– Еще как! В наше время в классе тоже были всякие группировки. Может, булинга откровенного не было, но отношения выясняли не всегда в словесных дуэлях. Родителям не жаловались, учителя часто знали о драках, но молчали. Латыши, Берта, живут под девизом «моя хата с краю, ничего не знаю». – И ты наполовину латышка. Скрытная и «хата с краю». Без обид, мам. – Что уж тут обижаться! – с досадой воскликнула Аглая. – Ты мне не скажешь, кто тот мужчина, с которым ты встречалась так долго? И почему расстались? – Он был женат. Какое-то время они с женой жили порознь, даже в разных странах. Потом она вернулась к нему. Я тут же разорвала отношения. – Любила? – Нет, Берта, не любила. Его было жаль, он слабый человек, ведомый. Зачем тебе все это? Я уже и лица его толком не помню… – Ладно, и вправду, не тема… А фотографии бабушки у тебя нет? – Семейные альбомы в самарской квартире. Я, когда уезжала, наши личные вещи на антресоли уложила. Дмитрий помогал… И ни словом не обмолвился, что там тайник! Как же я в нем ошиблась… А знаешь что! Соседка на днях звонила, что квартиранты съехали, а следующие заедут только первого июля. Давай слетаем в Самару на пару дней! – Не слетаем, мам, поездом только. Я посмотрю билеты, да? – Бронируй сразу, едем. А мне нужно срочно позвонить, – решила Аглая и набрала номер Мутерпереля. Глава 32 Федор торопливо ответил на вызов – звонила Аглая. Сердце замерло на секунды и забилось чаще, он выдохнул в трубку радостное «рад слышать» и тут же сник из-за делового тона женщины. Аглая сухо и коротко сообщила, что они с Бертой решили на пару дней съездить в Самару. И задала вопрос, не будет ли у него, майора, каких-либо поручений, вопросов и пожеланий. Он только и попросил, чтобы внимательно осмотрели антресоль и вернулись как можно скорее. Хотел добавить, что скучать будет, но одернул себя – глупо как-то. Аглая-то ему – любимая женщина, а он ей кто? Да никто пока… Федор посмотрел на мобильнике время, Антон должен был бы уже навестить Куренного и позвонить. Мутерперель хотел уже набрать капитана сам, но решил не дергать – пусть спокойно работает. О Семене Аркадьевиче Куренном Федор был наслышан, но лично не знаком. Поведал о нем еще при первом знакомстве начальник Федора в контексте, что, мол, есть у нас такие неуловимые деятели, что как ужи выкручиваются из-под обвинений, подставляя мелких шестерок. Назвал он еще несколько фамилий, менее удачливых, а Федору в память запала информация именно об антикваре Куренном. Потому что сам с некоторых пор увлекся антиквариатом и историческими артефактами. Только интересы у них с Куренным были разными. Антиквар занимался спекуляцией, а Федора увлекла история пропавших и до сих пор не найденных сокровищ. Лежа в госпитале с перебитым позвоночником, Федор много читал, можно сказать, что книги стали еще одним лекарством, которое помогало хотя бы на время забыть о том, что он неподвижен. Читал все подряд, что приносили сослуживцы, медсестры и лечащий врач. Детективы, фантастику, публицистику. Прочтя книгу, тут же забывал, о чем она, и брался за следующую. О вывезенных фашистами из Кёнигсберга ценностях Федор узнал, когда изучал немецкий, уже находясь в клинике Франкфурта. По его просьбе из городской национальной библиотеки доставляли книги и журналы, он переводил и художественную литературу, и статьи из журналов, и даже любовные романы. Почему именно эта статья о тайнах Кёнигсберга так его зацепила? Он посчитал, что их с Глебом и Димкой детское увлечение поисками клада белогвардейцев, так и не увенчавшееся успехом, сыграло тут свою роль. Изучив статью до конца, Федор составил целый список нужной ему литературы. В результате его переводов, сопоставления фактов, свидетельств очевидцев, современных искателей и историков у него сложилось два списка. В одном он перечислил те ценности, что были обнаружены и хранились в музеях мира. Другой список включал те реликвии, судьба которых до сих пор оставалась неизвестной. Вернувшись в Самару, он первым делом записался в библиотеку. В одном из альманахов Федор наткнулся на любопытную статью знакомого историка Сергея Карташова о поволжских немцах. Статья была пронизана сочувствием к судьбе изгнанных со своей земли властью Советов людей. Карташову удалось найти следы нескольких семейств, отправленных в сорок первом году по указу Сталина в Казахстан. Историк встретился с потомками депортированных и записал их откровения. Особенно Федора задел рассказ очень пожилой немки о том, как распадались семьи… В статье не было ничего на интересующую его тему утерянных сокровищ, но осталось ощущение, что не зря она ему попалась. Федор вспомнил о ней буквально вчера, когда Аглая говорила о своих немецких корнях. И тут же насторожился – фамилия той пожилой женщины, беседовавшей с Карташовым, была Шувье. Ирма Шувье. И вновь возникло чувство, что не совпадение это, а возможное родство старой немки и бабушки Аглаи. Федор позвонил Карташову, с которым не общался больше года, только ближе к концу рабочего дня, но на звонок ответил незнакомый мужской голос и сообщил печальную новость – историк скончался еще прошлым летом. Сейчас Федор был уже уверен, что все нити – та депортация поволжских немцев, сгинувший после войны в застенках НКВД дед Аглаи Франц Шувье, антресоли в самарской квартире бабушки Аглаи Ефросиньи Шувье, Димка Марков и тот неизвестный пока предмет, что выкопал из-под куста ежевики преступник, сплетены в клубок. Осталось только понять, за конец какой из этих ниток потянуть, чтобы его распутать… * * * Антон несколько раз нажал кнопку звонка, через забор пытаясь заглянуть на участок. Никто не торопился впустить его в дом, что было странно. Вроде бы, они с Бертой договаривались… или уже поздно? Он взялся за телефон, тот ожил в руках, ударив в глаза ярким светом экрана. – Берта, ну где вы? Не дома? Какая Самара?! А мне можно было позвонить? Забыла она… – возмутился Антон. – Возвращайтесь, арестован убийца твоего мужа и Ксении Голод. Да, один и тот же человек. Вы далеко? А… тогда только часа через два вернетесь. Почему не на поезде поехали-то? Ну, да… откуда билеты в разгар сезона. Ладно, я пока съезжу домой, будешь подъезжать к городу – набери меня. На его памяти сразу два тяжких преступления вот так, за полтора суток, не раскрывал никто. Да и тяжких за семь лет, что он живет и работает в этом городе, случилось наперечет. Половина – бытовуха. Грабежи, драки с поножовщиной, хулиганка – этого хватало. Но чтобы заказное убийство профессионалом? Антон был горд собой, но понимал, что без Мутерпереля не справился бы. Когда Антон с оперативником отдела подъехали к особняку Куренного, то был почти на сто процентов уверен, что откроет ему ворота Подоленко – где еще он мог надежно схорониться, как не у своего господина. Но его ждало разочарование. Куренной встретил их сам, уточнив, что отпустил прислугу на отдых. На вопрос Антона, почему же такой известный в городе человек, да без охраны, антиквар, хитро прищурившись, заявил, что бояться и скрываться ему незачем. Подчеркнув, что он-де послушный закону бизнесмен, Куренной с приветливой улыбочкой предложил чаю. Как только Антон озвучил причину их посещения – мол, побеседовать о близкой ему женщине Ксении Голод, антиквар заметно напрягся, но тут же взял себя в руки. «Да-да, очень жаль девочку, такая трагедия! Опасное там место, очень опасное. Да и что сказать, Ксюша частенько садилась за руль выпив бокал-другой. Журил я ее по-отечески, но я ей не отец!» – высказался Куренной чуть не со слезами на глазах. «А кем вы ей приходились, Семен Аркадьевич?» – тут же задал вопрос Антон. «Ну, понимаете… я человек немолодой, а тут девочка такая красивая мне симпатизирует… как откажешься? Грешен…» – потупив взор, ответил Куренной, а Антон вдруг заметил, как тот бросил осторожный взгляд на неприметную узкую дверь в углу комнаты. «Семен Аркадьевич, а Ивана Подоленко вы давно видели?» – «Подоленко… да, работал на меня очень давно молодой человек с такой фамилией. Но уволил я его, не припомню уже по какой причине… а почему вы спрашиваете?» – «Он объявлен в розыск по подозрению в убийстве трех человек», – не стал скрывать правду Антон. «Ай-ай… значит, это правильно, что я с ним расстался. Надо же, убийца…» – покачал головой Куренной, а внимательно наблюдавший за ним Антон вновь перехватил его мимолетный взгляд на ту же дверь. Антон резко поднялся с кресла и в один прыжок преодолел расстояние до двери. Рванул ее с силой на себя, выдернув из косяка крючок, который запирал створку с обратной стороны. Он успел выставить в проход ногу, Подоленко, а это был он, споткнувшись, упал, а когда поднялся с пола, на запястьях его уже красовались наручники. Куренной промолчал, когда Антон сообщил, что по подозрению в организации убийств Крушилина и Голод задержан и он. В кабинете Следственного комитета оба выразили желание сотрудничать со следствием. Удивило Антона то, что Куренной даже не заикнулся о вызове адвоката. Зафиксировав на камеру признательные показания, Антон очную ставку и допрос по существу предъявленных подельникам обвинений решил перенести на завтра. «Но приказа такого – убить – я Подоленко не отдавал. Парень предан мне, вот и решил проблему так радикально. Предали меня оба, Ксюша и этот Крушилин, а Иван переживал», – попытался вывернуться Куренной. «Ну-ну… ревность, предательство… только не вписывается в этот мотив карта памяти, которую Подоленко выкрал из квартиры Берты», – мысленно усмехнулся Антон. Но вслух лишь напомнил об ответственности за дачу ложных показаний. А потом поинтересовался как бы вскользь, не для него ли, Куренного, поработал в саду Аглаи Лапиной «копатель», но Семен Аркадьевич ответил отрицательно. «О чем это вы? Я же не один антиквар даже в этом городе. К тому же заказчиком мог стать любой коллекционер. И не обязательно проживающий здесь», – вроде бы искренне возмутился Куренной, но Антон ему не поверил. «А что, известно, что именно он там нарыл, ваш копатель?» – осторожно полюбопытствовал тот, Антон в ответ промолчал: развивать эту тему без обыска в доме Куренного было ни к чему, а ордер у прокурора нужно будет еще получить… Антон развернул машину на узкой улице и направился обратно к центру города. «Завтра Семен Аркадьевич ответит на все наши вопросы, можно не сомневаться. И назовет имя «копателя». Странно было бы, сказав «А», вдруг замолчать», – мысленно усмехнулся Антон. Глава 33 – Мама, папа, сядьте! А теперь, дорогие родители, выкладывайте все! – Никита не мог припомнить, чтобы отец с матерью от него что-то скрывали, поэтому заволновался, когда они вдруг вышли на террасу, о чем-то пошептались и вернулись к нему. Встали плечом к плечу у окна и уставились на него. Никиту воспитали так, что в любом детском грехе он мог без страха признаться сразу. А потом они втроем спокойно разбирали, прав он был или виноват. Обычно вопросы задавал отец, сын честно отвечал, часто эмоционально, пытаясь оправдаться. Его выслушивали, не перебивая, а потом вердикт выносила мама. И становилось легко – она умела сказать так, что Никита понимал, в чем виноват, а в чем нет. И ничего смертельного в ошибках нет, все можно исправить. Первые серьезные разногласия случились, когда он влюбился в свою будущую жену. И ладно бы пришлась не ко двору, нет, он видел, что она нравится обоим родителям. Но они с Алиной уже решили, что жить будут в Туапсе, и это возмутило мать. Или испугало, так точнее. Она что-то говорила о внуках, расстояниях, замаячившей старости… А Никита смотрел на отца, тот вроде был безучастен, но когда мама высказалась, сразу с ней согласился. Со временем родители смирились, наезжали почти каждый год, но как-то неохотно. И однажды тему о переезде к нему в дом твердо попросили больше не затрагивать. Теперь смирился он. И вот пожалуйста, похоже, всплывает какая-то тайна, в которой замешан третий… – Дело в том, что я тебе не родной, – начал отец. – Мама до нашей свадьбы уже побывала замужем. И ты родился в ее первом браке. – Я ничего не помню… а где мы жили? – На Волге, в Самаре. Тебе было два года, когда мама развелась с твоим отцом и мы втроем уехали во Владивосток. – Не понимаю, зачем было это скрывать? – пожал плечами Никита и облегченно вздохнул – господи, ну и новость. Сотни тысяч детей растут с отчимами, не зная своего биологического родителя. – Наверное ты прав, молчать не стоило. Твой биологический отец – полицейский. Следователь Следственного комитета. – Забавно. А сын – вор, – невесело усмехнулся Никита. – Где он живет, в Самаре? Хотя какая разница? Я так понимаю, ему двадцать с лишним лет до меня дела не было, что теперь вдруг случилось? – Это я попросила его не искать с тобой встреч, – торопливо вставила мать. Никита равнодушно кивнул. – Ты, Никита, его вчера чуть на тот свет не отправил. Очень надеюсь, что он жив, – со вздохом ответил на его вопрос отец. – Обалдеть… так майор Мутерперель – мой папаша? – Да. А этот дом, в котором, как я поняла, все и произошло, по всей вероятности – фамильное гнездо Мутерперелей. Я, правда, не была там ни разу, Федор почему-то никогда не рвался навестить родной поселок. Вообще удивляюсь, каким образом он там оказался. Ладно, я все рассказала, пойду помогу Алине… Мать вышла, Никита посмотрел на отца, тот, видимо, ждал его какой-то реакции на эту сногсшибательную новость. Но Никиту она задела лишь мимоходом, явно не изменив его чувств. Как любил отца, так и любит. И маму ни в чем обвинять не собирается. – Пап, не жди от меня упреков или обид, лады? Все норм, вы с мамой для меня – единственные и любимые родители. Отец молча кивнул. – Кстати, похоже, что майор вернулся в дом предков навсегда, я посмотрел в паспорте – буквально на днях он зарегистрировался по тому адресу. – Ты удостоверение тоже видел? – Да, майор юстиции, старший следователь СК. Жаль, не рассмотрел его толком. Вдруг я на него похож? Не знаешь, мать его хотя бы любила? – Нет, не думаю. У нас с ней любовь с юности, со школьных лет. Когда я получил срок за мошенничество, ее отец настоял, чтобы она вышла замуж. Твоя мама крутого нрава, так что ответила, что выйдет за первого встречного. Угрозу выполнила – вот так Мутерперель и стал ее мужем. Я вернулся в девяносто девятом, когда ты только что родился. Встретил Лару с коляской на улице. Мы поняли, что друг без друга нам не жить. – А мамины родители? Они живы? – Да, но мама с ними не общается. Это ее решение. И лучше с ней на эту тему не говорить… Ты вот о чем подумай – какова вероятность того, что Мутерперель на тебя выйдет? Может быть, вам на время уехать к нам? – Почти нулевая, пап. Было темно, я в балаклаве, на голове – капюшон. Да и видел он меня от силы две-три секунды. Приложил я его не очень сильно, дверь сарая, где оставил, подпер палкой так, что можно было, когда очнется, открыть изнутри. Думаю, он выбрался сам, сейчас жив и относительно здоров… – Не надо так цинично! – Ладно… А то, что Куренной меня не сдаст, я уверен. Да и кому в голову придет связать его со мной? – И все-таки тебя что-то беспокоит. – Этот его кореец. Только он мог убить Ксению. Если следил за ней и подслушал наш разговор в кафе. Она предложила самим реализовать ту вещь из свертка, а деньги разделить. Вроде у нее даже покупатель был. Я отказался сразу, ты же знаешь, я так не работаю, сам меня учил. Но так и не понял, ей-то это зачем? – На кону огромные деньги.