию, когда он не находит для этого лишней минуты. Маленькие карие глаза Розамунды вспыхнули, как показалось Уинифред, с укоризной. – Ты несправедлив, дядя, – возразила она. – Ты же знаешь, как много работает Рой, чтобы обеспечить меня всем, чего я пожелаю. Если уж на то пошло, это я чересчур жадна до его времени. Уинифред крепче стиснула руку Теодора. Значит, дядя Розамунды знает о том, что у его племянницы есть любовник? И, хоть и не поощряет, но и не пресекает эту порочную связь? Мужчина вздохнул. При желании можно найти схожие черты даже у двух самых разных людей, но Розамунда и ее дядя нисколько не походили на родственников. У него были маленький прямой нос, округлое лицо с блестящими розовыми щеками и редкие светлые брови. – Как ты можешь так говорить, Роза? – пробормотал он. – Супруг должен был сделать тебя счастливой, а не богатой. Такое условие я ставил, отдавая тебя за него. И что вышло? Дарлинг растерянно распахнул глаза. Потрясение воздействовало на Уинифред привычным образом – почти автоматически она оценила обстановку свежим взглядом. Стараясь не шелестеть нижними юбками, она попятилась, оттесняя Теодора еще дальше от угла. Розамунда не любовница Даска – она его жена. Это объясняет, почему Даск с таким усердием прячет ее, и упоминание о родственнике в записке. Даже то, что Розамунда подписывается другой фамилией, можно оправдать необходимостью держать брак в тайне. Уинифред почувствовала, как от ужаса учащается ее дыхание. Она все-таки ошиблась. Снова ошиблась. – С чего ты взял, что я несчастна? – возразила Розамунда. – Замужество – это единственное решение в моей жизни, о котором я ни секунды не жалела, дядя. Рой – мое все.