Времени предостаточно. Так или иначе, месть из тех блюд, что лучше подавать холодными. * * * Иоганн с нетерпением ждал новой встречи с Маргаритой. Он как будто расцвел и с невиданным доселе рвением погрузился в занятия. Засыпал преподавателей вопросами и замечаниями по теологическим текстам, а в свободное время переводил труды Аристотеля и Платона, чтобы отточить греческий. В то же время юноша старался лишний раз не попадаться на глаза Гансу Альтмайеру. Лицо швабского предводителя до сих пор пестрело после того злополучного удара, нос распух и скривился. Иоганн подозревал, что это увечье останется с Гансом на всю оставшуюся жизнь. Его лицо, усеянное оспинами, теперь стало еще безобразнее. В те редкие моменты, когда они все-таки встречались во время лекций, Альтмайер сыпал угрозами. – Ты покойник, Фауст, – шипел он, – просто еще не сознаешь этого. Я с тобой разделаюсь. – Пожалуйста, – холодно отвечал Иоганн. – Может, без зубов твоя рожа станет попригожей. Боюсь только, все девицы будут сбегать от тебя, как от чумного. Если уже не бегут. Альтмайер стискивал кулаки. – Посмотрим, до чего доведет твоя заносчивость, – грозился он. – Ты только жди. Раз ты любимчик ректора, это не делает тебя неприкосновенным. Я ударю там, где ты меньше всего этого ждешь. Держи ухо востро! Однако ни Альтмайер, ни его дружки ни разу не попадались ему в темных переулках Гейдельберга. Должно быть, разошелся слух, что с этим честолюбивым черноволосым чужаком шутки плохи. Кроме того, ему по-прежнему покровительствовал ректор Галлус. Иоганн так и не решился заговорить с доктором Галлусом о маленьком зеркальце для латерны магики. После лекции по риторике он наконец-то собрался с духом и, когда все разошлись, подошел к кафедре. – Итак, вы с юным Брандером решили смастерить камеру-обскуру, – произнес ректор с улыбкой, когда Иоганн изложил свою просьбу. – Превосходное средство, чтобы наблюдать за солнцем. Но для чего же вам зеркало? – При помощи зеркала мы сможем направить изображение на дно короба и получше его рассмотреть, – объяснил Иоганн. Галлус склонил голову набок. – Хм, не знаю, согласуется ли это с учебными правилами… Ну да ладно, я попробую достать для вас зеркало. – Он поднял палец. – Но с одним условием! – С каким? – с тревогой спросил Иоганн. Он опасался, что Галлус захочет лично взглянуть на камеру-обскуру. Ректор улыбнулся. – Я хочу, чтобы завтра ты сопровождал меня во время приема в замке. – В замке? – Юноша так растерялся, что язык его не слушался. – Но… как… – Там будут люди, которым я хотел бы тебя представить, – продолжал Галлус. – Как ты наверняка убедился, в этом университете идеи гуманизма не прижились в той мере, в какой хотелось бы. Но при дворе курфюрста все обстоит иначе. И ученые иногда собираются там, чтобы поделиться своими идеями. А руководит нашей братией не кто иной, как Конрад Цельтис. Думаю, ты уже слышал о нем… Иоганну оставалось лишь изумленно кивать. Конрад Цельтис не так давно читал им лекцию в часовне Девы Марии. Лекторий был заполнен до отказа. Цельтис обучал сыновей курфюрста и считался одним из величайших умов Германии – хоть и вызывал порой недовольство своими прогрессивными суждениями. Но именно за это он снискал большую любовь среди студентов. Иоганн с разинутым ртом слушал его лекцию по риторике и поэтике Аристотеля. – Я… буду сопровождать вас… на приеме у Конрада… Цельтиса?.. – вымолвил он с трудом. Доктор Галлус рассмеялся. – Если ты будешь мямлить так, как сейчас, то я, может, и передумаю. Конрад Цельтис сам попросил меня привести кое-кого из магистров и многообещающих студентов. Другие студенты, конечно, уже имеют титул бакалавра, но думаю, ты это заслужил. Как и твой друг Валентин. Может, он и не так умен, как ты, но усерден… и не столь честолюбив. – Он захлопнул книгу, лежавшую на кафедре. – Значит, завтра вечером жду к семи часам у часовни. Не опаздывайте, иначе пойдем без вас. Прежде чем покинуть комнату, ректор развернулся и подмигнул Иоганну. – Может, нам удастся заодно раздобыть зеркало для вашей камеры-обскуры. Хоть я не понимаю, на что оно вам. * * * Той ночью Иоганн едва мог сомкнуть глаза, так он был взволнован. Мало того, что скоро он увидится с Маргаритой, так его еще и пригласили на прием в замок! Похоже, все оборачивалось к лучшему. Следующим вечером Иоганн и Валентин отправились к месту встречи. Магистр Партшнайдер провожал их суровым взглядом, в котором, однако, сквозило одобрение. Пока друзья шагали по темным улицам, Валентин не переставал ухмыляться. – Ха, видели бы нас теперь швабы! Они задохнулись бы от зависти! – Подожди, – возразил Иоганн. – Еще окажется, что Альтмайер тоже там. – Скажешь тоже! – Валентин небрежно фыркнул. – Его если и пригласят куда, то разве что в кабак на Хиршгассе. Альтмайер и его дружки знают толк в попойках и драках, но уж точно не в риторике. У капеллы в свете факелов дожидались еще несколько студентов и магистров. Все были взволнованы. К облегчению Иоганна, среди них не оказалось ни Альтмайера, ни кого-либо из его приятелей. В сопровождении двух стражников маленькая процессия двинулась к замку. Иоганну до сих пор не верилось, что его, бастарда из крестьянской семьи, наравне с этими учеными пригласили ко двору курфюрста. Видела бы его сейчас мама! Других студентов, очевидно, одолевали похожие мысли. Они перемигивались и пихали друг друга локтями, в то время как магистры и доктор Галлус гордо шествовали впереди. Ректор, как и подобало его сану, держал в руках позолоченный скипетр, выставив его перед собой, точно дароносицу. В окнах нового замка сверкали десятки огоньков, как если бы звездное небо опустилось на Гейдельберг. Они прошли сначала вдоль крепостной стены, затем по подъемному мосту пересекли цвингер [39], и перед ними со скрипом отворились высокие ворота. За ними раскинулся внутренний двор, освещенный, несмотря на поздний час, жаровнями. Ландскнехты молча провели процессию в зал с низкими сводами, залитый светом факелов. Там стоял щедро накрытый стол; гостям улыбались служанки с кувшинами, полными вина. В воздухе стоял аромат жареного и копченого мяса. У Иоганна заурчало в животе – он был так взволнован, что за целый день ничего не съел. В некотором смущении студенты расселись по местам. До сих пор никто не проронил ни слова, наступила гнетущая тишина. Наконец Йодокус Галлус, заняв место во главе стола, хлопнул в ладоши. – Как говорится, – произнес он с улыбкой, – plenus venter, non studet libenter. Сытое брюхо к учению глухо. Но и от пустого проку мало. Особенно это касается юных и любознательных школяров, которым нужно еще расти и созревать. В общем, угощайтесь. Студенты жадно накинулись на угощения. Те, что были из бедных семей, подолгу не видели нормальной еды. Когда пиршество было в самом разгаре, отворилась дверь и в зал вошел Конрад Цельтис. Иоганн так и застыл с куриной ножкой в руке. Студенты поднялись и почтительно поклонились. Как и во время лекции, Конрад Цельтис всем своим видом внушал благоговейный трепет. И хотя погода стояла по-летнему теплая, прославленный ученый явился в отороченной мехом мантии и шерстяном колпаке. Одежда его была украшена витиеватым орнаментом, что придавало ему некоторое сходство с магом. Поначалу Цельтис выглядел суровым и недосягаемым, но едва он увидел среди гостей ректора Галлуса, все изменилось. Ученые сердечно обнялись и тотчас затеяли какую-то дискуссию. Для других это послужило знаком. Пиршество возобновилось, и студенты тоже заговорили на латыни. Через некоторое время за столом разгорелись пылкие дискуссии, в которых Иоганн и Валентин принимали самое деятельное участие. Иоганн давно не чувствовал себя так хорошо. Он наелся досыта, вино развязало ему язык, а разговоры касались самых разных тем. Они обсуждали и прошлогодний рейхстаг в Вормсе, который утвердил вечный мир, и труды Петрарки, и глобус некоего Мартина Бехайма, который был изготовлен в Нюрнберге несколько лет назад и не имел себе равных по точности. Иоганн так увлекся, что даже не заметил, как сзади к нему подошли. Только когда на плечо ему легла чья-то рука, он оглянулся и вздрогнул. Перед ним стояли Йодокус Галлус и Конрад Цельтис. – Почтенный коллега, – обратился ректор к Цельтису, – позвольте представить вам выдающегося студента. Его имя Иоганн Фауст. Цельтис улыбнулся. Вблизи он выглядел куда дружелюбнее, чем тогда, за кафедрой в часовне. – Так-так, Фаустус, рожденный под счастливой звездой! – Он усмехнулся и кивнул на Галлуса. – Очевидно, ты изменил свое имя на латинский манер? Как и почтенный Йодокус Галлус, который вообще-то именуется Ханном… Как, впрочем, и я. – Он подмигнул Иоганну. – Все же Цельтис звучит лучше, чем Пикель. Хоть я не вижу ничего дурного в этом орудии, которое вгрызается в породу, как мы – в науку [40]. Откуда ты, мальчик мой? – Из… Зиммерна, – ответил Иоганн. Ему по-прежнему было трудно придерживаться той лжи, к коей он прибегнул в день своего зачисления. – Мой отец трудился на виноградниках, – выдумал он с лёту. – Занятно, – воскликнул Цельтис. – Мой отец тоже был виноделом. Это в чем-то нас роднит. Как видишь, не нужно быть королевским отпрыском, чтобы постигать знания этого мира. И разве не сказано: «In vino veritas»? – Он усмехнулся. – В таком случае этот зал есть обитель мудрости. Иоганн молился про себя, чтобы Цельтис не задавал больше вопросов о его прошлом. Но, к его облегчению, ученый переменил тему. – Из семи искусств какая дисциплина больше всего тебе по душе? – полюбопытствовал он. – Ну, вопрос не такой уж и простой, – медленно промолвил Иоганн. Он чувствовал, что этим ответом, возможно, изменит свое будущее. – Я думаю, семь свободных искусств составляют единое целое, которое готовит нас к дальнейшему обучению. Но, в сущности, это не что иное, как орудие, подводящее нас к истинным вопросам. Вопросам, на которые не могут ответить ни юриспруденция, ни медицина, ни даже теология. – Истинные вопросы? – Цельтис нахмурил брови. – Как это понимать? Иоганн сглотнул. Он понял, что зашел слишком далеко. Валентин беспокойно заерзал на стуле, и доктор Галлус, стоя позади Цельтиса, бросил на юношу предостерегающий взгляд. Но отступать было поздно. – Думаю, если мы хотим познать этот мир, нам следует отринуть старые знания и задаться новыми вопросами, – продолжал он. – Вопросами, на которые мы не найдем ответов ни в нынешних дисциплинах, ни в античных трудах. – Хм… – Цельтис склонил голову. – Но разве не в том подходы гуманизма, чтобы обращаться к знаниям древности? – Греческие и римские ученые, несомненно, далеко продвинулись, но и время с тех пор не стояло на месте, – уже более уверенно возразил Иоганн. – Перед нами открываются новые миры, и потому нам следует задаться новыми вопросами. – Полагаю, мы наслушались глупостей, – вмешался ректор Галлус и шагнул вперед, чтобы остановить Иоганна. Но Цельтис удержал его. – Подожди, друг мой. Иногда за глупостью скрывается крупица мудрости. Ведь говорят, что дети и безумцы часто вещают истину… – Он вновь повернулся к Иоганну и с улыбкой спросил: – И что же это за новые вопросы? – Очевидно, ему пришлась по душе дерзость юного студента. Иоганн колебался. Он подумал о книгах синьора Барбарезе, о чертежах Леонардо да Винчи, военных машинах и летательных устройствах, о латерне магике, которую они мастерили с Валентином. Ему вспомнились многочисленные вопросы, которые крутились с тех пор у него в голове. Но Иоганн не посмел досаждать Конраду Цельтису. Вопросов было великое множество – слишком много, чтобы обрисовать в нескольких предложениях, не говоря уж о том, чтобы ответить на них. Для этого потребовались бы недели, месяцы и даже годы. Цельтис не сводил с него вопрошающего взгляда. И внезапно Иоганн понял, о чем мог бы спросить прославленного ученого. До сих пор ни в одной библиотеке он не нашел записей о том странном имени, которое Арчибальд вывел собственной кровью. Может, Цельтис что-нибудь знал о нем? Попытаться, во всяком случае, стоило. – Недавно мне попалась заметка, – начал Иоганн. – И там был упомянут некий Жиль де Ре. Похоже на французское имя, хоть я и не уверен. Но больше я ничего о нем не узнал, его имя словно бы стерто из хроник. Может, это какой-то мыслитель или философ, о котом я еще не слышал, и Церковь умалчивает о нем? Может, он сумел бы ответить на все наши вопросы? – Жиль де Ре? – Цельтис вдруг изменился в лице и заметно побледнел. – Где ты увидел это имя? – От его голоса пробирала дрожь. – Скажи, откуда тебе известно о нем? – Я… уже и не помню, – пробормотал Иоганн. Внезапно ему стало не по себе, он почувствовал, что краснеет. – Где-то в библиотеке. – Как бы там ни было, лучше поскорее забудь это имя. Оно не сулит ничего хорошего. – Но… – начал юноша. – Ты веришь в существование зла? – неожиданно спросил Цельтис. – Я не имею в виду зло, которое в той или иной форме присутствует в нашей жизни. Это не вор, который срезает у прохожего кошелек, и не алчный грабитель, что поджидает в темном проулке, не мошенник и не предатель… Я имею в виду зло в его абсолютной форме, как противоположность всему доброму, каким видели его последователи манихейства. Ты веришь в его существование?