— Фроманже! Вернитесь! Очень быстро ровная площадка кончилась, они оказались на крутом склоне и помчались вниз. И тут Сервас понял, что ввязался в достаточно рискованное предприятие. Он бежал по склону, который становился все круче и круче, а внизу виднелся силуэт прыгающего между деревьями Фроманже. О, господи! Куда его несет? Теперь ему приходилось притормаживать, поскольку склон стал почти отвесным. Лес густел, а вместе с ним сгущалась и темнота. Он во весь опор несся в какую-то темную лощину, путаясь на ходу в зарослях ежевики, кустарника и молодой поросли и моля бога, чтобы земля не ушла у него из-под ног. К лицу липла паутина, мелкие острые ветки с иголками царапали руки и с сухим треском рвали куртку, но Мартен не обращал на это внимания. — Фроманже! Остановитесь! Последние отсветы заката погасли. Теперь деревья освещала лишь голубоватая луна, и казалось, что пихты впиваются в нее своими острыми ветками. Впереди вздымался и быстро приближался противоположный горный склон, темный и холодный. Они с Фроманже бежали прямо в очень глубокий и узкий каньон, буквой V врезанный в склон. Со дна доносился звук текущей воды, песня печальная и мрачная, как голос сирены в ночи. — Фроманже! Продираясь сквозь кусты, Сервас слышал, как шумит ветер в пихтах, чувствовал, как хлещут по лицу острые иголки, как в ботинки набивается снег, ощущал соленый вкус крови на губах и отчаянный галоп сердца. Разум его теперь воспринимал только самые элементарные вещи. Сыщик превратился в дикое животное, которое попало в капкан и отчаянно пытается из него выбраться, чтобы выжить. Он вполне допускал, что в любой момент может свалиться в какую-нибудь невидимую пропасть, поскольку мерцающая луна то появлялась, то исчезала, как пугливый олененок, освещая только краешек неба. Хватит ли ему сил на подъем, он не знал. Гораздо легче было катиться кубарем вниз. Все глубже и глубже… Внезапно склон под ногами пошел резко вниз, Мартен споткнулся, упал, подвернул ногу, больно ударился лбом о ствол дерева и выругался. Стоя на коленях, он дотронулся до лба и понял, что рана кровоточит. Подвернутая лодыжка болела. Но, несмотря на боль, он встал и побежал дальше. Вдруг кустарник расступился, и Сервас оказался перед открытым пространством. Он резко затормозил и понял, что находится на скальном выступе, за которым — пустота. Пропасть. Черная и пугающая. Когда же он понял, что чуть не улетел туда, сердце у него забилось где-то в горле. Слева от него виднелся узкий металлический мостик через пропасть, а на мостике — фигура Фроманже, который уже почти добрался до противоположной стороны каньона, громко топая по стальной конструкции. Лесоруб явно не случайно побежал именно в эту сторону: в отличие от Серваса он прекрасно знал местность и ориентировался даже в полной темноте. Мартен, упершись руками в колени, всей грудью жадно вдыхал ночной воздух. В боку возникла резкая, колющая боль. Он рискнул выглянуть за скалы, окружавшие выступ. Далеко внизу в густой тьме редкими серебристыми искрами посверкивало русло потока. Эти отблески и позволили оценить глубину головокружительного обрыва, на край которого он угодил. Ноги сразу подкосились. Справа в лунном свете, выше по течению, Сервас различил заросшую мхом крышу какой-то лачуги, прилепившейся к склону; лес уже почти поглотил ее. Он еще немного отдышался, закашлялся и сплюнул. Надо было обдумать ситуацию, но голова работала плохо: усталость и страх ослепили рассудок. Карабкаться вверх по этому бесконечному, почти отвесному склону было решительно выше его сил, а дальше гоняться за лесорубом казалось чистым безумием. Что делать? Грудь жгло, как огнем, колени дрожали, лодыжку дергала сильная боль. Дождаться остальных и потом идти цепью прочесывать горы? Фроманже не мог уйти далеко. Сервас снова сплюнул, откашлялся и, прихрамывая, двинулся дальше. Дрожь в коленях не унималась. Он сделал неуверенный шаг одной ногой, потом другой. Вроде бы мостик не слишком шатался. Интересно, как давно его проложили и не обломится ли он под ним? Было уже слишком темно, и увидеть, в каком состоянии мостик, он не мог. Но ведь Фроманже по нему прошел, а он всяко был гораздо тяжелее. Сервас пошел дальше, и до него долетел шум потока, а вместе с ним — туман и мелкие капли воды. То ли от усталости, то ли от страха ноги дрожали все сильнее и сильнее. Мартен уже дошел до середины мостика, когда произошло нечто непредвиденное. Вот уж такого он никак не ожидал. Из темноты на другой стороне мостика возник чей-то силуэт, и он увидел, что ему навстречу большими шагами идет Фроманже. — Да что вы… Сервас подобрался и приготовился к удару. У него не было ни малейшего сомнения относительно воинственных намерений лесоруба. Чтобы выиграть время, он подпустил противника меньше чем на метр и ударил кулаком. Но попытка оказалась неудачной: Фроманже ловко увернулся, схватил его за горло и стал теснить к парапету. Когда бедра Серваса коснулись перил, его охватила паника. Он схватил лесоруба за фуфайку. — Что вам от меня надо? — крикнул тот. — Оставьте меня в покое! Теперь Фроманже тряс его, как грушу, и Мартен наполовину висел над пропастью, а бедра его были буквально раздавлены перилами. — Фроманже, прекратите! Да прекратите же, черт возьми, я сейчас упаду! — Мне надоело, с меня хватит! Поняли? Мартен сглотнул, и адамово яблоко и маленькую косточку рядом с ним пронзила боль. Он чувствовал, что позвоночник вот-вот хрустнет, как ветка, под давлением перил. Боль стала нестерпимой, и он, изловчившись, ударил лесоруба по лицу. Это была скверная идея… Фроманже оттолкнул его, и капитан, потеряв опору под ногами, сделал кульбит назад. Мир вдруг перевернулся вверх дном: горы оказались внизу, черная пропасть — вверху, а лес — посередине. Он услышал собственный крик, эхом прокатившийся по горам, хотя кричать не собирался, закрыл глаза и уже приготовился улететь в пустоту и переломать себе кости о скалы, торчащие из потока, как вдруг чьи-то руки схватили его за ноги и удержали от падения. Он открыл глаза, вытянул шею и посмотрел на ноги. Гаспар Фроманже, выгнувшись дугой, держал его, крепко обхватив за колени. — Перестаньте брыкаться, иначе я вас не удержу! — рявкнул лесоруб, изо всех сил таща его наверх. Сантиметр за сантиметром, гримасничая и надсадно кряхтя, он вытащил сыщика, железной хваткой удержав за бедра. Бедрам было очень больно, мощные руки лесоруба держали их слишком крепко, но Мартену было наплевать. Фроманже все тащил и тащил его, пока тело Серваса не перевалило через перила, и он, плохо соображая, как это случилось, не оказался на четвереньках на узком мостике, с изрядно помятыми ногами и спиной, но живой и невредимый. Секунду спустя они сидели рядышком, стараясь отдышаться и прийти в себя. — Вот черт! — только и сказал Фроманже. — Ну, вы меня и напугали! Оба они тяжело дышали. Мартен растирал ушибленный локоть. — Вы собираетесь посадить меня в тюрьму? — поинтересовался его спаситель, еле переводя дыхание. Сервас был ошарашен. — Что? — Ведь вы же за этим сюда приехали… По лесу прошел ветер, пронесся по ущелью и громко прошелестел листвой. — Так, значит, это были вы? Фроманже уставился на него. — Вы и так уже всё знаете, разве не так? Раз приехали сюда… — Лесоруб несколько раз тяжело вздохнул. — Растрата фондов, злостное банкротство, уклонение от уплаты налогов… Сколько еще времени будут прикапываться после вас? — В смысле? — не понял Сервас. — Два года? Три? Можно подумать, черт возьми, что я кого-то убил! Мартен посмотрел на лесоруба. С мрачного лица прямо на сыщика глядели блестящие глаза. В них таился страх. Страх попасть в тюрьму… — Это вы о чем? — спросил Сервас, чувствуя жжение в груди всякий раз, как открывал рот. Фроманже прокашлялся, и легкие у него захрипели, как кузнечные мехи. Он сплюнул. — Дьявол! А о чем я говорю, как вы думаете? О том, ради чего вы здесь, черт бы вас побрал! Эхо донесло до них громкие крики из глубины леса. Их разыскивали, их звали. Сервас различил в темноте огни. — У вас есть «Ситроен четыре», Фроманже? — Чего? Сырость с поверхности мостика проникла сквозь джинсы, и у него промок зад. — Я спрашиваю, есть ли у вас «Ситроен четыре»… — Ну да, есть, а что? При чем тут «Ситроен»? Я купил его совершенно законно… — Кто-нибудь другой пользуется этой машиной? Лесоруб поглядел на него с искренним изумлением. — Моя жена… с тех пор как ее машина сломалась… Не понимаю… что за проблема с тачкой? В этот момент их осветили и даже немного ослепили лучи множества фонарей. «Вон они!» — крикнул кто-то. Из леса показались люди. Сервас поднялся с места. * * * — Ничего не понимаю, — сказал Фроманже, держа в руке стаканчик с горячим кофе. Он прислонился спиной к одной из машин в центре поляны, посреди спиленных стволов и ветвей. — Ваш автомобиль зафиксировала камера наблюдения на парковке торгового центра в три часа в ночь со вторника на среду, — повторил Сервас, дуя на свой кофе. Здесь, в заледеневшем перелеске, тепло, идущее от стаканчика, поднималось к самому лицу. — Не может быть. Ответ прозвучал резко и категорично. Сервас достал из внутреннего кармана куртки фотографию формата А4, распечатанную с одной из камер, расправил ее, протянул Фроманже и поморщился. Нестерпимо болели ребра, колени и вывихнутая лодыжка. Короче, болело везде понемногу. На одной из ладоней виднелись глубокие царапины и порезы. Один из рабочих принес пакет первой помощи, продезинфицировал ему ладонь, а заодно и царапину на лбу. Куртка во многих местах была порвана и выпачкана в земле и в пятнах зелени. — Это ваш автомобиль с вашим номерным знаком. — Этого не может быть, — не сдавался лесоруб, возвращая ему фотографию. Сервас попросил всех отойти в сторонку и оставил с собой только Эсперандье. Над их головами в ветвях заухала сова. Должно быть, она улетела, когда машины перевернули вверх дном весь лес, а теперь вернулась. Она привыкла к этому месту и решила отстоять свои права на него как на свою собственность. — Где вы были в три часа ночи? — Спал. — Дома? — Да. — Кто-нибудь может это подтвердить? — Моя жена.