Даже с Бертой Глеб был знаком мельком – помнил, торопился, Ксюшка тогда назвала имя девчонки, стоявшей рядом с ней у школьного крыльца, он усадил обеих на заднее сиденье машины, рванул с места. Водитель, который возил дочь в школу, заболел, вот и пришлось забирать ее самому. Всю дорогу на часы поглядывал, а потом вдруг бросил взгляд в зеркало заднего вида – две испуганные мордашки на него таращатся. Сразу по тормозам – черт с ней, встречей, подождут. Так и запомнил подружку дочери – глазищи на бледном лице, черные брови дугой и два хвостика из светлых волос, украшенные огромными бантами. Других встреч он не припомнит. Хорошо рассмотрел он девушку лишь на видео с выпускного бала их класса. «Ксюха говорила, Берта – адвокат. Понятно, почему она сегодня о суде напомнила. Развод у Ксюхи должен был состояться с Павлом, а мне Ксюха даже ни намеком», – полоснула обидой мысль, заставившая его тяжело вздохнуть. Нет, не стала Ксюха ему родной, но все равно жалко дуреху. Чего не хватало? Ни в чем не отказывал. «Испортишь девку… до беды недалеко…» – вспомнились в который раз упреки няньки Полины. Так это что получается, он в смерти Ксюши виноват?! Да нет же… она просто в мать пошла, такая же – без царя в голове… Наверное, если бы Глеб не женился на Олесе, свои бы дети, а то и внуки были. Но не смог он тогда поступить иначе – грех сводного брата прикрыл. Жалеет? И не ответишь так сразу… Глеб узнал, что у него есть младший брат по отцу, когда учился в выпускном классе. Рассказала об этом мать, отца тогда уже в живых не было. Оказалось, командированный в Самару, тогда еще Куйбышев, батя не удержался от соблазна и подкатил к какой-то местной красавице. Удачно, с первой попытки сделал ей ребенка, но узнал об этом лишь через несколько лет, во время еще одной командировки. По старой памяти навестив красавицу, он еще в прихожей наткнулся на крепкого мальчишку, обувавшего ботинки. Только глянул, сразу сердце екнуло – свой. Прикинув в уме, что мальчишка на вид как раз подходящего возраста, чтобы быть ему сыном, батя после ухода парня вытряс правду из его матери Валентины. Та сунула ему под нос свидетельство о рождении ребенка. Мальчик был записан как Василий Валентинович Голод. Женщина заявила, что в качестве мужа его, Валентина Голода, она не рассматривает, им, мол, и без него хорошо. Но помощь примет: растет Васятка быстро, лишними рубли от биологического папы не будут. Уехал тогда батя домой и сразу покаялся перед женой. Глебу решено было не говорить о брате – подросток, реакция могла быть резкой. Да, наверное, так и вышло бы… Батя умер от сердечного приступа: стало плохо за рулем, сознание потерял, машина слетела в кювет. До больницы не дотянули… Глеб учился в девятом, мать еле уговорила его не бросать школу, чтобы пойти работать. Вот тогда он и узнал о грехе отца. Не осудил, нет – мать не позволила. «Не очерняй память об отце, Глеб. Я простила, и ты прости. Пускай отец покоится с миром», – сказала она. Глеб простил. Или думал, что простил. Эту тему дома больше не поднимали, постепенно о существовании родственника он забыл. Братец объявился, когда Глеб уже открыл свой первый ресторан. Это было в девяносто шестом, он запомнил этот летний день на всю жизнь. Они с Василием оказались очень похожи, просто две копии отца. Только взгляд брата не был таким добрым, как у бати. Пристальный такой взгляд, холодный, оценивающий. Глеб решил проявить гостеприимство: все-таки брат пришел к нему в ресторан, да еще с девушкой. Он понял, что Василий не бедствует, упакован неплохо, да и авто не из дешевых. К тому же Олесю, как звали спутницу, он вез к морю. «Дом в Геленджике снял на месяц, отдохнуть пора, а то все работа да работа. Вот решил по пути с братом родным познакомиться. Все же одна кровь», – объяснил он свое появление. «Чем ты занимаешься?» – задал вопрос Глеб, чтобы поддержать разговор – с ним-то самим все понятно, ресторатор он. «Бизнесом. Как все – кручусь», – коротко ответил Василий и перевел разговор на отца. Не выразив никакого сожаления по поводу его смерти, расспросил о поселке, где жила их семья. А после вскользь заметил, что есть, кажется, у них общий знакомый – Дмитрий Марков. «Партнер по бизнесу вроде как упоминал, что в вашем поселке детство провел. Знаешь такого?» – И вновь в глазах холод и настороженное ожидание ответа. Даже замер, не донеся бокал с соком до рта. «Конечно, одноклассник мой. Только я не видел его со дня окончания школы. А он, оказывается, в Самаре… да, раскидало нас всех… ну привет ему от меня передавай», – спокойно ответил братцу Глеб, поняв, что зарулил к нему в ресторан Васятка неспроста. «Во что ты вляпался, Димон?» – подумал с тревогой, ни секунды не сомневаясь, что «бизнес» братца с криминальным душком. Заторопился тогда Василий, девочку свою, бессловесную куколку, под локоток подхватил и – на выход. «Ну звони, если что», – протянул он Глебу визитку, уже садясь в машину. «Василий Валентинович Голод. Генеральный директор инвестиционного фонда «Содействие», – прочел Глеб, сунул картонку в карман рубашки, а потом и забыл про нее. Мать перед тем, как положить рубашку в стиральную машину, карман не проверила… Глеб начисто забыл бы о братце, тем более тот о себе не напоминал. Но меньше чем через полгода на пороге ресторана появилась Олеся. В тоненькой курточке, кедах (а уже почти зима, пусть и южная), с джинсовым рюкзачком за плечами. Испуганные глаза на белом как мел лице, даже не тронутом косметикой, вокруг губ синяя полоска – замерзла девочка на ледяном ветру. «Помоги…те мне, пожалуйста, Вася меня бросил. А домой мне нельзя», – пролепетала она и упала в обморок. Глеб родителей ее нашел, даже съездил в эту убитую деревушку под Самарой. Лучше бы не ездил – голь, нищета, детей от разных мужиков у ее мамаши еще пятеро. Оставил денег соседям, чтобы подкармливали малых, и уехал. К брату даже не сунулся, хотя нашел его без труда. Что его тогда остановило? Да просто подумал – пустой номер, пошлет его Василий Голод, генеральный, блин, директор, на фиг ему не нужна эта беременная девчонка. Несмотря на скандал, который устроила мать, Глеб женился на Олесе, поселил ее в городской квартире и навещал так часто, как мог. Мать признала невестку только лишь после рождения внучки. Ксюшу она полюбила всей душой, да и у кого бы не растаяло сердце при виде маленького ангела? А вот Олеся… как быстро она из запуганной братцем нищей девчонки превратилась в наглую стерву! Да буквально и месяца не прошло после рождения Ксюхи, как она впервые пропала из квартиры на несколько дней. Глеб по наивности тогда всех подключил: знакомых в городе, полицию и даже группу поисковиков-добровольцев. Сам в горы ходил с ними, окрестные леса прочесывали строем. А дней через пять при облаве притона наркоманов в частном доме краевого центра во дворе обнаружили ее машину. Самой Олеси среди кайфующих не было, но из хозяина дома быстро выбили правду – да, оставила авто, но сама уехала с любовником на море. Глеб тут же решил – разведется. Олеся слезно каялась, он… простил. Перебрались они в поселок на постоянное жительство. Ему казалось, так надежнее. На какое-то время Олеся затихла, даже к кроватке дочери пару раз за день подсаживалась, мать говорила – смотрит на ребенка и плачет. Игра была? Он до сих пор думает, что не могла она так притворяться, зачем ей это? А мать, осуждающе покачивая головой, только повторяла, что весь он в отца – доверчивый и добрый. Тогда Глеб думал, что Олеся перебесится, лет ей всего восемнадцать, не нагулялась. И дочь полюбит, и женой кому-то станет хорошей – отпустит он ее, если она влюбится, удерживать не станет. Полгода все было спокойно. Хотя и погуливала, но домой всегда возвращалась, с Ксюшкой возилась, казалось, даже интересно ей с малышкой. А потом вновь пять дней нет, две недели, три. И пейджер, который он ей купил, в ящике туалетного столика валяется. А через месяц – звонок: машина ее за Чертовой горкой в кювет вылетела на скорости, свидетелей полно, как петляла по дороге, словно пьяная. Так пьяная и была… Теперь под этой же горкой смерть свою нашла и дочь непутевой матери… Глеб дождался, пока гость (только званый ли?) Мутерпереля зайдет в дом, и только тогда спустился с чердака. К сваренному еще вчера борщу оставалось испечь пампушек с чесноком, и тогда, по его расчетам, к приезду Федьки они будут еще теплые. Глеб хотел бы накрыть стол в беседке, но на улице было влажно и душно, и он просто выставил все холодные закуски на кухонный стол, покрытый вышитым еще бабушкой рушником. Бросив на край стопку льняных салфеток, Глеб занялся тестом. Глава 11 Федор старался успокоиться. Удавалось с трудом, он даже поморгал для верности, но нет, прощальный взгляд Аглаи, который заставил сердце на миг замереть, а затем забиться часто, словно отпечатался на невидимом экране прямо перед его глазами, мешая обзору дороги. К тому же он так вцепился пальцами в руль, что суставы отозвались болью. Только когда тронул машину с места, удалось немного ослабить хватку. Он боялся лишь одного – ему почудилась эта благодарная ласковая улыбка. Не за что его благодарить Аглае, жила себе спокойно, а тут он, словно изверг, прошлое разворошил. А прошлое ее – боль и страх. Значит, почудилось… Уже подъезжая к владениям Глеба Голода, Федор вспомнил, что хотел прикупить чего-нибудь горячительного. И теперь имеется два варианта: вернуться к магазину или же звонить в домофон рядом с калиткой. Федор выбрал второе и, выйдя из машины, в первую очередь посмотрел на ворота. «Ну как же нам выжить без камер наблюдения! Кругом жулье и бандиты», – с долей сарказма подумал он, усмехнулся невесело и помахал в камеру рукой. Ворота тут же плавно отъехали в сторону. Федор с Глебом обнялись, получилось все же неловко, потому что устыдились порыва оба: четверть века прошло, мальчишек тех нет, два мужика старых. Глеб – седой, а у самого Федора шевелюра давно поредела, потому и стрижется коротко. Только на затылке еще мелкие завитки черных волос как напоминание о молодости, когда на цыгана смахивал. Вспомнилось вдруг, как кто-то из пацанов пытался ему кличку «Барон» прицепить, но огреб от него так, что другие и не пытались ему следовать. Федор осмотрелся: сад ухожен, дизайн, наверное, модный, он в этом ничего не понимал, мог только оценить двумя словами – красиво, не красиво. У Глеба в саду красота, но… бездушная какая-то. Наступить на стриженый газон страшно, словно зеленый бархат расстелен. Ни травинки лишней, ни цветочка сорного. «Вот у Аглаи…» – Федор вспомнил, как по плиткам, словно по клеточкам детских классиков, ступал – как сдержался, чтобы не перепрыгивать? Стыд остановил… «Ух, ты, беседка та, старая, сохранилась!» – заметил он строение, не вписавшееся в садовый ансамбль. – Ксюха здесь хозяйничала, долго на участке толклись всякие дизайнеры, садовники… Вздохнул свободно, только когда замуж вышла, владениями Павла занялась. Давай в дом, не смотри на беседку, жарища, не высидим тут долго, – отвлек его от воспоминаний голос Глеба. – Прости, мимо магазина проехал, с пустыми руками к тебе, – повинился Федор. – Смеешься? Ты к кому в гости пришел? Уж с продуктами и напитками ко мне точно являться не стоит. Ты как насчет того, чтобы по борщу моему пройтись, согласен? Рекомендую, не пожалеешь, тем более время обеда. – Давай, – коротко ответил Федор… – Ну, все, больше не могу, Глеб! Пощади. – Федор с удивлением смотрел на свою тарелку, скорее большой салатник, куда несколько минут назад Глеб налил ему борщ. Молча, стараясь не торопиться, Федор опустошил ее всю. Под левую его руку добрый друг детства заботливо подставил тарелку с пампушками, она теперь тоже была пуста. А Голод, ехидно улыбаясь, предлагал добавки. Да, Федор не завтракал, да и ужинал ли накануне, не помнит. Не накорми его Аглая бутербродами, он бы сейчас и вторую тарелку борща – с радостью. – Бог с тобой. Попозже чаем напою, пирожные мне одна дамочка-кондитер поставляет – услада души. – Кто – дамочка? – попробовал пошутить Федор. – Нет, пирожные, конечно, – не принял шутки Глеб. – Федь, ты давно приехал? Надолго? Прости, что сразу в лоб вопросами, но у меня беда – дочь сегодня погибла. – Я уже в курсе, Глеб. Жаль девочку. Ты брату сообщать не собираешься? – Федор знал, что биологическим отцом Ксении Голод был Василий. – Нет. Зачем? Ему наплевать было на ее мать и так же плевать на дочь. Много чего криминального ты нарыл обо мне? – с недовольством спросил Глеб, а Федор бросил на него удивленный взгляд: из них троих, по его мнению, самой праведной жизнью жил как раз Глеб Голод. – Работа у меня такая, Глебушка, информацию добывать. А в поселок переехать окончательно я решил только позавчера, до этого месяц жил и работал в городе, я – следак, как ты знаешь. В планах – обжить наш старый дом, а покой найти на кладбище, где похоронены предки. Как-то так. – О! Классно! То есть с погостом ты пока погоди. А с ремонтом я тебе помогу без проблем. Только ты убийцу Ксении отыщи. Федор молчал, ожидая продолжения. «Берта не сказала, что авария подстроена. Или сама не знала? Если так, то она чисто на интуиции связала убийство мужа со смертью подруги», – успел подумать он. – Мне сообщили, что был подрезан тормозной шланг. А я поначалу не сомневался, что она просто ехала под градусом и не справилась с управлением. – И часто она так садилась за руль? – Часто. Но водила, даже пьяная, отлично. Сам учил, она с тринадцати лет по полям рассекала на старых «Жигулях». Но мне даже в голову не пришло, что она не сама… Наверное потому, что мать ее погибла на том же месте. Федь, наши местные, конечно, будут рыть, но ты помоги. Виноват я перед Ксюхой, сам избаловал. Хреновый из меня воспитатель вышел… – Так сильно любил? – Откупался, какая там любовь… Послушай, официантка из кафе «Вершина» Тамара Сорокина рассказала, что Ксюха перед аварией встречалась у них с каким-то чернявым парнем. Опознать его сможет, тот особо и не скрывался. За столиком с ней парень просидел несколько минут, они перекинулись парой фраз, и он ушел. Но Тамара в окно видела, как тот подходил к машине Ксюхи. – Не думаю, что этот парень стал бы рисковать у всех на глазах, чтобы подрезать шланг. Хотя если знать как, дело не хитрое. Но найти парня надо. Камера у кафе есть? – Есть, но не работает. – Это все? – Нет. Сегодня должен был состояться суд по разводу Ксюши с мужем Павлом Дороховым. Фирма и все имущество у них в равных долях. Паша дело поднимал сам, с нуля, зачем ему половину отдавать бывшей жене? Это я тебе о мотиве… – Что у него за бизнес? – Клуб и фитнес-центр «Тритон» на Садовой, самый крупный и популярный в городе. Плюс прокат авто. – С хорошим доходом? – Без заранее приобретенного годового абонемента не попадешь. – Твои вложения в его бизнесе есть? – Нет, что ты. Все сам, говорю же – детище его, партнеров нет, конкурентов до фига, но те помельче. Заказать Ксюху мог, не скрою, хотя он как зять меня вполне устраивал. Думал, она с ним рядом поумнеет, остепенится, но нет. Еще тут оказалось, что мужик у нее какой-то нарисовался. – Откуда сплетня? – Все оттуда же, от Тамары этой. Ксюха и с ним в этом кафе отдыхала несколько раз. Красавчик, ее ровесник, не из бедных. – Знаешь, кто это? Олег Крушилин, муж Берты Лапиной. И его сегодня убили, Глеб. Профессионально – двумя выстрелами: прямым попаданием в сердце и контрольным в голову. Не удивлюсь, если обе смерти, Ксении и Крушилина, связаны между собой, – с сожалением глядя на побледневшего друга, произнес Федор. * * * Берта смотрела на мать: та, хотя и старалась выглядеть спокойной, взгляд отводила в сторону. – Я пойду прогуляюсь по саду, – бросила она небрежно и даже не тронулась с места, ожидая реакцию матери: откуда, как не из сада, та только что вернулась такая взлохмаченная и в грязной обуви? И что там такого опять нарыла? Еще чей-то скелет? – Не ходи, там грязно, – не сумев скрыть испуг, ответила матушка, а Берта удовлетворенно хмыкнула. – Давай, мамуль, колись, что еще такого загадочного ты нашла в нашем саду? Берта выслушала ее короткий рассказ и не удивилась. Не удивилась бы она даже и свеженькому трупу, до того плодовитым на мертвецов выдался сегодняшний день. – Кроссовки на крыльце валялись мужские? Думаешь, самого Мутерпереля? Аглая задумалась. Вот что показалось странным, мелькнуло в голове и тут же пропало, но она уже успела испугаться, запаниковать и сбежала. А обувь-то – на небольшую ногу! – Если и мужские, то не майора. Не больше сорокового размера, а при его росте… – Не факт, бывают высокие мужики с небольшой ступней. Но у Федора Николаевича лапа вполне даже, я заметила. Да что гадать? Он же натоптал вокруг беседки, пойдем посмотрим! Не по твоей же козьей тропе он скакал! – хихикнула Берта и осеклась под обиженным взглядом матери. – Ну, прости. Я не со зла! Смешная у тебя получилась дорожка. – А майор по ней очень аккуратно добрался до беседки. Шел, как и вчера, по плиточкам, ни разу не оступился. Да подрежу я траву, будет нормально! – с досадой добавила матушка. – Я лучше тебе еще пару пачек плитки куплю, – примирительно произнесла Берта и без перехода сменила тему: – Значит, Мутерперель вернулся в дом родителей не один. С женой? Нет, все-таки нужно съездить к Ритке, пусть посмотрит в домовой книге, кто прописан. Спрашивать майора напрямую, кого еще поселил в доме, опасно – он сам какой-то мутный, согласись. Из мегаполиса по доброй воле переселиться в наше захолустье, в почти развалившуюся хату… – Не утрируй, дочь! Дом внешне вполне пригоден для жизни. – Не суть. Главное – зачем он вернулся? Сказал – доживать…