— Сколько она у вас пробыла? — Два часа, три, четыре… вы думаете, я помню? — А вы помните, как она была одета? — Конечно, нет! — Она вас заводила? Провоцировала? У Амбры было такое обыкновение, да? Вы сами нам заявляли когда-то… — Сервас пролистал блокнот и нашел нужную страницу. — Вот: «…Это была все та же Амбра, маленькая грешница, все та же сумасбродка… О, Амбра — мастер соблазнения. Она обожала играть с мужчинами, это был ее конек. И поверьте мне, она умела их разогреть. Она умирала от желания трахнуться, а на самом деле была на это неспособна…» — И что? Я сильно преувеличивал, знаете ли. В то время, когда вы меня допрашивали, я был молод, горяч, непокорен. Я был взвинчен, разозлен: мне хотелось спровоцировать полицию, поглядеть на ваши физиономии, когда я говорил такое… — Вы ее тогда трахнули, Эрик? Ланг напрягся, услышав свое имя. — Я запрещаю вам так меня называть. Мы с вами вовсе не приятели, капитан. — Вы набросились на нее, овладели ею, Ланг? — Да при чем тут это? Прошло почти тридцать лет… Послушайте, ваши коллеги задавали мне подобные вопросы сотнями. Слушайте, мне это надоело. Думаю, мне пора потребовать адвоката. — Да ради бога, — нарочито небрежно бросил Сервас и взялся за телефон. — Если хотите, я вызову его прямо сейчас. Правда, я полагаю, что тот анонимный звонок двадцать пять лет назад сделали вы. Ланг наморщил брови. В этот момент он, похоже, действительно не знал, о чем говорит Сервас. — Тот самый звонок, донос на Седрика Домбра… Я думаю, его сделали вы. Ланг поднял на него удивленный взгляд. — Что? — Вы анонимно позвонили по тому номеру, который мы распространили специально для свидетелей тогда, в девяносто третьем, помните? Это вы донесли нам о скандале на факультете медицины, в котором был замешан Седрик Домбр. И вы же звонили по ночам родителям погибших девушек. Сервас консультировался в архивах: в то время ответ от «Франс телеком» пришел уже после самоубийства Седрика Домбра и закрытия дела. Все анонимные звонки были сделаны из телефонов-автоматов в центре Тулузы. — Вы сами себе посылали угрозы, которые показали нам четыре дня назад… И это вы были за рулем «Ситроена четыре» на парковке возле торгового центра в ночь со вторника на среду… И, наконец, вы сами продали свою рукопись Реми Манделю… — Я думаю, машина принадлежала этому дубине Фроманже? Вы сами сказали мне на кладбище… — «Ситроен D-четыре», красный, с белой крышей, вы именно его называли в объяснениях. — А номерной знак? — В наше время нет ничего проще, как заказать через Интернет фальшивый номерной знак. — А зачем мне все это было нужно? — Чтобы все подозрения пали на Гаспара Фроманже, мужа вашей любовницы. — У вас есть доказательства? Нет, доказательств нет, зато есть кое-что другое. Есть то, о чем доложила начальница биолаборатории. В ящике стола лежат два деревянных крестика. Сервас снова взял в руки роман под названием «Непокоренная». Он медленно пролистал страницы — тянул время, потому что знал: ему удалось вывести из равновесия своего визави — и громко прочел: — «Он навалился на меня, и в этот миг я разглядела душу в его глазах. Они были так близко, что даже расплывались. Что видит женщина, глядящая в глаза своему насильнику? Отсветы огня, сверкающие в зрачках? Но то, что увидела я, то, что увидела Аврора, дамы и господа, было адское пламя, и душа в них отражалась такая уродливая и мерзкая, что Аврора почти потеряла сознание от страха и отвращения. Мужчина, навалившийся на нее, тяжелый, как труп, шарил по ней жадными руками, пытаясь содрать одежду, а его губы с привкусом грязного тряпья целовали ее с неистовым похабством. Представьте все это себе, дамы и господа, если сможете. Эта сцена несет на себе отпечаток жадной похоти и молчаливой, отчаянной и беззвучной жестокости — ибо мои крики застряли в горле, а он, как машина, издавал только тяжкое и угрюмое пыхтение…» Вы ее изнасиловали, правда? Она пришла к вам — одна, — и вы ее изнасиловали. Вот что произошло на самом деле. — Кто пришел? — Амбра Остерман. Наступило молчание. Потом Ланг возразил: — Никого я не насиловал, вы бредите, капитан. Я думал, что это дело давно закрыто. Зачем я, в конце концов, здесь нахожусь? — Он кивнул на телефон Серваса, лежащий на столе. — Чего вы ждете, почему не вызываете адвоката? Сервас понурился, закрыл глаза и, казалось, целиком ушел в себя. Потом резко поднял голову, открыл глаза и взглянул на Ланга таким взглядом, что тому показалось, что его прожгли насквозь. — Девушка с изуродованным лицом, которую тогда нашли рядом с Алисой, была не Амбра, — сказал он вдруг. — Что?! На этот раз в голосе Ланга прозвучало удивление, недоверие, потрясение, как от удара молнией. — Она была девственна, Эрик: девственна… и поскольку вы изнасиловали Амбру Остерман, эта девушка не могла быть Амброй. 6. Воскресенье Амбра + Алиса На какую-то долю секунды он увидел, что Ланг ничего не понимает. Он растерялся и не знает, что и подумать. Это уже была победа. На долю секунды, не больше… Но доля секунды подтвердила то, о чем уже сообщил анализ ДНК. — Я очень долго не мог понять, что же такое имели против вас Амбра и Алиса, чтобы шантажировать вас. Судмедэксперт был точен: никакого насилия, никаких признаков сексуальной агрессии… А потом я понял. Вот что произошло на самом деле, ведь так? Вы изнасиловали Амбру, когда она пришла к вам одна, и обе сестры начали вас шантажировать, причем становились все более требовательны, и угрожали вам все больше и больше. Отсюда и суммы, которые вы снимали каждый месяц. А потом настал момент, когда вы сказали себе, что иного возможного выхода нет, только… — Вы бредите. Ланг бросил на него свирепый взгляд, но без особой убежденности: видимо, слово девственна выбило его из колеи. — Но если не Амбра была привязана к дереву, то тогда кто же? — спросил он. — Девушка по имени Одиль Лепаж. Знакомая Алисы. Она пропала как раз в эти дни, и ее так и не нашли. Внешне она была очень похожа на сестер. Зазвонил телефон, и Сервас снял трубку после первого же звонка, будто с нетерпением ожидал вызова. Он обменялся несколькими словами с Эсперандье, который нарочно его подколол: «Ты будешь смотреть матч «ПСЖ» — «Реал» Мадрид? Мартен ответил очень серьезно: «Нет». «Я тебе кофейку принесу», — сказал Венсан. На этот раз капитан просто ответил: «Спасибо». И отсоединился, снова внимательно посмотрев на Ланга. Тот напряженно следил за коротким обменом фразами, думая, что речь идет о чем-то очень важном. Телефонный звонок — это классика. Сервас выдвинул ящик стола и достал оттуда один из деревянных крестиков, упакованный в полиэтиленовый мешочек. Слегка встряхнул крестик, держа его большим и указательным пальцами, и спросил: — Узнаете? Ланг с подозрением покосился на пакетик, видимо, прикидывая, какой очередной сюрприз его ожидает в этой игре. — Да… этот крестик висел на шее у Амбры, когда ее нашли, да? Ну… на том теле, которое все принимали за Амбру, — произнес он каким-то бесцветным голосом. Сервас отрицательно помотал головой, опустил свободную руку в ящик и вынул оттуда второй крестик в точно таком же пакетике. — Нет, крестик, который висел на шее у псевдо-Амбры, а в действительности у Одиль Лепаж, — вот этот, — сказал он, подняв второй. — А вот этот, — он поднял первый, который держал в левой руке, — крестик Алисы, ее сестры. У нее на шее не было крестика, потому что кто-то снял его до нашего приезда. Но шнурок оставил метку на окровавленном затылке, что и заставило нас подумать, что крестик был, но его сняли… Вот, смотрите: это темное пятно на шнурке — кровь с затылка Алисы. Он положил второй крестик в ящик, держа в руке тот, что считался крестиком Алисы, с пятном на шнурке. — Этот мы нашли у вас в доме, — сказал Сервас, покачивая пакетиком, — среди вещей Амалии. Точнее, в ящике ее ночного столика. * * * — Не может быть… Эрик Ланг заговорил голосом, который превратился в тоненькую ниточку еле слышного звука, так, что Сервасу пришлось напрячь слух. Он был бледен, как мертвец. Сыщик вытерпел бесконечную паузу. — Отчего же не может? — переспросил он. — Но как… Как попал этот крестик в вещи Амалии? — запинаясь, недоверчиво пробормотал писатель. Сервас не сводил с него безжалостного взгляда. У писателя было такое лицо, словно он увидел привидение. Сыщик ответил тихо и мягко: — Я думаю, вы уже сами начали догадываться, не так ли? Потом медленно, очень медленно вырвал листок из своего блокнота, взял ручку и, не торопясь, написал: