— Наши техники, может быть, смогут добиться лучшего разрешения, — пояснил Венсан. Сервас улыбнулся и благожелательно кивнул в знак полного понимания. — Вернитесь к мозаике, и давайте продолжим, — сказал он. В 3.11 на многих картинках появились еще две фары, приблизились к одной из камер, проскользнули под другой и отъехали, копируя маневр «Ситроена», чтобы припарковаться рядом. «Сеат Ибица». Мандель… — Этот кадр, пожалуйста, — сказал Сервас. — На весь экран. Парень повиновался. — Остановите, — сказал сыщик. Черты лица великана различались плохо, но было видно, что он упирается головой в крышу автомобиля, слишком маленького для него. Сервас вглядывался в экран, пока не заболели глаза. — Давайте дальше. Фанат тоже выключил фары. Оба водителя опустили стекла: Мандель — со стороны пассажира, другой — со своей стороны. Должно быть, они что-то сказали друг другу, потому что губы Манделя задвигались в полутьме; потом другой водитель высунул руку в окно. Они не видели, что он бросил, но секунду спустя в «Ибице» загорелся свет, и четко обозначился профиль Манделя. — Остановите на этом изображении… Скопируйте… Дальше… Все было так, как описывал Мандель. Он осмотрел то, что лежало на пассажирском месте, сделал знак соседу и выключил внутренний свет. «Ситроен» погасил фары, освещавшие большой рекламный щит впереди, сдал назад, повернул и собрался уехать. — Стоп! — крикнул Сервас. — Остановите изображение! Машина застыла на месте, словно ее остановили на всем скаку, заснятая сзади и немного сверху. — Зум! — скомандовал капитан. — Опустите… А теперь увеличьте… Они поняли, чего он добивался: весь экран заполнял теперь номерной знак. 9. Четверг Лес Уже вечерело, когда они повернули на запад, а потом на юг по автостраде А64, «Пиренейской», и Сервас, как это всегда с ним случалось, когда он оказывался на этой ведущей в горы дороге, напрягся. В его мозгу рождались и гасли образы: психиатрический институт в глубине долины, лагерь отдыха в заснеженном лесу, бесчеловечный клуб насильников над детьми, лавина, белый замок, обезглавленный конь… Он никогда не забудет эту зиму с 2008-го на 2009-й. Временами у него возникает ощущение, что именно тогда он и родился как сыщик. И теперь всякий раз, как Мартен приближался к этим труднодоступным вершинам, у него все внутри сжималось. Они свернули с автострады возле Сен-Годана и взяли курс на юг, прямо к вершинам гор, проезжая по бесснежной равнине, разделенной на квадраты полями, лесными полосами, дорогами и деревнями в два-три дома. Иногда по дороге попадалась давно заброшенная церквушка, а рядом с ней — такое же заброшенное кладбище и речка, которая журчала в тихом вечернем воздухе, когда они быстро переезжали ее по мостику. И везде, закрывая собой горизонт по ту сторону холмов, судорожно вздымалась к темнеющему небу первобытная и дикая преграда. Эта каменная громадина, казалось, бросала им вызов. Сервас наблюдал, как она приближается к ним вместе с ночной темнотой, и в нем нарастало дурное предчувствие. Одна за другой потянулись деревни: Рьеказе, Деспито, Суейш, Аспе. Потом дорога круто пошла вверх и сузилась. Ее обрамляли каменные парапеты, а сверху нависали темные склоны, заросшие высокими пихтами, которые загораживали небо, отбрасывая на дорогу тени, и казалось, что вечер наступил раньше времени. А путники тем временем продвигались все дальше и дальше в этой таинственной тени. — Еще далеко? — спросил Сервас, чувствуя противный комок в желудке. Номерной знак «Ситроена D4» гласил, что владельца зовут Гаспар Фроманже. Согласно сведениям, полученным в службе техпаспортов и в налоговой инспекции, он руководит лесхозом с офисом в Сали-де-Сала. В офисе им объяснили, что господин Фроманже вместе с бригадой находится в горах. Они заняты рубкой леса в долине на границе департаментов Верхняя Гаронна и Арьеж. В общем, у черта на рогах… — Еще с десяток километров, — ответил Эсперандье, когда они выехали на берег быстрой и бурной речки. Желудок Серваса все хуже и хуже реагировал на резкие повороты. Тут были сплошные ущелья и перевалы, которые местные называли «портами»: мосты, узкие проходы, переправы, горные потоки, крутые виражи дорог. Тут не ездили — тут лавировали на серпантине, круто поднимались и спускались, совсем как мореплаватели или исследователи девятнадцатого века. Последний крутой подъем среди хвойных деревьев и папоротника — и Эсперандье заглушил мотор. Выйдя из машины, Сервас услышал внизу шум горной речки, и его лицо обдало холодным и влажным воздухом. Со всех сторон взмывали вверх крутые горные склоны, покрытые высоченными стволами деревьев, поднимавшихся к быстро темнеющему небу; фары автомобиля освещали только их основания. Сервас поднял глаза к вершинам деревьев и увидел среди пихтовых веток совершенно нереальную луну, а ниже еще светились последние сполохи заката. Становилось холодно. Он застегнул молнию своего анорака и увидел на склоне узкие полоски снега, напоминавшие белую грибницу. Вместо вечерней тишины лес был наполнен звуками машин, криками и свистками. Шум шел откуда-то сверху. Прямо перед ними начиналась узкая тропа, пересекавшая широкую просеку, всю в глубоких следах автомобильных шин. Деревянная табличка запрещала идти дальше, но полицейские миновали ее и полезли вверх по крутому склону, по выбоинам и рытвинам. Они зажгли фонарики, и лучи света заплясали в темноте леса. Не успели пройти и ста метров, как среди деревьев возник чей-то силуэт. Человек махал руками и большими шагами спускался к ним, перепрыгивая через рытвины. — Вы табличку видели? Здесь запрещено ходить! Поворачивайте назад! На человеке была оранжевая флуоресцирующая защитная каска и такой же комбинезон. Сервас и Эсперандье достали удостоверения. — Послушайте, — сказал рабочий, — здесь опасно. И обеспечить вашу безопасность никто не сможет. — Это вы Гаспар Фроманже? Человек нахмурил брови под каской. — Нет. А зачем вам… — Проводите нас к Гаспару Фроманже. Рабочий помедлил, поглаживая бороду и оглядываясь по сторонам, словно решение могло прийти из леса, потом пожал плечами и отвернулся. — Пойдемте. Они гуськом пошли за ним, сначала по тропе, потом напрямик через лес. Двигаться по высокому и ровному строевому лесу особого труда не составляло. Нижние ветви деревьев были спилены, чтобы получить гладкие стволы, а остальную растительность составляли папоротники да ежевика. В воздухе стоял смолистый аромат спиленных деревьев, пихтовой хвои, а еще земли и свежего снега. К нему примешивался терпкий запах выхлопа от лесопильных машин, наполнявших ревом лес, и было слышно, как перекрикиваются друг с другом лесорубы. Вдруг лес содрогнулся, послышался оглушительный треск, за ним — шум хвои, и где-то рядом упало дерево. Они добрались до места, где было больше всего народу. Сервас увидел трактора, высоко сидящие на огромных колесах, прицепы, подъемные краны — в общем, весь железный зверинец, собравшийся в ярком свете прожекторов. Механическую собачью свору в самой середине леса. На всех лесорубах были такие же оранжевые каски и комбинезоны. — Кто из вас Гаспар Фроманже? — крикнул Сервас. Один из лесорубов указал рукой наверх. — Гаспар там, на лесосеке. Но я вам туда идти не советую. — А прерваться ненадолго он не может? — уже заорал Мартен, чтобы перекрыть грохот. — В этом гвалте он вас просто не услышит! Надо подождать, когда он закончит! — Долго ждать? — Примерно час… — Нет времени ждать, пошли! — приказал Сервас после секундного размышления. — Это где? — Но там опасно! — Где это? — Там… Хоть каски-то наденьте! Лесоруб протянул каждому по каске. Мартен водрузил свою на голову, даже не застегнув, и пошел по направлению к пляшущим в подлеске огням. Чем ближе он подходил, тем оглушительнее становился грохот. Такого ему еще слышать не приходилось. А потом он увидел и саму машину. Кабина из плексигласа высоко сидела на четырех огромных колесах, причем передние были ростом с человека. Длинная коленчатая «рука»-захват заканчивалась «клешней», снабженной рольгангом и поперечной пилой. Огромная «клешня» раскачивалась и примеривалась, а потом обхватывала ствол пихты, сжимала смертельным объятием и срезала легко, как спичку. Затем укладывала ствол горизонтально и с металлическим гулом, похожим на гудение тысяч шершней, начинала быстро двигаться вдоль него, мгновенно обрубая ветки, пока ствол не становился гладким и голым, как лыжная палка. И только после этого распиливала его на секции, пригодные для погрузки в прицеп. Вся операция занимала не более минуты. В таком ритме от леса за несколько дней ничего не останется. И Сервас подумал, что человек — единственный в мире хищник, способный уничтожать свою естественную среду обитания. Он воспользовался коротким моментом передышки, чтобы подойти поближе и посигналить руками, но тут коленчатая «клешня» снова, как огромная змея, пришла в движение, и металлическое чудовище атаковало следующий ствол. Там, в плексигласовом шаре, человек манипулировал рычагом, не обращая на него никакого внимания. Мартен подошел еще ближе. На этот раз совсем близко. Наконец Фроманже заглушил мотор и открыл дверцу кабины. — Эй! Вы что, больной? Какого черта вы там ошиваетесь? Хотите получить стволом по башке? — Я вам уже давно машу! Почему вы не реагируете? — Этот агрегат стоит двести тысяч евро! — крикнул Гаспар Фроманже. — Он должен себя окупать! А вы как думали? Очистите территорию! Не знаю, кто вы такие, но здесь вам делать нечего! Иначе я спущусь и сам выпровожу вас пинком под зад! Сервас подумал о другом альфа-самце, еще об одном Лу Ларсене, словно сошедшем со страниц романа Джека Лондона. Фроманже напомнил ему Лео Ковальского. Он достал удостоверение и помахал им в ярком свете прожекторов. — Полиция! Лесоруб застыл на месте и молча уставился на сине-бело-красную карточку. Потом вдруг выпрыгнул из кабины и рванул в лес. — Эй! — крикнул Сервас. — Эй! Не раздумывая, он бросился за беглецом в погоню сквозь папоротники, перепрыгивая через поваленные стволы. Каска соскользнула у него с головы и куда-то укатилась. Торчащая из ствола ветка больно оцарапала лоб, оглушив на секунду, но он продолжал бежать, стараясь не потерять беглеца из виду.