Часть 26 из 32 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Сел на своё место, но на мокрый после дождя подоконник не стал облокачиваться. Он курил и пальцем теребил её волосы. Она, полулёжа, стояла в клине его ног. Её голова лежала на груди Платона и пьянила его ароматным запахом. Одной рукой она гладила его напряжённое колено и смотрела в смоль неба.
— Само собой разумеется, мы с тобой далеко не Ромео с Джульеттой, но ты мне сегодня дал возможность почувствовать себя полноценной женщиной. Я хоть и не верующая, но помолилась бы за этот медицинский кабинет, за нашего директора, который быстро с пониманием покинул кафе. Даже за твою коллегу, которая, не понимая, своей тупой ревностью только усилила мой интерес к тебе. Я не знаю, лирична ли я, но сейчас больше всего я благодарю дождь и эту беспросветную ночь. Это они вместе с тобой оживили меня.
— Я этой ночи готов честь отдать! Она сегодня допустила меня к твоим устам — прохрипел он от волнения и, выбросив за окно окурок, развернул её к себе. Её глаза испепеляли жажду, ту жажду, от которой вздымалась грудь, и сносились на пути все пуританские шлагбаумы.
— Полноценной женщиной ты почувствуешь, сегодня у меня дома, — горячо целовал он её в губы, — а сейчас это прелюдия к рассвету.
— Ты хочешь сказать, что сильный? — обдала она его горячим дыханием, — а почему слабую женщину на холодном полу держишь, а сам сидишь на троне, как царь? Я ведь не Анжелика, маркиза ангелов, я Людмила. Хочу взобраться на твоё место, быть царицей, и повелевать тобой, как мне заблагорассудиться. И ночь мы проведем в моей квартире, я не хочу тебя подводить. Сам посуди, мы появимся с тобой во дворе, а есть бабушки, которые от бессонницы имеют привычку сидеть круглосуточно около окна. И тогда пошло, поехало. Зачем тебе рушить семейную идиллию?
Она своими ладонями сжала его чисто выбритые щёки и впилась в его губы.
О такой страсти даже молодые не могли мечтать. Он престал контролировать себя и полез в разрез её платья. Она размякла и стала опускаться на пол, но он подхватил её, взял на руки и посадил на своё место.
Всё шло к бешеному соитию, но вдруг она потянула носом и мрачно сказала:
— Сергей, но мне кажется, здесь преобладает не запах любви, а фекалий. Ты чувствуешь, как ими противно веет, аж горло перехватывает. Закрой, наверное, створку, видимо наши бараны, под этими окнами устроили туалет. Завтра я нашему чабану взбучку устрою.
Он закрыл створку окна, после чего его руки обхватили её зад. Вкушая новые приятные эмоции, она приподняла его. Его руки утонули глубже, и он почувствовал под ним присутствие инородной массы.
— Мы с тобой, наверное, вляпались в погребную яму, — огорчённо произнёс он и выдернул руку от неё зада. В нос тут же огнестрельною волной ударил смердящий запах отходов продуктов пищеварения. Он преподнёс свои пальцы к носу.
— «Паштетом» вымазала негодяйка, ну не сволочь ли. Только ей на ум может придти эта проделка. А ты на чабана, как плохой следователь всю вину взвалила.
Она поняла по его интонации и разносящему запаху, что произошло невообразимое событие. Сошла с трона и, отдав ему пиджак, повернулась к нему задом.
— У меня сзади есть что — то? — спросила она.
Несмотря на густую темень за окном, он ясно увидал, на её красном платье, чётко выделяющееся бесформенное пятно.
Он потрогал и свои брюки, они тоже, как и платье имели однородную массу.
— Нам в туалет с тобой надо. Смыть с себя эту мерзость необходимо как можно скорее, а то меня сейчас стошнит.
Он чиркнул зажигалкой, стол и антресоль были вымазаны «паштетом». Позади антресоли на ДВП, губной помадой было выведено.
— Да я ворона, но белая!
— Месть на уровне умалишённых, — сказала она, — такую особу держать на серьёзной должности, равносильно на территории детского сада посадить белену и волчьи ягоды. Надо как можно скорее распрощаться с ней.
— Не горячись, — возразил он, — я тоже не в восторге от этого оригинального номера. Её тоже понять можно. Переведи всё в шутку и улыбнись. Ночь ещё не прошла, она только началась. А сейчас пошли обмываться.
В туалете он собственноручно мягкой губкой замывал её пятно, а она ему брюки, но больше всех пострадал его финский пиджак.
…Праздник любви в данный момент был ассенизаторским способом испорчен. Не знали они, что проказница в это время в кабинете массажа сидела на бетонном полу и тихо глотала горькие слезы.
А двое влюблённых в эту ночь провели с наглухо задёрнутыми от внешнего мира шторами, в её бордовой спальне. Благодаря двум пылающим сердцам, праздник любви был восстановлен. Утром они проснулись счастливыми.
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
Детский дом ещё спал, спала и Людмила Ивановна, но не в комнате массажиста, а на матах в большом зале.
Убежав от холода, она схватила свой старый пуховик, взобралась на мягкое поролоновое ложе в спортивном зале. Думала, там согреется, но в спортзале оказалось ещё холоднее. Тогда она прошла в раздевалку и собрала там ворох курток и свитеров, оставленными детьми. Всё это она забросила на маты, затем залезла сама туда. Два свитера надела на себя, а остальными тряпками окутала ноги. Немного согревшись, уснула. …Было шесть утра, не спал один директор. Не умываясь, он натянул на себя рубашку, на которой не сходились пуговицы, подхватил костыли под мышки и с обзором отправился по детскому дому.
Всех больше его тревожило внезапное исчезновение Розы, когда она не вернулась с его поручением. И первым делом он спустился в спортзал. Двери были открыты настежь, чего не должно быть. Он прошёлся по залу и начал проверять все двери. Дверь приточки была открыта. Он щёлкнул выключателем, задёргались лампочки дневного света, и осветили, свернувшись калачиком мирно сопевшую Розу. Она крепко спала на списанных тряпках, и ударивший свет в глаза не разбудил её.
Директор костылём ткнул её в живот.
Она открыла глаза и осмотрела своё привычное место, в котором не один год ей приходилось ночевать.
— Ты что Роза, за старое взялась, на грудь вчера принимала? Я тебя вытурю на хрен отсюда. Я столько усилий вложил, чтобы навечно тебя отрезвить и за один вечер всё насмарку ушло.
Она перекрестилась несколько раз.
— Папа ни капельки в рот не брала, вот тебе крест святой, — для убедительности она ещё пару раз окрестила себя. — Ты меня вчера послал за воблой, а я, наверное, угорела, когда готовила восточные блюда. Сморило меня здесь, когда я обнаружила, что приточка пуста. Ни воблы, ни варенья, ни мёда, ни ящиков с кондитерской фабрики, нет. Вернее, ящики есть, но в них нет ничего. Представляешь, это двести килограммов шоколада и конфет. И ещё фляга с мёдом под вентилятором осталась.
Директор фальцетом грязно выругался.
— Ты понимаешь, что меня за яйца повесят спонсоры, если узнают, что я детям не раздал сладости. Я в мае это должен сделать, а на улице октябрь.
— А я что тебе ОТК? Выбраковать должна, эту поставку? — развела она руками. — Ты лучше, приструнил бы Людку Мутовку, только у неё ключи были от всех замков спортивного комплекса.
— Это не возможно, — негодовал директор, — как такая козявка могла осилить полтонны негабарита? Она что тебе атомный реактор. От такого сладкого изобилия её бы золотуха давно скосила или диабет, а она поёт, и замечу недурно.
— У неё время на это было. Помимо этого она и у меня нового инвентаря под завязку вывезла. Оголила полностью нас.
Директор, услышав это, огрел в гневе Розу костылём.
— Сволочь, ты меня, что на нары хочешь упрятать? — брызгал он слюной.
Роза сжалась, но на директора не злилась, понимая, что в чём — то он прав.
В это время с матов соскочила Людмила Ивановна и незаметно юркнула на второй этаж в кафе. Но там двери были закрыты.
«Придётся домой идти в спортивной обуви, — подумала она, — хорошо, что сегодня у меня выходной, не увижу этих протокольных рыл. А Платон действительно друг, что надо! Не обиделся на меня и в защиту встал. Дай бог ему здоровья! От таких людей мир светлее бывает. И я тоже осветлением занимаюсь. Мы с ним родственные души. А директор, жулик и фашист, ясней ясного».
Она прошла к бассейну и обулась там в кроссовки. Проходя мимо ночного сторожа, буркнула:
— Гуд бай.
…На улице ещё было темно и она, не видя луж, шлёпала по ним в своих кроссовках. Дома залезла в ванну и после неё навела целую кружку кипятка с мёдом и залезла под одеяло. Уснула она быстро и проспала до обеда. Посмотрела на лежавший рядом телефон.
Схватила его и набрала номер Платона.
— Как ночь провёл? — первым делом спросила она, — не испачкала ли я тебя вчера вместе с царицей Джулией?
— Ты коварная плутовка, — раздалось в ответ, — ты не нас вымарала, а себя. Нормальному человеку и в голову никогда не придёт совершить такое злодеяние. Нельзя показывать, чем ты питаешься, будь это ананасы с рябчиками, или овёс с просом. Всё равно после мельницы эти снадобья превращаются в шлаки. Этим поступком ты окончательно перерезала ленту доверия к себе. И мне, откровенно говоря, сложно будет восстановить прежние отношения с тобой. Сама виновата во всём!
— Я это поняла, ещё вчера. Я как непревзойдённая актриса гарцевала перед тобой на сцене. Творческая натура ждала от тебя красивых слов, а ты даже не соизволил похлопать мне. Над моим музыкальным сувениром ржал, как конь. Мне больно это было видеть.
— Выступление на сцене было на пять. А сюрприз твой оказался из канализационной насосной станции. Мне такие подношения противны.
После этих слов, телефон заглох. Она бросила его на кресло и, распластавшись на диване, разрыдалась.
РОЗЫГРЫШ.
После того, как он отключил телефон, ему в голову пришла озорная мысль, не зло отомстить Людмиле Ивановне. Он включил компьютер и начал набирать на клавиатуре. Надеясь, что у неё интеллект ниже среднего уровня. И она не знает настоящей фамилии Гитлера — Шикельгрубер и его верных злодеев Гесса и Эриха Коха, он решил руководствоваться именно ими в своём письме.
КИНОСТУДИЯ «ЖАНР»
МОСКВА УЛИЦА МОСФИЛЬМОВСКАЯ. ДОМ 1, ОФИС 242. Уважаемая Людмила Ивановна!
Суть вопроса: Вы, вероятно, будете удивлены, получив это письмо от знаменитого режиссёра. Не удивляйтесь Дело в том, что я скоро буду снимать двухсерийный фильм «Закулисье Маты Харри», и мне нужна на эту роль более или менее похожа на неё актриса. Из нашего всего Российского театрального бомонда, я близко ни кого не вижу. Очень, много у каждой актрисы заметных отклонений, что может повлиять на качество картины, которую я намерен выставить на все Международные кинофестивали. Есть зарубежные актрисы, но их требования никак не укладываются в нашу смету. Они просят по десять тысяч долларов за час съёмок. А я намерен снимать этот фильм пять месяцев, в разных странах и один месяц на фешенебельном морском лайнере «Адольф Гесс». Вы понимаете, во что мне встанет этот фильм, если я приму их условия? Поэтому мне пришлось обратиться в Российский департамент статистики, где ваше фото вытащили из базы данных. И что вполне меня устраивает, это то, что съёмки стартуют в вашем городе. Это двойная удача для меня! Нужная женщина проживает в колыбели юности главной героини. Вы самая подходящая женщина на эту роль, а если быть предельно честным, то скажу больше; вы и Мата Харри одно лицо. Бригада продюсеров меня уже поддержала в выборе главной героини. А это я скажу, что мы с вами имеем уже определённый успех.
Цель и перспективы данного проекта: Цель я думаю, вам ясна. Я переполнен желанием, завоевать все Международные призы на кинофестивалях! А это я вам скажу не ваша тренерская зарплата и даже не моя. Снявшись удачно в одном фильме, можно безбедно жить не только в России, но и Майями, или Ялте. После кинопроката у вас появятся масса предложений от других режиссёров. Но уверяю вас, если вы сыграете отменно роль Маты Харри, то я вас никому не отдам. Будьте уверены я вам не дам затухнуть.
География съёмок: Неделю проводим в вашем городе, затем едем на месяц в Амстердам, далее идёт Лондон, Париж, Бухарест, Рим, Брюссель, Милан, Неаполь и как я уже говорил месяц на Средиземном море.
Оплата и существующие льготы: За один день съёмок по утверждённой продюсерской смете, вам будут начислять по пять тысяч долларов. Это значительно меньше, чем начисляют известным артистам, но вы должны понять, что они могут распределение заработной платы истолковать довольно дурно. Сами поймите, какая на студии поднимется чехарда, если у новоявленной актрисы из «Чухломы», будут гонорары выше, чем у знаменитостей. А с вами будет сниматься целая команда заслуженных и народных артистов. Теперь о льготах. Питание у нас пяти разовое и естественно плату мы за это взимаем. На ночь даём кефир и булочку с тмином. На съёмках обеспечиваем в избытке фруктами и овощами данного региона. Квартиру вашу на время съёмок оплачивает киностудия. Теперь подведу ориентировочный итог вашего гонорара за время съёмок. Съёмки будут проходить сто пятьдесят календарных дней, — теперь умножаем количество дней на пять тысяч, получаем 750000 тысяч долларов, к этой сумме вы ещё приплюсуете миллионные премии кинофестивалей.
Что вам следует сделать, если вы принимаете моё предложение: Вы должны забыть о прежней причёске. С сегодняшнего дня у вас на голове должны быть маленькие косички. Вы должны по дому ходить не в халате, а в просвечивающих шароварах восточных танцовщиц. Их можно пошить или взять напрокат в коллективах художественной самодеятельности. Вам нужно как можно скорее вживаться в роль юной Маты Харри. И ещё один важный момент, к которому вы должны подойти более чем серьёзно, — это походка. Я предполагаю, какая она может быть у спортсменок, — в известной степени далека от балерин. Поэтому если у вас походка не соответствует типовым стандартам танцовщиц, вам необходимо обратиться к местным хореографам и через неделю вы будете ступать как фотомодель. А наш хореограф в процессе съёмок доработает и уберёт все ненужные изъяны. Далее Вам в письменной форме нужно на вышеуказанный адрес отправить своё согласие, для заключения контракта. Мои помощники примут его, сам же я уезжаю на два месяца в Сантьяго заканчивать съёмки фильма «Коммунистическое величие». Один из моих помощников Эрих Кох, приедет пятнадцатого ноября в ваш город, проводить аттестацию улиц, и решать общие вопросы по съёмкам с местной администрацией. Поэтому прошу быть дома или на работе, он вас обязательно разыщет и передаст вам сценарий фильма, который вы должны знать, как алфавит. И пока меня нет, все непонятные для вас вопросы, решайте через него. На этом я заканчиваю и жду от вас разумного сигнала.
Главный режиссёр. А. Шикельгрубер.
Он перечитал несколько раз письмо, оно показалось ему вполне удачным, и распечатал его на принтере. Порывшись в кипе своих бумаг, нашёл подходящий офисный конверт, запечатал его и указал адрес получателя, не её домашний, а юридический адрес детского дома. К шестнадцати часам отвёз его на железнодорожный вокзал знакомой проводнице, которая работала на фирменном Московском поезде. Ей этот конверт нужно было отпустить в столице в любой почтовый ящик, чтобы для большей убедительности на нём стоял Московский штамп. Когда дело было сделано, он довольно улыбнулся, предвкушая чудотворную картину, как Людмила Ивановна будет ходить по детскому дому в косичках и отшлифовывать свою хоккейную походку. Вспомнив о прошедшей ночи, он решил телефонным звонком напомнить Людмиле Фёдоровне о себе. Её трубка молчала.
«Наверное, — спит после бурной ночи? — подумал он, — или у дочери в моём подъезде в гостях находится. Ладно, в понедельник встретимся».
Тогда он решил заехать на работу к другу Григорию в дом технического творчества, где он работал сторожем. С этим ветераном настольного тенниса они объехали всю страну, выступая на различных соревнованиях. Давно его не видя, решил с ним пообщаться. Григорий в этот субботний день заступил на сутки. Застал он его лежащим на кушетке перед экраном телевизора. Тот встрепенулся, когда услышал, звук открываемой двери. Увидев старого друга, расплылся в улыбке.
— Наконец — то сподобился навестить меня. Зазнался, что обыграл весь город, к себе поиграть не приглашаешь, — опустил он шутливо.
— У тебя Хаджа под боком с его Сибирью, там и столы дорогие и места много, а у меня всё скромно оборудовано. Места хоть и много, но полезной площади маловато.