Однако не только это разбередило Фаусту душу. Своим вопросом Вагнер уязвил его в самое больное место. Почему вы это делаете? Иоганн удостоил Вагнера ответом, но, в сущности, он и сам не знал, почему вел такую жизнь. Потому, что не знал другой? Или потому, что бежал от чего-то, или чего-то ждал? Иоганн не знал, что бы это могло быть. Но черный силуэт за окном что-то пробудил в нем. Что-то зашевелилось внутри, пришло в движение, только Иоганн пока не мог до конца этого уловить. Чтобы как-то отвлечься, он стал чаще выходить с Сатаной из города, гуляя по речным долинам Геры. Иногда его сопровождал Вагнер и вовлекал его в беседы по медицине. Как выяснилось, он все-таки чему-то научился в Лейпциге. Юноша был умнее, чем Иоганн предполагал изначально, и своим остроумием в чем-то напоминал ему Валентина. – На лекциях нам постоянно талдычили про Галена, – жаловался Вагнер. – Как будто с античных времен в медицине ничего не изменилось! – А разве что-то изменилось? – спросил с улыбкой Иоганн. Ему вспомнились их разговоры с Конрадом Цельтисом в Гейдельберге. Фаусту тогда тоже хотелось перевернуть весь мир, как вот теперь хотелось юному Вагнеру. – Я видел анатомические зарисовки Мондино де Луцци, – мечтательно произнес Вагнер. – Вот бы и мне научиться так рисовать! Не обязательно человеческие внутренности, но его манера… – Мне достаточно твоих рисунков для латерны магики, – резко оборвал его Иоганн. – По крайней мере сейчас. – Он окинул ассистента суровым взглядом. – И держись подальше от здешних студентов! Я только вчера заметил, как ты алчно глазел на одного из них. За содомию, как тебе известно, полагается смерть на костре. И Эрфурт – не исключение. Вагнер потупил взор. – Я знаю, что это грех, и молюсь каждую ночь. – На костре молитвы тебе не помогут. Разве что мешочек пороха, привязанный к шее, чтобы не мучиться… Иоганн свистнул, подзывая Сатану. Когда собака примчалась, свесив язык, Вагнер хотел ее погладить. Но едва он протянул к ней руку, она грозно зарычала. – Боюсь, я ему не по нраву. – Студент вздохнул. – Наверное, он ревнует. – Она, – поправил Иоганн и погладил Сатану по спине. – Это она. Юноша уставился сначала на Иоганна, затем на собаку. – Она? Вы шутите! Иоганн кивнул. – Можешь сам поглядеть. Хотя сомневаюсь, что она позволит, – он пожал плечами. – Увы, Сатана так и не смогла ощениться. Я надеялся, что она оставит мне щенят, но теперь она уже стара. – Она! – Вагнер рассмеялся и покачал головой. – Ну, а почему бы и нет… Я всегда подозревал, что дьявол носит женское обличие. * * * Так проходили недели, и в марте, когда началась капель, они снова двинулись путь, на север. За последние годы имперские тракты постоянно обновляли: делали насыпи, наводили мосты, вырубали леса. Кайзер поучил братьям Жането и Франческо де Тассо из старинного ломбардского рода усовершенствовать почтовую службу в Германии. Теперь только между Шонгау и Венецией располагались два десятка почтовых станций, а чтобы добраться из Нидерландов до Инсбрука, конному курьеру требовалось всего шесть дней. И в дождь, и в град повозку обгоняли посыльные. Глядя на них, Иоганн вспоминал, как еще мальчишкой болтался в трактире «У льва», что в Книтлингене. Тогда-то все и началось. Неразговорчивые курьеры, незнакомые говоры и наречия и разодетые торговцы со всех концов света неизменно напоминали ему, что мир не оканчивался за ближайшими холмами. С тех пор Иоганн так ни разу и не побывал в родном городе. Что сталось с отчимом и сводными братьями, он не знал. А своего кровного отца никогда не видел. Да и не хотел видеть. Все это осталось в прошлом, и ему не хотелось ничего ворошить. Прежняя жизнь представлялась ему ящиком Пандоры: стоило его открыть, и воспоминания налетали, как полчища мошкары. Тогда в памяти оживали и Маргарита, и Валентин, и Арчибальд, и Мартин… Детские тела над костром… Перед внутренним взором вновь возник черный силуэт, увиденный в окно трактира. Казалось, это был вестник из прошлого. Словно кто-то постучал в окно и напомнил, что ему снова пора в путь. Вот только куда? Вагнер и не подозревал, насколько он близок к истине. Иоганн носился по кругу, как Сатана в поисках кости, которой не существовало… Так они миновали Йену, Галле в Саксонии и Магдебург, продвигаясь вдоль широкого течения Эльбы. В некоторых городах Иоганну уже приходилось бывать, в других они появлялись впервые, однако всюду их принимали с восторгом. Но Фауст и не обращал внимания на публику и все высматривал черный силуэт. В последнее время он все чаще замечал его: из окна в трактире, в нише между домами, в тумане посреди полей… По ночам Иоганн запирал дверь на засов и до рассвета читал «Speculum» Альберта Великого и другие книги по астрономии. Долгие годы он искал ответ, но так и не смог понять, почему Тонио называл его избранным. Мама тоже говорила, что он родился под счастливой звездой, – так ей сказал бродячий схоласт, шпильман с запада. Рожденный в день Пророка… Что же хотел сказать этот артист? И для чего Тонио напоил его черным зельем в лесу под Нёрдлингеном? Какие планы он вынашивал? Мир ляжет у твоих ног… у наших ног! Ты перевернешь его с ног на голову, если пожелаешь. Homo Deus est! Иоганн смотрел на раскисшую дорогу, что тянулась вдоль берега, и размышлял, куда же приведут его эти странствия. Быть может, путь его лежит к звездам? Может, там, на небесах, есть что-то такое, чего он не видел? Фауст прочел сотни книг, в каждом университете переворошил кучи пергаментов, но ответа так и не нашел. Столько лет прошло в бесплодных поисках – но в августе три птицы наконец-то указали ему путь. * * * В Виттенберге, где, по одной из многочисленных легенд, Иоганн отыскал клад, они остановились в простой таверне с покосившимися стенами. Неподалеку несла свои воды Эльба, и в комнате стоял болотистый, чуть солоноватый запах. Иоганн, как это часто бывало, лежал без сна. Летом ночи в этих краях стояли светлые. В открытое окно можно было видеть усыпанное звездами небо. Фауст поворочался в постели, потом встал и подошел к окну. Посмотрел на небосвод, на городские огни… и только теперь осознал, что в апреле даже не вспомнил про свой день рождения. Жизнь вращалась своим чередом… В этот миг он увидел ворона и двух ворон. Они сидели на ветвях дуба, прямо напротив таверны, и злобно смотрели на Иоганна. В этот раз он не сомневался, что это те самые птицы, которых держал при себе Тонио. По крайней мере, насчет ворона Иоганн был уверен. То же черное с серым оперение, щербатый, как после драки, клюв, и один коготь слегка вывернут. Фауст вздрогнул. Разве это возможно? Во?роны жили очень долго, это он знал. Но почему именно эти птицы вдруг появились перед ним? Ведь прошло столько времени. Почему именно теперь, спустя столько лет? Ворон раскрыл клюв и каркнул. Крик его был подобен человеческому. – Чильд… Рэ… – прокричал ворон. – Чильд… Рэ… При этом он хлопал крыльями и не отрываясь смотрел на Иоганна, словно хотел что-то сказать ему. – Чильд… Рэ… С хриплым криком ворон расправил крылья и улетел в направлении севера. Воро?ны последовали за ним. Иоганн долго смотрел им вслед. В это сложно было поверить, но ему казалось, что он понял, какое имя прокричал ему ворон. Чильд… Рэ… Жиль де Ре… Иоганн всматривался в ночь. Птицы давно скрылись из виду, но за окном, в поле, он разглядел одинокую фигуру. Черный силуэт с горящими глазами. Жиль де Ре… дьявол… Тонио дель Моравиа… Фауст протер глаза, словно мог таким образом прогнать призрак. Когда он снова посмотрел в поле, там стояло лишь пугало в рваном плаще. И все же было очевидно: зло вернулось в его жизнь. Иоганн пытался сбежать на протяжении тринадцати лет, но не было такого места, где он мог бы укрыться. Он должен связать все воедино. Появление ворона и черного силуэта напомнило Иоганну, что в его жизни есть темное пятно, черное, как душа самого дьявола. Неважно, пригрезилось ему все это или то действительно были птицы Тонио – он должен разобраться со своим прошлым, или не знать ему покоя. Должен выяснить, почему Тонио назвал его избранным, почему он родился под особой звездой. Все, что происходило с их первой встречи, тот ужас в Шиллинговом лесу, жуткие события в Венеции, кошмарная смерть магистра Арчибальда, история Жиля де Ре – все это были части одной картины, значения которой он еще не постиг. В глубине души Иоганн понимал, что ключом ко всему был день его рождения. Ему придется составить собственную натальную карту, самую точную из всех, что он составлял до сих пор. Исполненный мрачной решимости и злобы, Фауст с силой захлопнул ставни. Сатана вскинула голову и вопросительно уставилась на хозяина. Тот склонился над собакой и погладил, ласково приговаривая. При этом он напряженно думал. К тому времени, когда забрезжил рассвет, Фауст понял, что ему делать. По какой-то, даже ему неведомой причине, словно сама судьба вела его. И птицы указали ему путь. Гамбург… То была мимолетная мысль, обрывок из воспоминаний: в памяти ожили давние истории магистра Арчибальда. Да, возможно, в Гамбурге он найдет ответ… Там было такое место, о котором Иоганн еще не рассказывал Вагнеру. Место, куда ему давно следовало наведаться. 21 На пути в Гамбург Иоганна ни на минуту не оставляли мысли о вороне и черном силуэте. Его неотступно преследовало чувство, что за ними наблюдают. Он часто поднимал глаза к небу или оглядывался на деревья вдоль дороги, и всюду на ветвях сидели вороны и смотрели на него. Кинжал с пистолетом теперь всегда лежали под рукой. Порой Иоганну хотелось просто подстрелить пару-тройку ворон. Но их было слишком много. – Что с вами? – спросил однажды Вагнер. – Можно подумать, вам за каждым кустом мерещатся разбойники. – Скорее призраки прошлого, – проворчал Фауст, но продолжать не стал. По крайней мере, человек в черном больше не появлялся. Однако воро?ны по-прежнему кружили над ним, как падальщики. Несколько раз Иоганну даже казалось, что среди них летает и ворон. Гамбург встретил их адским зловонием. Стояло лето, и нечистоты на улицах источали смрад. Город располагался между Эльбой и ее притоком под названием Альстер, запруженным и превращенным в озеро. Сам город был пронизан каналами, в которых плавали трупы животных и отбросы. Как и во многих других поселениях, жители сваливали экскременты и мусор в сточные канавы, и, смешанные с навозом, кровью со скотобоен и гнилыми овощами, они стекали в городские ручьи и каналы. По темным закоулкам и по улицам сновали крысы, а на площадках торговки и коробейники продавали свои товары прямо возле навозных куч, за которыми люди справляли нужду. Лишь внизу, у Эльбы, воздух был посвежее. Там Иоганн с Вагнером остановили повозку, сколотили пару скамей и принялись развлекать многочисленных моряков. Основную массу зрителей составляли мужчины с грубыми, обветренными лицами. Они прибывали из Англии, Дании, Швеции и других дальних стран, что лежали где-то на севере и на востоке, скрытые за горизонтом. Отовсюду доносились фразы на диковинных наречиях. Немногие зрители понимали, о чем говорил им прославленный доктор Фаустус. Но, откуда бы ни прибыли эти моряки, всех объединяла тяга к фокусам и волшебству. Кроме того, им пришелся по душе крепкий териак.