– Я люблю тебя, Элис. Мама очень-очень тебя любит. Отец оттащил малышку. – Хватит. Не расстраивай ребенка. В мою сторону он ни разу не взглянул. И хорошо. Если бы отец меня заметил, то вдруг тоже забрал бы с собой? Я не хотела уезжать. Хотела остаться с мамой. Я глубже зарылась в подушки, покрепче обняла колени. Отец за руку повел Элис прочь. В дверях она помедлила. Посмотрела на меня, потом на маму. – Пока, мамочка. Пока, Клэр, – пропищала сестренка. Я часто думала – действительно ли она тогда прощалась? Или, наоборот, просила ее не отпускать? Мама подбежала к ним, схватила отца за руку. – Позвони, когда доберешься. Сообщи, где вы остановились. Вы едете на две недели, да? Он не ответил, стряхнул мамину ладонь. – Пойдем, детка. Я хотела удержать Элис. Хотела помешать ему, но от страха не могла пошевелиться. Отец может меня заметить. Вдруг он и меня увезет? Не смела даже головы повернуть и только краем глаза смотрела вслед Элис. Затем, стряхнув с себя оцепенение, я метнулась к окну. Элис села в автомобиль. Отец пристегнул ее ремнем безопасности. Захлопнул дверцу, прошел к водительскому месту. Я видела темный затылок сестренки в стекле заднего окна машины. Что-то заставило ее оглянуться. Она вскинула на меня голубые глаза. В тот же миг я поняла, что Элис не вернется. Она тоже это поняла. Глава 4 Спала я плохо. Каждые два часа открывала глаза, ворочалась с боку на бок, в голове мелькали образы Элис, их вытесняло лицо отца, на его месте вдруг возникали змеи и пауки. Не самые мои любимые создания. Среди ночи Люк в полусне погладил меня по голове, пробормотал – ну-ну, спи, малыш. И хотя это не помогло, мне все равно было приятно. Утром, пока все еще спят, я успеваю принять душ и одеться и начинаю кормить завтраком Хлою. – Как дела? – В кухню спускается Люк, чмокает меня в макушку. – Ты ночью глаз не сомкнула. – Так себе, – признаюсь я. – Только маме не говори. – Что не говорить бабушке? – спрашивает Ханна, жуя тост с джемом. – Не болтай с полным ртом, – замечает Люк. – И вообще, некоторые слова не предназначены для маленьких ушек. Он шутливо дергает Ханну за мочку, дочь улыбается, показывая перепачканные джемом зубы. – Какая ты красавица. – Я корчу ей рожицу. Ханна смеется. Я рада, что вопрос забыт. – Как вчерашний урок флейты? – спрашиваю, чтобы окончательно перевести разговор в безопасное русло. – Хорошо. Мы разучиваем новую песню. – Какую? – Я вытираю салфеткой рот Хлое. – Вот так, милая. Все съела. Умница. Ответ Ханны я пропускаю мимо ушей – в кухню заходит мама. Первым делом вижу ее глаза. Обычно они тусклые и печальные, в их глубине таится боль – отражение боли, живущей в сердце, и шрамов, уродующих память. Сегодня же мамины глаза светятся. Теперь я знаю, что такое «сияющие глаза». Они словно освещают кухню, излучают тепло и счастье. – Доброе утро, мои дорогие, – приветствует мама, садясь за стол. В руках у нее листок. – Вот мое письмо Элис. Хочешь прочесть? – Вопрос формальный, у мамы нет сомнений в моем желании, и она протягивает листок, даже не завершив фразы. – Это черновик. Я перепишу аккуратно. Ты добавишь от себя? – Да, сегодня же. Так странно по-настоящему писать Элис, я много лет делала это только в воображении. Мы с мамой обмениваемся улыбками – восторженными, счастливыми. – Просто волшебно, – кивает мама. – Читай. Моя дорогая дочь Элис! С чего же начать? Не могу передать, как осчастливило меня твое письмо. «Осчастливило» – не совсем подходящее слово. Окрылило! Огромное тебе спасибо за то, что ты нашла меня. Я ждала тебя с того самого дня, как тебя увезли в Америку. Просто ждала. И вот моя мечта стала явью. Мы, то есть я и Клэр, искали тебя. Клэр изучила все социальные сети вдоль и поперек. Она даже несколько раз нанимала частных детективов, но мы ведь не знали о смене фамилии. Наша с отцом размолвка произошла так давно, я о ней почти не думаю – зато постоянно думаю о тебе. История эта длинная и запутанная, ее лучше оставить на потом, когда мы сможем поговорить вживую. Как же я мечтаю тебя обнять, моя дорогая красавица дочь, прижать к себе, увидеть тебя, услышать твой голос, узнать о тебе все. У меня нет желания сильнее, чем увидеть тебя – прошу, приезжай в гости. Я оплачу путешествие, а твоя комната по-прежнему ждет тебя. Или я навещу тебя в Америке. Все будет, как ты пожелаешь, милая доченька, только скажи. Я столько всего хочу тебе рассказать! И столько всего узнать о тебе. Я люблю тебя. Целую. Мама. – Чудесное письмо, мама. Но ведь Элис дала свой электронный адрес, напиши на него. Будет быстрее. – Я возвращаю маме листок. – Знаешь, держать в руках письмо, которого касалась Элис, для меня бесценно. Может, ей тоже будет приятно получить от меня что-нибудь осязаемое, – говорит мама. – К тому же я давно не заглядывала в электронную почту. Я уже и пароль забыла. – Его легко восстановить. – Глядя на озадаченное мамино лицо, я добавляю: – Или завести новую почту. – Ты можешь позвонить тете Элис по скайпу, – вдруг заявляет Ханна. Надо же, она явно разобралась в ситуации. Впрочем, ничего удивительного – Ханна у нас умница. Я ей улыбаюсь. – А что? – Она пожимает плечами. – Мы ведь звоним так бабушке Шейле и дедушке Майклу. – Это когда видишь собеседника на экране? – уточняет мама. – Да. Знаешь, как мы общаемся с родителями Люка? – напоминаю. Мама морщит нос, а я смеюсь: – Что, тебе такое не по душе? – Как-то не очень. Придется делать прическу и приводить себя в приличный вид. Давай остановимся на электронном письме, ладно уж. Отправишь его со своей почты? – Конечно. Хотя Элис, наверное, предпочла бы писать тебе напрямую. – Я заношу электронный адрес сестры в телефон, делаю глоток чая и смотрю на часы. – Так, мне пора на работу. Обсудим все потом. Мама задумчиво тянет: – Жаль, что в конверте не было фото. Хотелось бы увидеть, какой она стала. – Может, Элис решила сперва прощупать почву? – Я тоже об этом думала, но боялась расстраивать маму и потому молчала. – Отправь Элис наши фотографии в ответном письме. – Да, так и сделаю. Люк, отсканируешь снимки? – Конечно, Марион. Вы только покажите, какие именно, без проблем. Я целую мужа и шепчу ему на ухо «спасибо». – Хорошего дня, девицы-красавицы, – награждаю я поцелуями Ханну и Хлою. Бывает, мне легко от них уезжать. Я очень люблю свою работу; я много трудилась ради нынешнего успеха. Адвокатская практика для меня не обязанность, а наслаждение. Но порой мне ужасно трудно покидать семью. Да, Ханна и Хлоя окружены заботой, не обделены ничем. Если бы Люк работал в офисе, а я сидела дома, было бы то же самое. И все же иногда я чувствую себя виноватой и мечтаю ухаживать за девочками сама – заставлять их чистить зубы, торопить со сборами в садик и школу. Я не жалею о том, как мы с Люком распределили роли, нашей семье это подходит; однако временами я испытываю тайное желание работать на дому, как муж. – Давай я буду два-три дня в неделю трудиться дома, – предложила я как-то Леонарду, но тот четко выразил свое отношение: – Во время работы следует фокусировать внимание исключительно на деле и ни на чем другом. Дома тебя станут отвлекать, хочешь ты того или нет. К тому же, если возникнет что-то срочное, ты будешь нужна мне здесь, на передовой. Я возразила, что смогу решать все вопросы по телефону или по электронной почте, но Леонард не уступил. Наоборот, разошелся не на шутку и устроил «показательное выступление» – не хуже, чем в зале суда. Способна ли я вообще работать с ним, Леонардом? Гожусь ли я в партнеры?! Он редко оттачивал на мне свой острый язык, но в тот день я долго зализывала раны. Я подъезжаю к конторе, все еще размышляя о своих девочках. Спешу в кабинет, по дороге с улыбкой приветствую администратора, но шага не замедляю – болтать я не в настроении. – Здравствуй, Сэнди, как ты? – Доброе утро, Клэр. Все хорошо. – Я хочу поработать над делом Макмиллана. Пусть меня пару часов никто не беспокоит. Записывай все сообщения, я разберусь с ними после обеда. – Улыбаюсь на ходу и проскальзываю в кабинет. Закрываю двери – сигнал для Тома с Леонардом, чтобы мне не мешали. Раскладываю на столе папки по делу Макмиллана и принимаюсь изучать бумаги.