– Что, Глеб Валентинович, вас удивляет недостаточно щедро накрытый для угощения вашего друга стол? Ну, простите, чем богаты. – Да я не то… да какое мне дело до вашего… стола! И ужина! – возмутился Голод. – Я пришел к вам потому, что думал, что… Федор собирался, точнее, я думаю, мог собраться к вам, потому что… Да что вы, Аглая Андреевна, на меня наехали! Я пойду, раз у вас нет Мутерпереля! В город, наверное, вернулся по делам, света в доме у него нет и машины во дворе тоже. – Подождите. – Бертой вдруг овладело беспокойство. – Вы звонили ему? – Да. Абонент не абонент. Сейчас попробую через забор к нему залезть, может, конечно, спит уже. День-то какой сегодня… насыщенный событиями. – Я с вами, только ветровку накину, – засобиралась Берта, подгоняемая все тем же беспокойством. – Незачем заборы ломать, Берта, о дыре забыла? – напомнила мать. – Точно! Только там темно, фонарь нужен. – У меня в телефоне фонарик есть, – вставил Голод. – Нос расквасить при таком освещении не боитесь? – вновь с насмешкой спросила матушка. – Не дождетесь! – огрызнулся Ксюхин отец, выходя из беседки. Берта громко хмыкнула. Такой мать она наблюдала впервые. «Непонятно, какого лешего она цепляется к мужику? Или я чего-то не знаю? Но когда он успел ей насолить? Такое впечатление, что провинился Ксюхин папаня перед ней знатно. Интересно бы знать, в чем?» – думала она, шагая по дорожке к дому. На крыльце Берта обернулась – Голод уткнулся в телефон, мать же вообще отвернулась от гостя… Они двигались между грядками гуськом. Матушка, держа в руках мощный фонарь, показывала дорогу, за ней почти вплотную шел Голод, Берта, светя еще одним фонарем, замыкала их небольшую группу. – Здесь. – Мать отошла в сторону, чтобы не загораживать дыру в сетке. – А-а… так это наш старый ход! – воскликнул радостно Ксюхин отец. – Я выходил через заднюю калитку, до Федьки шел задами мимо леса. А потом мы вместе через эту дыру лазили на участок Димки. У нас здесь и тайник был… под третьим кустом… Берта молча указала на одну из свежих ямок. – Сокровища прятали? – ухмыльнулась матушка. – Так выкопал их сегодня ваш дружок-полицейский. Что-нибудь ценное сховали? – Не было там ничего уже давно! И какие сокровища у у десятилетних пацанов? Так, игрушки… – И зачем они Мутерперелю понадобились вдруг? В детство впал? Ностальгия замучила? – С чего вы вообще взяли, что это он тут копался?! Да я давно все унес домой, еще когда в школе учились. И Федор об этом знает! Не он кусты подергал, точно. – Это почему вы в этом так уверены? А кому же понадобилось рыться в чужом саду? – настаивала мать. – Федька знал, что тайник под третьим кустом! А тут вон… перепахано сколько… – А вы правы… Мам, вспомни – те кроссовки, которые ты видела на крыльце, небольшого размера. Глеб Валентинович, не помните, нога у вашего друга большая? – Федька еще в школе сорок третий носил. А что за кроссовки? – Пойдемте. – Мать первой пролезла в дыру и, не оглядываясь, пошла вверх по тропинке к дому. – И где? – Берта встала у нее за спиной. Фонарь осветил лишь комья земли, но обуви не было. – Странно было бы, если б хозяин бросил обувку здесь навсегда. Давайте-ка тише, если он еще в доме… – Без света сидит? – с сомнением в голосе произнес Голод. – Я шел, света точно не было. Они обнаружили джип Мутерпереля на заднем дворе. Голод, вооружившись прутом арматуры, который нашел рядом с машиной, приказал оставаться на месте, пока он будет обыскивать дом, и ушел. – Не нравится мне все это! – задумчиво произнесла Берта, светя фонарем на землю. Обойдя джип вокруг, она исследовала траву и ближайшие кусты, а потом вернулась к матери. – Смотри, на заднем сиденье коробка с тортом. Вкусный, наверное, – посветила фонарем матушка в салон джипа. – Кому что, а вшивому баня, – фыркнула Берта, равнодушная к сладкому. Они бы поссорились, если бы не вернулся Голод. – На ступенях, похоже, кровь… А в доме никого, что очень странно. Учитывая то, что днем, еще до обеда, я видел на крыльце молодого парня. – Это с какой же точки вы его наблюдали? – задала вопрос матушка, глядя на Голода с подозрением. – Из чердачного окошка. В бинокль, – спокойно ответил он. – А Федору Николаевичу сообщили? Нужно было сразу позвонить! – вновь заволновалась Берта – она, в отличие от матушки, расслышала про кровь на ступенях лестницы. – Да я его как раз ждал! На обед, – с отчаянием в голосе ответил Голод. – А потом мы заболтались, я забыл сказать. А потом с Полиной беда… – Примите соболезнования, – искренне, как показалось Берте, проговорила матушка, коснулась рукой его плеча и тут же отошла в сторону. – Спасибо. Вы приходите проститься… – Короче, ваш друг так и остался в неведении, что в его владениях кто-то хозяйничает. – перебила этот обмен любезностями и вернула всех к действительности Берта. – И что мы стоим? Ничего не смущает? Чужой мужик на веранде, дыра в заборе, ямы… Кровь! Да жив ли Мутерперель? Если… молчит. И в доме его нет, а машина во дворе есть. – Сарай! – Голод ринулся куда-то в глубь заросшего сорной травой сада. Берта с матерью побежали за ним… – Поужинали – жесть! – Берта смотрела вслед машине «Скорой помощи», на которой увозили их соседа. С ним поехал и Голод. – Мам, я, наверное, поеду в больницу. Глеба Валентиновича забрать нужно будет, он же без колес. – Давай ключи, я съезжу, – мать протянула руку. – Они в доме, на крючке висят, как обычно, – внимательно посмотрела на нее Берта, пытаясь понять, кто из мужчин задел матушку так, что она даже готова рискнуть ехать в темноте в город. После той легкой аварии, где пострадал лишь ее старый автомобиль, мать зареклась садиться за руль. «Мутерперель? Нет… матушка страсть как ментов не любит, да и не блондин он, – усмехнувшись, подумала она. – Но и не Голод, вон как цеплялась к нему, чуть не загрызла. Все-таки майор… он же пострадавший, в конце концов!» – пришла она к окончательному выводу. Глава 20 Глеб стоял у окна в приемном отделении городской больницы, двор был освещен ярко, поэтому машину, которую он заметил на участке Аглаи, узнал сразу. Синий «Фольксваген» парковался на стоянке как-то очень нерешительно, словно за рулем сидел новичок. Глеб знал, что Берта водит машину давно, по его, собственно, заочной рекомендации она попала к опытному консультанту автомобильного салона, который и подобрал ей, скорее всего, эту модель. Впрочем, составив подруге дочери протекцию, он тут же о ней забыл. Случилось это года три назад, Ксюха до приобретения подругой первого авто уже успела разбить две дорогие иномарки. После Глеб спонсировал ее для покупки приглянувшейся ей спортивной тачки, которая оказалась роковой. Глеб почти не удивился, что с водительского места вылезла Аглая. Но от окна отшатнулся, сам не поняв, отчего ведет себя как подросток. Откуда появился этот страх быть замеченным, и почему вдруг к лицу прихлынула волна стыда? И в то же время он обрадовался, что к дверям больницы идет Аглая, а не Берта. Никогда ни одна женщина не вызывала таких противоречивых эмоций одновременно, все отношения, сколь длительными они бы ни были, развивались приятно ровно, без особых волнений и страстей. Чаще – с обеих сторон. А тут он бы к женщине со всей душой и желанием, если бы не эта необъяснимая агрессия с ее стороны. Чем не угодил-то?! Они и знакомы до сегодняшнего дня не были! А то, что говорила о ней мать… да ничего хорошего и не говорила, считала ее авантюристкой, обманом завладевшей имуществом Марковых. Глеб так и думал об Аглае – не очень хорошо, с неприязнью, а вот увидел, и что-то изменилось. Что себе-то врать – хочет он теперь ее всю в свою жизнь, в дом, в спальню. Бредовая мечта сбылась, как представит ее рядом с собой, близко-близко – впадает в нирвану, думать ни о чем не хочется, какие там были проблемы? Даже тут, в больнице, когда друг в реанимации, он думает о ней. И вот она, Аглая, а он – от окна шарахается. Стыдоба… А только что мечталось – не ушло бы это блаженство, только бы что-то сделать, чтобы на самом деле рядом была, потому что точно знает: не будет Аглаи, все вернется на круги своя – пустой дом, работа, опять работа, вновь пустой дом… – Как Федор Николаевич? Что врачи говорят? – Аглая смотрела на него с тревогой. – Он в реанимации, пока никто из блока не выходил. А вы зачем приехали? Переживаете? – с нескрываемой ревностью поинтересовался Голод. – Переживаю? Ну, конечно. А вы нет? – бросила она на него насмешливый взгляд и села на стул. – На самом деле Берта рвалась вас забрать отсюда, вы же без машины. Но с нее на сегодняшний день волнений хватит, пусть отдохнет. Вы в курсе, что ее мужа сегодня убили? Да, сядьте вы уже, наконец, нависли надо мной, как коршун! – Я в курсе, виделся с ней у администрации. Сильная у вас Берта, держится хорошо. – Сильная… не знаю, может, ей было бы значительно хуже, если бы не узнала, что у мужа имелась любовница. Ваша любимая дочь, кстати. – Она мне не дочь. Хотя да, я виноват, что она такая выросла, разбаловал. Полина предупреждала, мама, никого не слушал. Понимал, что откупаюсь, но продолжал совать деньги. На все, что попросит! – неожиданно с горьким отчаянием воскликнул он довольно громко. – Я честно хотел полюбить девочку, но не смог. Просто замкнулся на работе, чтобы дома реже бывать. А Ксюша в свою мать пошла, в Олесю. Та была без башни, лишь бы движуха вокруг, на месте бы не сидеть. Понятно, совсем молодая была, ей этот ребенок вообще не ко времени. А уж семейная жизнь тем более! – Он вдруг замолчал. Ох, как хотелось выложить Аглае все, что накопилось. До внутренней дрожи, до рвущихся наружу слез. От горечи, что не проходила никак, хотел разом, выговорившись, избавиться. Повиниться за все, что сотворил со своей жизнью, оправдаться, разобраться, наконец, что дальше-то? Так и доживать: деньги к деньгам. А они ему зачем? Одному… на пышные похороны? Или же можно надеяться, что приготовлен там, на небесах, ему кусочек простого мужицкого счастья. Чтобы с работы домой опрометью бежать, будучи уверенным, что там ждет она. Его ждет, а не его деньги. Ждет, чтобы обнять крепко еще в прихожей, и держать, пока не обмякнет он и телом, и душой, а потом и вовсе расслабится, вдохнув запах ее волос. Он не будет терпеть, сразу же пальцами за воротничок домашней блузки заберется, поглаживая мягкий пушок под прической, проведет несколько раз осторожно вдоль позвоночника, а отпустит, когда почувствует, как расслабилась она. Улыбнется, а потом поцелует долго. Вот тогда и пойдут они, обнявшись, в прохладную гостиную. И будет знать жена, что не ужин ему сейчас надобен, а нечто совсем другое… – Глеб, зачем же ты женился, если не любил? – как-то легко перешла на «ты» Аглая, а он воспринял это как шаг к перемирию. Хотя не ссорился он с ней! – Ксюша – дочь моего младшего брата по отцу Василия. Он бросил Олесю беременную… Глеб с удивлением наблюдал, как вдруг побледнела Аглая. И тут же отшатнулась от него, словно что-то вспомнив. Она даже порывалась встать и уйти, но он внезапно разозлился. Грубо схватив Аглаю за руку, усадил обратно рядом с собой. – Ну, вот что. Быстро признавайся, что я тебе сделал плохого! С первой минуты, как встретились, цепляешься к словам, смотришь с насмешкой. Выкладывай! – Разве это не твоя Ксения увела мужа у моей дочери? – с вызовом спросила Аглая. – Я, что ли, их свел?! И скажи еще – свечку держал? – возмутился Глеб. – Обалдеть какое обвинение. Просто детский сад, ей-богу. Это все? – Нет. Твой брат – подонок, который выжил меня из города, где я жила. Из-за него я уехала, вышла замуж за Лапина и всю жизнь провела за запертой калиткой, вздрагивая от любого звонка. Да, я жила в страхе и за себя, и за Берту. Потому что Голод – бандит, который угрожал мне… – Подожди-подожди… Да, Васька – сын моего отца, но я его видел один раз в жизни. Давно, в девяностых, они с Олесей заезжали ко мне в ресторан по дороге на море. Познакомились и дай бог если час общались. А через несколько месяцев Олеська беременная приползла ко мне, тощая и голодная. Я мог девчонку, которой и восемнадцати не было, на улицу выгнать?! Ну, женился, а что делать? Она родила, а я потом все ждал, когда у нее мозги на место встанут, влюбится – отпущу к любимому, чтобы жила в семье, Ксюху воспитывала. А она – пьяная на машине в овраг скатилась. И все. А Васька ни разу, понимаешь, ни разу не поинтересовался ребенком. Мне Ксюху нужно было в детдом отдать? Я об этом своем братце много интересного только сегодня днем узнал, Федор рассказывал. Да, не спорю, Василий – бандит, но я при чем? – Разве не у него ты взял деньги на первый ресторан? – Господи, откуда этот бред? Я пять лет вахтами на Север мотался, у мамы были сбережения, кредит в банке еще оформил. Да что я оправдываюсь! – махнул он рукой. – Если женщина вбила себе что-то в голову… – Простите, Глеб Валентинович.