Он встал с места и снял с крючка свою куртку. В окна доносились автомобильные гудки с бульвара; взвыла и затихла какая-то двухголосная сирена. В воздухе стоял запах выхлопных газов и разогретого битума: город плавился от жары. — Не знаю, что вы об этом думаете, но, по-моему, у нас достаточно оснований, чтобы взять этого субчика под стражу. И шеф направился к двери. — А Домбр? — спросил Сервас. — Его подружка подтвердила алиби. — Он на свободе? А фотографии? А угрозы в адрес Амбры? А попытка сбежать? Ковальский повернулся к нему. — Забудь о Седрике Домбре. Парень, конечно, не в себе, но девушек он не убивал. * * * На этот раз ворота были закрыты, но полицейские заглянули сквозь решетку ограды как раз там, где в высокой живой изгороди была прореха. Дом на конце аллеи был освещен, как круизный лайнер в порту. Все лужайки заливал яркий свет, а поле для гольфа с другой стороны дома, наоборот, тонуло в полумраке. Сервас посмотрел на часы. — Уже больше девяти вечера, — сказал он. Ковальский, и глазом не моргнув, спокойно надавил на кнопку звонка. — Да? — раздался из переговорного устройства хрипловатый голос. — Господин Ланг? Старший инспектор Ковальский. Можно войти? — С какой целью? — спросил голос. — Это мы вам сообщим в доме. Раздалось жужжание, и ворота медленно открылись. Под стрекот кузнечиков они двинулись по плотно укатанной, посыпанной гравием аллее. — Двадцать один ноль семь, — заметил Мартен. — До шести утра мы уже не имеем права ни заходить в частное жилище, ни требовать нас впустить. — Смотри и учись, — ответил Ковальский. Сервас увидел, как он подкрутил коронку наручных часов и широким шагом направился к дому. Под козырьком входной двери его дожидался Ланг. Силуэт хозяина четко читался на фоне идущего из дома света. В руке он держал бокал вина, за воротничком рубашки виднелась салфетка. Ковальский остановился напротив него и сунул ему под нос часы. Ланг вгляделся в циферблат. — Господин Ланг, считая с двадцати часов пятидесяти шести минут сегодняшнего дня, то есть понедельника, тридцать первого мая, вы задержаны. Глава 15, в которой все проводят скверную ночь — А это так необходимо? — спросил писатель. Было половина десятого. Маленькая подвальная комната без окон так накалилась от жары, что казалось, сейчас сварит их всех в собственном соку. Вокруг Ланга стояли Ковальский, Манжен, Сен-Бланка и Сервас, которому на ум сразу пришла сцена из «Полуночного экспресса». — Раздевайтесь, — повторил шеф группы. Оба секунду смотрели друг другу в глаза, затем Эрик Ланг наклонился и начал медленно, с непринужденностью стриптизера, стаскивать ботинки. Он расстегнул и снял рубашку, потом ремень, носки и белые брюки. В этот момент кто-то сказал: «Ни фига себе!», и в комнате наступила тишина. Все четверо рассматривали одно и то же. С одинаковым удивлением. Сервас никогда не видел ничего подобного. И остальные, скорее всего, тоже. — Трусы снимать? — Нет… нет… и так хорошо… Ковальский прищурился. — Что это такое? — поинтересовался он. Ланг указал на свои ноги. — Это? — Да. — Ихтиоз. — Что? — Эта штука называется ихтиозом. Врожденное заболевание кожи. Все уставились на серо-коричневые ромбовидные чешуйки, покрывавшие сухую, морщинистую кожу его ног, бедер, живота и груди. «Чешуя, — подумал Сервас, — как на змеиной коже». Как на тех фотографиях… Он вздрогнул и почувствовал озноб, словно в комнате вдруг стало холодно. — Название происходит от греческого ихтис, что означает рыба. Из-за чешуек, разумеется. Хотя мне бы больше… нравилось походить на змею. — Он улыбнулся. — Это очень древняя болезнь. О ней упоминали еще в Индии и Китае за много веков до Иисуса Христа. Кожа делается ломкой, отшелушивание происходит постоянно, так что можно сказать, что я оставляю чешуйки повсюду, где прохожу: и здесь, и, к примеру, на месте преступления… Он бросил выразительный взгляд на Ковальского. — Хорошо, одевайтесь, — сказал тот. — Вы уверены? А разве не хотите осмотреть мою задницу? — Один совет: никогда со мной не хитрите, Ланг, — сурово отчеканил сыщик. — Пошли, человек-змея, надо снять твои отпечатки пальцев, — бросил Манжен с мрачным сарказмом. * * * — Я хочу видеть своего адвоката. — Он уже в пути. Это сказал Сен-Бланка. Со своей ранней лысиной и сильными очками Сен-Бланка был похож на карикатуру на конторского клерка. С виду невозмутимый, он обладал силой инерции, которая позволяла ему амортизировать любую волну шока: качество в высшей степени полезное при допросах. Ковальский и Манжен молча глядели на Ланга, как двое хулиганов, замышляющих какую-нибудь шкоду. В коридоре звучный баритон спросил, где кабинет шефа группы, и на пороге появился высокий, массивный человек с пятидневной щетиной, глазами навыкате и повадками сангвиника. — Здравствуйте, мэтр Ногале, — сказал Ковальский. Адвокат бросил на всех взгляд, в котором отражалось и классовое презрение, и абсолютное безразличие. Затем нахмурил брови и посмотрел на своего клиента. — Всё в порядке? — Всё хорошо. Но будет еще лучше, когда вы меня отсюда вызволите, — ответил Ланг, подняв голову. — И я собираюсь подать жалобу на плохое обращение и унижения. — Гм… — поколебавшись, произнес адвокат. — Ваше задержание еще только началось, Эрик. Я ничего не могу сделать, пока не пройдет двадцать четыре часа. Вам сообщили, что против вас выдвинуты серьезные обвинения? Вы хотите встретиться с врачом? Вы можете сделать заявление, отвечать на вопросы или молчать. Ковальский помассировал себе затылок. — Совершенно верно, мэтр. Кабинет в вашем распоряжении, — сказал он, запирая ящики стола и вставая с места. — У вас полчаса. И ни секундой больше. Через двадцать минут Ногале вышел, задрапированный в собственное достоинство и в статьи уголовного кодекса. — Мой клиент заявляет, что невиновен, — объявил он с истинно профессиональной торжественностью. — Я здесь, чтобы сказать вам, что он не имеет никакого отношения к этому печальному событию и что я буду тщательно наблюдать за тем, как будет проходить содержание моего клиента под стражей. Надеюсь, ваши методы изменились вместе с помещением. Вам известна моя репутация, господа, от меня ничто не укроется. И он пристально, одного за другим, оглядел всех. — Нам известен ваш послужной список, мэтр, — спокойно заметил Ковальский, — и те, кого вы защищаете. Как вы говорите: «Все имеют право на защиту». А теперь ваше время истекло, — сказал он, посмотрев на часы. — Выход там, господин адвокат.