Часть 46 из 95 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Хм, короб мы можем соорудить сами, – заметил Иоганн. – Но где нам раздобыть зеркало? Оно стоит денег.
– Может, ректор Галлус нам поможет? – предложил Валентин. – Старик хорошего мнения о тебе, и при этом бывает в замке. А там есть зеркала. Наверняка он знает того, кто сможет изготовить для нас такое же. Нам ведь большого и не нужно. Как, сможешь его попросить?
Иоганн пожал плечами и ухмыльнулся.
– Старика я иногда вижу… Но разве ж он подарит мне зеркало?
– Попросить ничто не мешает, – сказал Валентин.
Действительно, доктор Галлус стал для Иоганна вроде ментора. Ректор стал более открытым, чем в их первую встречу, и часто доставал Иоганну книги, для других студентов не доступные. Кроме того, он то и дело справлялся о нем у сурового магистра Партшнайдера.
– Попробовать можно, – проговорил Иоганн. – Правда, придется рассказать ему о наших изысканиях…
– Просто скажи, что хочешь понаблюдать за солнцем, – предложил Валентин. – Старик Женьен говорил о таком способе в одной своей лекции. Помнишь? Он использует для наблюдений камеру-обскуру. И внешне она похожа на наш аппарат.
Иоганн кивнул. Камера-обскура представляла собой устройство, известное еще Аристотелю. Когда внутрь ящика сквозь отверстие падал свет, на внутренней стенке чудесным образом возникало изображение того, что находилось перед ним, только перевернутое. В университете разрешалось использовать камеру-обскуру в учебных целях. Астрономы применяли ее, чтобы наблюдать за солнцем и не обжигать при этом глаза.
– Может, и получится, – сказал Иоганн после некоторых раздумий. – Остаются только пластинки. Думаю, стекло мы сможем раздобыть. У меня остались кое-какие деньги, и Галлус, возможно, что-нибудь одолжит… Но кто сделает рисунки? Если просить кого-то со стороны, вопросов не избежать.
– Я сам мог бы нарисовать, – ответил Валентин.
– Ты?
Иоганн взглянул на него с удивлением. Рисование с недавних пор считалось таким же ремеслом, как шитье или кожевенное дело. Появились целые мастерские, в которых по заказу Церкви или богатых горожан создавались картины, подобно тому как плотник мастерил столы на заказ. Иоганн видел такие картины в доме у синьора Барбарезе. Однако он понимал, что ремесло это требовало большого мастерства.
– Так ты умеешь рисовать? – спросил он Валентина.
– Ну, не очень хорошо, но для наших целей сгодится. Вот, посмотри.
Валентин достал из-под кровати несколько смятых листков и робко протянул Иоганну. То были старые книжные страницы, разрисованные по краям. На рисунках попадались звери и люди с пушистыми хвостами или ослиным ушами. У какого-то толстяка вместо носа оказался свиной пятачок, а растрепанный ворон был наряжен в мантию. Иоганн рассмеялся.
– Да это же наши магистры и доктора! Все как на подбор. Партшнайдер, суровый Женьен, толстяк Шпангель и костлявый Ренц… А этот с вороньими крыльями, конечно же, Галлус в своей запачканной мантии.
Валентин ухмыльнулся.
– Точно, ты всех угадал.
– Ты как будто с натуры срисовал! – Иоганн хлопнул в ладоши. – Валентин, это потрясающе! Я и не знал, что ты такой одаренный.
Однокашник пожал плечами.
– Да это же просто пачкотня. Я прячу их под кроватью, чтобы Партшнайдер не нашел. Не думаю, что он обрадуется, если увидит их.
– Пожалуй, ты прав, – Иоганн усмехнулся. – Сомневаюсь, что он оценит твой талант по достоинству. А мне нравится, – он похлопал друга по плечу и подмигнул. – Думаю, для наших опытов мы пока возьмем что-нибудь побезобиднее…
Каждый вечер после лекций друзья погружались в работу, изучали наброски и в сарае рядом с бурсой мастерили короб. Магистру Партшнайдеру они сказали, что делают к занятиям по астрономии устройство для наблюдения за небом. Старик ничего не смыслил в астрономии и поэтому оставил их в покое.
Так пролетели две недели, и наконец-то наступило долгожданное воскресенье.
Иоганн написал Маргарите, что в полдень будет ждать под окном в условленном месте. Ранним утром он проплыл вверх по Неккару и, как в прошлый раз, привязал лодку у причала, недалеко от деревни. Следующие несколько часов юноша в томительном ожидании бродил по лесам и виноградникам. Стояла середина сентября, на убранных полях лежала сухая солома, и крестьяне с вилами забрасывали ее в телеги. Небо было ослепительно-синее, но с востока уже наползали облака. К вечеру ожидалась гроза.
Когда солнце уже подбиралось к зениту, Иоганн направился к назначенному месту. Виноградники подбирались почти вплотную к стенам обители, так что укрыться в их тени не представляло особого труда. Когда колокола прозвонили полдень, юноша дважды просвистел и стал ждать. Никакого движения.
Сердце едва не выскакивало из его груди. Может, еще слишком рано? А если старая монахиня не передала письмо? Или, что хуже всего, сестры распознали секретный шифр и призвали Маргариту к ответу?
Следующая мысль была до того пугающей, что Иоганн сразу ее отринул. Что, если Маргарита прочла письмо, но не желала его видеть?
Иоганн снова просвистел, но по-прежнему ничего не происходило. В конце концов он подобрал несколько камешков и стал бросать их в ставни.
Мгновения превращались в вечность. Потом послышался скрип и на втором этаже, чуть правее, отворились ставни.
Иоганн замер. В проеме показалась женская фигурка. Она прикрылась ладонью, чтобы солнце не било в глаза, но юноша хорошо видел ее бледное веснушчатое лицо. Из-под черного чепца выбивались несколько золотистых прядей. Все те же полные и чувственные губы, но щеки уже не такие румяные, как прежде, и в глазах затаилась печаль. Иоганн запомнил ее совсем другой, но даже теперь она была прекрасна, как и два года назад, в их последнюю встречу.
У окна стояла Маргарита.
Она обшарила взглядом виноградники, но Иоганна так и не заметила. Ему захотелось насладиться моментом – так охотник засматривался на осторожную косулю на лесной поляне. Прошло несколько секунд, и тогда юноша позвал ее по имени:
– Маргарита, я здесь!
Только теперь она разглядела его в зарослях. Губы ее изогнулись в радостной улыбке, но глаза по-прежнему были пусты.
– Иоганн! – прошептала она. – Боже мой, Иоганн… Значит… значит, это был не сон. Это письмо…
Голос ее звучал хрипло, как заржавелый замок.
– Это я написал письмо, – вымолвил Иоганн.
Его трясло от радости. Вновь увидеть ее, спустя два года… это оказалось выше его сил. На него волной обрушились воспоминания.
– Маргарита… – начал он. – Я… так долго искал тебя… я…
Голос ему не повиновался. От одного ее вида у юноши перехватывало дыхание.
– Где ты пропадал? – спросила Маргарита. – Прошло ведь столько времени…
Только теперь Иоганн осознал, что она действительно заговорила. Оцепенение спало, но в ней самой произошла какая-то перемена. Она стояла слишком далеко, чтобы разглядеть как следует, но Иоганн заметил морщинки в уголках ее глаз. Разве это возможно? Ей ведь только стукнуло восемнадцать. Казалось, с последней их встречи минула целая вечность…
– Много чего произошло, – промолвил он медленно. – Мне… пришлось покинуть Книтлинген. Отец не хотел меня больше видеть, а Мартин так и не нашелся. На меня взвалили всю вину, а ты… ты не разговаривала…
– Я знаю. – Она выдержала паузу и вздохнула. – Иногда я что-то вспоминаю, но только обрывки, все как будто в тумане. Шиллингов лес, булыжник с дьявольским ликом, пещера, твои плечи… И этот человек…
– Что за человек? – спросил Иоганн.
– В лесу… – Маргарита резко оглянулась, словно сзади кто-то приближался. – Послушай, Иоганн, что было, то было. Здесь я начала новую жизнь. Мой муж…
– Я знаю, что сделал твой так называемый муж, – резко оборвал ее Иоганн.
– Нет, ты не понимаешь. На самом деле я благодарна ему. Здесь я чувствую себя в безопасности.
– Но что тебе угрожает? – не унимался юноша.
Маргарита снова помолчала; секунды тянулись мучительно долго. Несколько голубей вспорхнули на крыши. Наконец, когда молчание стало уже невыносимым, Маргарита зашептала так тихо, что Иоганн с трудом разбирал слова:
– Я вижу сны, Иоганн, жуткие сны. И в них я вижу, что произошло тогда и что еще произойдет. Зверь пробуждается, Иоганн! Он поднимется из глубин и поглотит землю. Так сказал мне человек в лесу.
– Что за зверь?
– Иоганн, нам нельзя больше видеться… – Маргарита заплакала. Иоганн видел, как слезы скатываются по ее щекам. Голос то и дело вздрагивал. – Я боюсь, страшно боюсь… Не только за себя, но и за тебя, за всех людей… Тот человек сказал, что начинается новая эра. Порой мне кажется, что я одна знаю об этом. Что он сказал это только мне.
Иоганн сжал кулаки. Что это на нее нашло? Может, она и впрямь тронулась умом? Неужели ее пьяный супруг оказался прав?
– Маргарита, прошу тебя! – взмолился он. – Я проделал такой путь, только чтобы вновь тебя увидеть! Не гони меня. Я должен хотя бы понять, о чем ты говоришь. И рассказать, что мне пришлось пережить за эти два года!
Маргарита колебалась в нерешительности.
– В праздник архангела Михаила, – произнесла она наконец. – Я вместе со всеми буду собирать виноград. – Она печально улыбнулась. – Как раньше, в Книтлингене, помнишь? Мы с тобой тогда тоже прятались в виноградниках. Я попытаюсь разминуться с остальными. Может, нам удастся увидеться. Но прошу тебя, Иоганн, ты должен… – Она вдруг запнулась и осеклась. – Кто-то идет! Мне пора, ступай с Богом!
Маргарита закрыла ставни, и Иоганн остался один. Он весь дрожал. На секунду закрыл глаза и вновь увидел ее лицо. Это лицо и ее смех уже дважды спасли его.
Он разыскал Маргариту.
Он вновь увидится с ней, коснется ее и вдохнет ее запах. И все будет хорошо. А что она говорила о своих видениях – то лишь дурные воспоминания, которые возвращались во сне. Его тоже порой мучили такие кошмары.
Связанные тела на деревьях… запретные книги синьора Барбарезе… распятый Арчибальд… слова на стене базилики…
Пока он спускался через поля к причалу, небеса вдруг разверзлись, прогремел гром и на него хлынул по-летнему теплый ливень. Иоганн запрокинул голову, раскрыл рот и жадно глотал крупные капли.
Вкусом они напоминали кровь.
* * *
Под ивой у реки стоял человек. Он смотрел, как юный студент забирается в лодку и уплывает прочь. Капли стучали по капюшону, пропитывали плащ и сбегали по сапогам. Но человек ничего не замечал. Ненависть жгла его изнутри, и никакой дождь не способен был ее притушить.
Человек выждал, пока барка не скроется за стеной дождя, после чего спустился к причалу, забрался в другую лодку и поплыл в сторону Гейдельберга, работая веслами и раздумывая, как ему поступить. Наконец он улыбнулся. Капли, как слезы, стекали по сломанному носу.