Англичане под командой Ньюкомба уже осторожно подходили к самым воротам, когда услышали какой-то грохот. Ньюкомб посмотрел на рельсы и убедился в том, что они мелко дрожали. Он остановился, сделал полшага вправо и бросил взгляд внутрь пакгауза. Лицо его изменилось. – Назад! – крикнул он, но было поздно. Из дверей показались несущиеся вагонетки. Они сбили с ног и перекалечили с десяток англичан, а потом шагах в тридцати от пакгауза ударились о завал. Здесь на рельсы были положены бревна и большие камни. Вагонетки взгромоздились одна на другую, стали заваливаться набок. Последняя из них, над которой колдовал Биля, накренилась, но не упала. Над ней показался легкий дымок. Англичане снова прихлынули к полотну железной дороги. В это время вагонетка все-таки завалилась набок, и из нее выкатились ручные гранаты с догорающими трубками. Раздался свисток Ньюкомба, а затем и его крик: – Назад, черт вас побери! Но он опоздал. Гранаты одна за одной стали взрываться в самой гуще англичан, которые запоздало разбегались в разные стороны, получая осколки в спину. Пластуны уже уходили в пролом, пробитый ими в стене за воротом, когда Биля услышал крик Ньюкомба. Он сначала замер в проходе так, что Кравченко натолкнулся на него, потом развернулся и, на ходу примыкая штык к штуцеру, бросился на этот голос. – Куда? – только и успел крикнуть Кравченко. Лицо Били было перекошено, штуцер с примкнутым штыком он держал в одной руке. Вслед за ним мимо пробежал Даниил с пистолетом в руке. К пакгаузу на рысях подходила английская конная батарея. Лошади, помахивая хвостами, тащили за собой двадцатичетырехфунтовые орудия. Упряжки заложили дугу. Стволы пушек развернулись к дверям пакгауза. Кравченко догнал Билю у входа, когда тот уже увидел Ньюкомба. Пластун упал на спину есаула как волкодав и с неожиданной для него силой всем своим весом прижал его к земле. Ошеломленный Даниил едва успел отскочить в сторону. Кравченко тоже увидел Ньюкомба и теперь понимал, в чем дело. – Что ж ты делаешь? Все дело загубишь! – яростно прошипел он в ухо Биле. На другой стороне, у пролома, Вернигора и Чиж тоже не сразу поняли, что им делать. Они оказались лицом к лицу с новым отрядом англичан, подошедшим с тыла. Вернигора осадил одного из пехотинцев прикладом, выстрелил и бросился обратно в пролом. Чиж дважды пальнул из револьвера и тоже прыгнул обратно, внутрь пакгауза. Оттуда он еще дважды выстрелил, и англичане подались обратно. Чиж и Вернигора побежали по рельсам в другую сторону, к воротам. – Отрезали нас, туда не пройдем, – бросил Вернигора, занимая позицию у дверей. Чиж на другой стороне уже водил стволом штуцера, выбирая цель. Кравченко отпустил Билю. Тот, тяжело дыша, поднялся на колено, пришел в себя и поглядел вперед, оценивая обстановку. Английская пушка смотрела теперь прямо в двери пакгауза. В ее ствол пушкарь досылал банником картуш с картечью. Пластуны лежали неподвижно. Их тела и нервы были напряжены до предела. – Сухопарый гад на мушке у меня, – сказал Чиж. – Примкнуть штыки! – раздалась команда Били. Чиж сплюнул, завалился на бок и снял с пояса клинок. Вернигора уже примыкал такой же к своему штуцеру. – Держись меня! – бросил он Даниилу. Атака пластунов была ошеломляюще быстрой. Прислуга орудия повалилась сразу. Звуки выстрелов уже догоняли падение тел. Казаки расчистили себе путь в короткой штыковой атаке, оставили за собой с десяток трупов, ушли вверх и влево за склон. Этот скоротечный бой занял не больше пяти секунд. – За ними! – крикнул Ньюкомб. Но никто уже не торопился выполнить эту команду. К Ньюкомбу подошел сержант и почтительно остановился поодаль. – В лес, за этими дьяволами?! Сэр, вы какого полка будете? Я что-то вас не узнаю, – мрачно сказал он, поглядывая на трупы и раненых. Пластуны лежали теперь за гребнем горы. Даниил кашлял от усталости, и Вернигора зажимал ему рот. – Не закончили мы свои дела, – отдышавшись, сказал Кравченко. – Даст бог, твоих подарочков им хватит, – ответил на это Биля. – А ежели нет? На счастливый случай теперь будем надеяться? Ворот этот они за два дня обратно к месту поставят, да и вся недолга! Весь припас у них цел будет! Не ожидал я от тебя такого, Яковлевич! Ты кровную месть черкесам оставь! Пусть они ею занимаются. Да и про пароход этот забудь! – Осталось у тебя еще чего? – Да уж не без того! – Вишь ты, а пароход наш уплыл без этого, стало быть, сухопарого поганца. Морда у него мерзкая, прямо как у борзой собаки, – меланхолично заметил Чиж. – Так и загрыз бы его! – отозвался на это Вернигора. – Чтоб я этого и не слыхал более от вас! – грозно сказал Кравченко. – Сейчас мы назад вертаемся, будем палить их интендантство. Так ведь, есаул? Биля согласно кивнул и сказал: – Но подходить не станем. Их там теперь как шершней набралось. Слышите, гудят-то как! 2 Англичане осторожно вступали на склад. Одну за одной они медленно открывали двери, недоверчиво осматривали тюки и ядра, лежащие горой. Ближе к концу пакгауза солдаты шли уже смелее, и тут грянул залп трех винтовок, связанных между собой. Заработали и другие подарки Кравченко. Рухнули с высоты ведро с керосином и горящая свеча. Запылавший факелом англичанин замахал руками и упал на тюки с паклей и хлопком, по которым уже текла горящая дорожка. Еще двое по накату пола, политому маслом, заскользили к стене, из которой торчали сломанные сабельные клинки. Вернигора широко размахнулся и кинул камень, обернутый промасленной и пропитанной селитрой тканью. Она была уже подожжена, и огонь тут же, прямо на лету охватил весь снаряд. Кравченко совал свои зажигалки в небольшой костерок и передавал их Вернигоре. Они красиво вращались в воздухе, летели со склона горы и падали один за другим на камышовую крышу пакгауза. – Здоров ты кидать, Емельян, – заметил Чиж. – Это же саженей тридцать, а то и более. В это время из-под крыши склада, с другой ее стороны, вырвался язык пламени, и повалил густой дым. – Все! Уходим! – скомандовал Биля. На пушечном лафете, не замечая суеты, царившей вокруг и начинающегося пожара, в глубокой задумчивости сидел Ньюкомб. Вдруг один из солдат, находившихся рядом с ним, крикнул: – Это снова они! – Он показал рукой вверх. Ньюкомб мгновенно поднял голову и вскочил. – Кто хочет заработать?! – крикнул он. Тут же рядом с ним возник сержант. – Это другое дело! – одобрительно заметил он. – По фунту каждому, кто пойдет со мной, и сто тому, кто возьмет хотя бы одного из них живым! В пакгаузе за спиной Ньюкомба один за одним стали рваться пушечные гранаты. Крыша склада накренилась и тяжело рухнула. Пот прорезал полоски на пыльных лбах пластунов. Чиж по-собачьи лакал воду из реки, положив руку на штуцер. Кравченко и Вернигора лежали в тени кустов. Даниил отполз в сторону, и его тяжело вырвало от усталости. Один только Биля оставался на ногах. Он поднял голову к зениту, посмотрел на положение солнца, потом достал из кармана медный компас. Чиж отвалился от воды, прилег и подоткнул под голову заплечный мешок. – Загнал ты нас, Григорий Яковлевич. Мы давно уже ушли от погони, – сказал Чиж. Биля закрыл глаза, прислушался. Внутри его пропели тончайшие, далекие звуки. Он лег, приоткрыл рот и прижал ухо к земле. Топот ног, бряцание оружия и собачий лай звучали для него совершенно явно. Нет, не ушли. Один из мастифов Ньюкомба мордой раздвинул виноградные листья, поймал верхним чутьем запах и сделал длинный скачок вперед на своих приземистых лапах. Мелькали в винограднике красные мундиры. Кто-то из англичан на ходу рубил непокорную лозу тесаком. Вышагивал за собаками Ньюкомб в черном рединготе. На плече у него висела короткая кавалерийская винтовка, в кобуре на поясе находился револьвер системы Лефоше. Ньюкомб на длинных ногах шел быстрее, чем бежал рядом с ним сержант, и смотрел прямо перед собой, в сторону близких гор. Его голова была все время поднята, но он ни разу не споткнулся, хотя вокруг него то и дело раздавалось чертыханье упавших солдат. Пластуны шли цепочкой по середине реки, чуть поднимая ноги и заводя их в воду с носка, отчего становились слегка похожи на цапель. Чиж был замыкающим. Перед ним, стараясь не отстать от Вернигоры, шагал и шатался от усталости Даниил. Вот он провалился в небольшую яму, поднялся и двинулся было на мелководье, в сторону глинистого берега. Однако Чиж сразу ухватил его за воротник, вернул на место и заявил: – Куда? Наследишь по глине так, что нас и через неделю найдут! Но Даниила все сильнее болтало из стороны в сторону. Он схватился за ветку дерева, содрал с нее листву. Чиж снова выровнял серба и дал ему легкого пинка. – Пропадем мы с ним! Наломал тут веток, как кабан! – сказал он, обернувшись к Кравченко. Даниил уже плохо понимал происходящее. Он вдруг остановился, снова пошел в сторону берега, шатаясь, выбрался на него, опустился на большой камень и замер с широко открытыми глазами. Это был тяжелый ступор.