Первое, что сделал Сервас, выйдя на следующее утро из дома, это открыл почтовый ящик. Там было пусто. Что за бестолковый нотариус… Где конверт? И только потом он сообразил, что сегодня воскресенье. У тебя, мой милый, уже шарики за ролики заходят. Мартен договорился со своей юной соседкой, что она присмотрит за Гюставом. Она предупредила его, что в воскресенье согласится побыть с ним только за двойную плату. Это молодое поколение и вправду знает толк в ведении дел… Сервас чувствовал себя виноватым, бросив сына на целый день. Сколько же раз ему приходилось так поступать? Он позвонил Самире и Эсперандье и попросил их приехать к нему в отдел. По дороге он набрал еще судью Меспледа и рассказал ему о вычитанных совпадениях, о Зоэ Фроманже и об автомобиле на парковке. Тем временем туман сгустился, из белого стал серым, и теперь его машина двигалась в тумане, как самолет в облаках. В двадцати метрах впереди ничего не было видно, и когда проезжающие мимо машины пробивали серую пелену красными глазами огней, дома превращались в призраки с размытыми контурами. — Вы уверены? — переспросил в трубке голос судьи. Ответить Сервас поостерегся. — Тогда действуйте. Я свяжусь с судьей по личным и гражданским свободам. Вы получите санкцию по факсу через час, майор. — Капитан, — поправил его Сервас и отсоединился. Он вышел из лифта в длинный пустой коридор. Внутри свет не горел, снаружи клубился серый туман, и в здании сделалось как-то очень неуютно. Его шаги гулко отдавались в тишине. — Привет, патрон, — встретила Мартена Самира, сидевшая, положив ноги на его стол. — Ты не находишь, что как-то непоследовательно получается: с одной стороны «патрон», а с другой — ботинки на моем столе? — поинтересовался он. Самира быстро сняла ноги со стола и рассмеялась. — А что происходит? — спросил Эсперандье, сидя на одном из стульев, обычно предназначенных для подозреваемых и их адвокатов. Венсан вряд ли знал, но Сервас помнил, что эта фраза была очень ходовой шуткой среди полицейских в начале девяностых, когда министром внутренних дел был Шарль Паскуа[32]. Она постоянно была у всех на устах и в итоге обрела вид этакой «шутки-фикс». Сервас открыл ящик стола и вытащил пистолет. — Мы едем к Лангу, делаем обыск и задерживаем его, — ответил он. 16. Воскресенье Крестик Туман еще больше сгустился. Маленькие рощицы и холмики поля для гольфа тонули в его глубине, а солнце превратилось в бледный, как луна, диск. Выйдя из машины, Сервас ощутил на губах привкус тумана, а на коже — его влагу. Он подошел к воротам и нажал мокрую кнопку звонка. — Да? — Это капитан Сервас, господин Ланг. Можно войти? Ворота с гудением открылись. Дом в конце аллеи смотрелся какой-то бесформенной массой. Впереди колыхались и закручивались вокруг деревьев беловатые хлопья тумана. Полицейские молча протопали по гравию аллеи к дому. Подойдя поближе, Сервас различил на крыльце фигуру Эрика Ланга, стоявшего на пороге своего мастерски спроектированного дома. — Чувствуете этот запах? — сказал он. — Это запах Гаронны. Обычно, чтобы его ощутить, надо подойти к самой воде, а сейчас он поднимается вместе с туманом и присутствует в каждой его капельке, как пахучие молекулы в дезодоранте. Запах утопших душ… — Писатель бросил быстрый, осторожный взгляд на спутников Серваса. — Вы явились не один, капитан… — Господин Ланг, мы должны произвести обыск в вашем доме. Он заметил, как расширились глаза писателя, но это была единственная реакция. Потом на его лицо снова вернулась бесстрастная маска. — Поскольку меня не уведомили официально, я полагаю, у вас есть санкция на обыск, подписанная судьей, — сказал Ланг. — Конечно. Сервас протянул ему факс. От тумана бумага слегка намокла и покоробилась у него в кармане. Ланг бросил на нее короткий взгляд и молча пригласил их войти, не требуя больше никаких подтверждений. — Могу я узнать, что именно вы ищете? — Нет. — Я должен позвонить своему адвокату. — Звоните. Но это ничего не изменит. Туман льнул к стеклам, оставляя на них липкий след. И создавалось впечатление, что сидишь в гигантском аквариуме, где плавают здоровенные рыбины. Для работы они разделились: Сервас взял на себя кабинет Ланга и первый этаж, а Эсперандье и Самира — второй. Он направился в кабинет и, едва переступив порог, узнал обстановку с фотографии, которую получил Реми Мандель: те же стеллажи с книгами, тот же рабочий стол с лампой, тот же кожаный бювар. Все в точности такое же. И снова возникли вопросы. Был ли убийцей тот, кто послал фото, а следовательно, продал рукопись Реми Манделю? Как он разыскал фаната, как узнал, где с ним можно увидеться? Все это никак не вязалось с Гаспаром Фроманже. Мартен быстро пробежал глазами по книгам на стеллажах. Круг чтения Эрика Ланга был очень эклектичен: здесь стояли рядышком романы и эссе, биографии, поэзия и даже комиксы. На отдельной маленькой полке разместились переводы его книг. Сервас насчитал двадцать языков. В ящике письменного стола он обнаружил несколько часов марки «Патек Филипп», «Ролекс» и «Егер-Лекультр»; ящик для сигар из красного дерева с вмонтированным в крышку медным гидрометром; ручку «Монблан»; скоросшиватель; десятки карандашей и маркеров; бумагу для писем с водяными знаками и конверты верже цвета слоновой кости; запонки, ключи и мятные леденцы. Заурядный грабитель, несомненно, сначала взял бы часы. Они наиболее прибыльны, и их легче сбыть. Дальнейший осмотр письменного стола не принес ничего особенного. Сервас вышел из комнаты. Что он, собственно, искал? Он что, думал, что прошлое вот так возьмет и всплывет на поверхность? Здесь, в этом доме? Мартен толкнул следующую дверь. За ней оказалась тесная комната, что-то вроде гардеробной, где стояли стеллажи из обыкновенной ДСП, а не из дубовых плашек, как в кабинете. На стеллажах стопками лежали скопившиеся за десятки лет журналы, обозрения, газеты и каталоги. Каждая стопка была сантиметров сорок высотой. Интересно, были ли там статьи о деле первопричастниц? Уже при одной мысли о том, что надо просмотреть всю эту массу печатной продукции, ему стало не по себе. На стеллажах и на бетонном полу стояли еще штук двадцать коробок, и на каждой толстым маркером был обозначен год, с 1985-го до 2017-го. Материалы за пять последних лет находились в одной коробке. Поскольку крышки не были заклеены скотчем, Сервас открыл одну из них и прочел на конверте, лежавшем сверху: «Для господина Эрика Ланга, издательство YP». Это была переписка с читателями. Сервас вспомнил, что сказал Ланг по поводу письма Амбры в 1993-м: я не коллекционирую письма. Так вот почему переписка последних лет уместилась в одну коробку: почтовую бумагу, конверты и марки заменили имейлы и сообщения в Фейсбуке. Теперь простые читатели и фанаты имеют прямой доступ к любимому писателю, минуя мелочный отбор писем в издательствах или задержки почтовой доставки. Но разве это частично не лишает загадочности писателей, обычно не желающих жертвовать своим высоким уединением и спускаться на арену из своих неприступных башен из слоновой кости? Разве обязан автор круглосуточно быть доступен в один клик? Разве их ремесло не требует отстранения и сосредоточенности, иными словами, нелюдимости в легкой форме? Как можно ввязаться в драку и одновременно находиться над ней? Сервас перебирал десятки конвертов с марками, и сердце у него забилось. Найдет ли он здесь письма, отправленные Амброй и Алисой? Эти пламенные послания двух девчонок, едва переступивших порог детства, но уже ставших безоговорочными фанатками Ланга? Ведь именно эти послания побудили того написать ошарашивающе интимные ответы, которые Сервас уже читал в далеком прошлом… Может быть, что-то пустило корни и теперь поможет посмотреть на их взаимоотношения в новом свете? Он вытащил коробку с надписью «1985» и открыл ее. О господи, да она полна до краев, тут сотни писем… Мартен открыл первый конверт, вынул из него два листка и первым делом посмотрел на подпись. Безоговорочно ваша, Клара (написано черным фломастером). Следующий конверт: С трепетом жду вашего следующего кусочка тьмы. Нолан (написано пером, синими чернилами, украшено рисунком). Еще один: Ваша преданная и бессонная фанатка, Лалли (написано зеленой шариковой ручкой). Подбросьте нам сегодня свежей кровушки. Тристан (напечатано на машинке). Я о вас думаю, я вами грежу, я вас пью, я вас пожираю. Ноэми (красная шариковая ручка, нисходящие прямые линии в буквах жесткие и агрессивные). Кучка конвертов рядом с коробкой все росла, по мере того как Сервас доставал их один за другим. «Сколько же таких читателей было у него в 1993-м? И сколько среди них было безоговорочных фанатов? А сколько чокнутых среди безоговорочных?» Он не смог удержаться, чтобы не просмотреть еще несколько писем. Дорогой Эрик (если позволите мне такую фамильярность), мы провели целый вечер в спорах о ваших книгах, пытаясь определить, какая же из них лучшая. Не скрою, баталия развернулась нешуточная, но когда все аргументы и ругательства были исчерпаны, первое место досталось, как того и следовало ожидать, «Первопричастнице»… Еще одно: Дорогой господин Ланг, Ни одна книга до сих пор не производила на меня такого впечатления… И еще одно: Господин Ланг, Ваши книги отвратительны, и сами вы отвратительны. Все в вас вызывает во мне протест, а от ваших книг меня воротит. Я больше никогда не стану их читать. Вдруг снаружи раздался крик. Сервас прислушался. Кто-то во второй раз его позвал. Крик шел со второго этажа. Он вышел в коридор и подошел к лестнице. — Что случилось? — Иди-ка посмотри! — крикнул Венсан. Мартен поднялся по лестнице, стараясь не выказывать нетерпения. Может, там и нет ничего интересного. Так, ложная тревога… Но он хорошо знал своего заместителя, и если уж у того голос вдруг стал пронзительным, почти истеричным… Сервас уже слышал такие нотки в голосе Венсана в ходе других расследований и знал, что они означают… Стараясь дышать спокойно, он поднялся на верхнюю ступеньку и огляделся. — Я здесь! — крикнул Венсан.