– Это вопрос жизни и смерти, Лотта. Жизни и смерти. Жизни и смерти Франца, а может быть, даже всей её семьи. Желудок Лотты сжался. Она кивнула. – Тогда я прямо сейчас пойду её искать. – Я подожду. Лотте казалось, что она идет сквозь туман или, может быть, пелену сна. Всё ощущалось острее – стук сандалий по камням, холодный воздух, обжигавший щёки. Свет лился с неба яркими оранжевыми и красными полосами, лиловые сумерки сползали с гор, как вуаль. Воздух был таким резким, что Лотте захотелось вдохнуть его полной грудью, ощутить, как он наполняет её дыханием жизни. Я жива, подумала она. Прямо сейчас я жива. Может быть, так и ощущалась храбрость? Как мучительное осознание, ощущение того, что время драгоценно и мимолётно, течёт, как вода, неустанно тикает, как часы отца? Сколько ещё времени у неё будет? Она думала, что умертвит свои земные, плотские желания, но теперь остро их чувствовала. Мне всего двадцать, кричал её разум. Я хочу жить. Я, может быть, уже столько всего убила, но это? Дыхание моего тела, моё сердце, которое так бьется? Я не могу их уничтожить, я не стану этого делать. Ей казалось, что за последние два года она не открыла для себя вообще ничего нового. Лотта знала, что сестре Кунигунде сегодня поручили убирать спальню, и уже близилась вечерня. Она быстро шла по коридору, ощущая каждое проходящее мгновение, время, казалось, бежало все быстрее и быстрее. Сестра Кунигунда стояла на коленях и скребла каменный пол. Она подняла голову, когда вошла Лотта, и холодно произнесла: – Сестра Мария Иосиф. – Тебя хочет видеть один человек, – с трудом произнесла Лотта. Напряжённость между ними ощущалась сильнее, чем обычно. – Моя сестра. Кунигунда вопросительно подняла брови. – Она пришла, чтобы попросить помочь ученику моего отца, Францу Веберу. Кунигунда молчала, не сводила с неё глаз. – Он еврей. – А, – она медленно кивнула, – тебе нужна моя помощь. – Моей сестре… – начала было Лотта, но тут же осеклась. – Да. Во взгляде Кунигунды впервые мелькнуло что-то похожее на уважение. Она поднялась с пола, стряхнула с рясы пыль. – Твоя сестра здесь? – Да, в комнате для посетителей. – Иду. – Кунигунда побрела к двери, оглянулась. – А ты? Удивлённая, Лотта поднялась на ноги. – Да… да, я иду. Едва они вошли, Биргит подлетела к ним. – Вы Кунигунда? – спросила она. – Сестра Кунигунда, да. – Кунигунда вошла в комнату, Лотта помедлила, закрыла за ними дверь. – Вам нужна помощь, – сухо констатировала она. – Да, и как можно скорее. У вас есть… место? – Да, у нас есть место. – Кунигунда с вызовом посмотрела на Лотту. – У нас всегда есть место. – Так что мне делать? – Подходите к боковой двери сегодня вечером, во время вечерни. – Но вечерня уже вот-вот… – начала было Лотта, но Кунигунда взглядом заставила её замолчать. – Ждите у ворот. Стучать не надо. Вас встретят. – Не вы? – с тревогой спросила Биргит. Кунигунда покачала головой. – Может я, а может нет. Не знаю. Если человек, который откроет ворота, удивится, быстро уходите. В глазах Биргит вспыхнул страх. – Хотите сказать, к воротам может подойти тот, кто не… – Такого быть не должно, но кто знает. Иногда к этим воротам приносят дрова или ещё что-нибудь. Биргит сглотнула. Кивнула. – А потом? – Потом ваш друг может на какое-то время остаться здесь. Конечно, для всех будет лучше, если он как можно скорее покинет монастырь. Конечно, ему необходимы документы. Их мы сделать не сможем. – Да, я знаю того, кто об этом позаботится. Но что случится потом – куда он пойдёт? – Это не моя забота, – быстро ответила Кунигунда. – И если на то пошло, не ваша тоже. Чем меньше вы будете знать, тем лучше. Если вас спросят, вы ничего не сможете ответить. – Ну, вряд ли нас спросят, – заметила Биргит. – Это верно, скорее допросят, – согласилась Кунигунда, и какое-то время все трое молчали, осознавая степень риска, на который идут. Наконец Биргит сказала: – Нашего отца сегодня забрали. Повели на допрос. Лицо Кунигунды приняло сочувственное выражение, которое тут же сменилось решительным. – Тем больше причин скорее с этим разобраться. Идите быстрее. И возвращайтесь как можно скорее, как только стемнеет. Биргит кивнула, посмотрела на Лотту. – Ну… – она сглотнула, – мы ведь ещё увидимся? Лотта подняла глаза, потрясённая тем, как сильно она изменилась за столь короткое время. Она уже чувствовала, что прошлое устремилось ей навстречу, и она не могла представить себе возвращение к прежней жизни. Вновь читать молитвы, подметать пол, сидеть в тишине… Это казалось абсурдным. Это казалось ужасным, но в то же время ей сильнее, чем всегда, хотелось той простоты, той безопасности. И она понимала, что их не вернуть. – Увидимся, – сказала она и физически, как рябь в воздухе, ощутила изумление Кунигунды. – Я встречу вас у ворот, – пообещала она, и Биргит улыбнулась. Следующий час тянулся с чудовищной медленностью, но с каждой минутой, с каждой секундой ужас и решимость Лотты росли. Она готова была это сделать, невзирая на скептицизм Кунигунды и собственный страх. Она хотела этого, пусть и боялась по-прежнему. Может быть, вот как ощущалась храбрость. – Нельзя отлучаться вдвоём во время вечерни, – сказала Кунигунда, когда Биргит ушла. – Это может вызвать подозрения. – А кто может нас подозревать? – спросила Лотта. – Кто об этом не знает? – Есть несколько человек, – мрачно пробормотала Кунигунда. – И они решат, что их долг перед Богом – доложить о нас. – Она многозначительно посмотрела на Лотту, и та приподняла подбородок. – Я о тебе не докладывала. – Но ты говорила с настоятельницей. Настоятельница всё ей рассказала, поняла Лотта, и её вновь охватило чувство вины. Что подумала досточтимая мать об её ханжеских разглагольствованиях? Вспомнив об этом, она съёжилась от отвращения к себе, в то же время понимая, что с тех пор не стала лучше. – Я не хотела, чтобы у тебя были неприятности. Во всяком случае, такие. – Ты хотела, чтобы я лишний раз прочитала «Радуйся, Мария»? – Как ни странно, глаза Кунигунды смеялись. – Не знаю, чего я хотела, – призналась Лотта. – Наверное, чтобы всё стало как раньше. Но это невозможно, да? – Да, – ответила Кунигунда, – невозможно. Лотта опустила голову. – Прости, что рассказала о тебе настоятельнице. Теперь я на твоей стороне, сестра Кунигунда, и мы заодно. Колокола звонили к вечерне, эхом отдаваясь в тишине холодной ночи, когда Лотта шла к боковым воротам аббатства. Она ускользнула, когда сёстры начали собираться, и, пробираясь по коридору, поймала взгляд Кунигунды и заметила её понимающую полуулыбку. У ворот никого не было. Лотта дрожала на холодном ветру – март выдался по-зимнему холодным, и пики Зальцкаммергут были по-прежнему покрыты снегом. Когда же они придут? Вдруг их остановили, вдруг даже арестовали? Они всё расскажут, как и обещала Кунигунда, и вскоре у дверей аббатства появятся гестаповцы. Тогда, сказала себе Лотта, они арестуют и меня, но вера поможет мне быть храброй. Это всё, что я могу. Мысль немного успокоила её, но лишь немного. Она выпрямила спину, и всё её тело напряглось, когда она услышала шаги. Напряжённо вглядываясь в темноту, она думала – как жаль, что нельзя иметь при себе фонарика. Наконец из темноты выплыло круглое, как луна, лицо Биргит, а с ней шли Франц и Иоганна. При виде обеих сестёр Лотта не смогла сдержать радостный вскрик.