Пластуны собрались вокруг Даниила, быстро обменялись короткими взглядами. – Раздевайте его! – распорядился Биля. Мастифы Ньюкомба выскочили к берегу реки и разошлись в разные стороны. К воде подошел Ньюкомб, присел и осмотрелся. Затем он свистнул и послал обеих собак вдоль берега, вверх по течению, туда, куда, как ему теперь было известно, ушли пластуны. Чиж и Вернигора быстро раздевали Даниила. Тот стоял, как ребенок, совершенно безучастно, как будто все то, что происходило здесь и сейчас, не имело к нему никакого отношения. – Да повернись ты, бисов сын! – бросил сквозь зубы Вернигора. – Если он сейчас не отойдет, то бросить его придется. Связались мы с ним на свои головы, – сказал Кравченко Биле. Чиж и Вернигора завели совершенно голого Даниила в реку и несколько раз опустили в нее с головой там, где у высокого берега чернела промоина. Его начало вдруг колотить так, словно он заплясал какой-то дикий танец. Пластуны подтащили беднягу обратно к камню. Чиж бросил к его ногам обувь и одежду. – Слушай меня, хлопец, – внушительно сказал Даниилу Кравченко. – Погубишь ты нас! Хоть юшкой изойди, но беги! Только теперь Даниил начал понимать то, что ему говорили, быстро одевался, стараясь унять дрожь. – Я могу, да! – сказал он, влезая в широкие штаны. – Выдержу! – добавил серб, обвел взглядом пластунов и вдел голову в ворот рубашки. Казаки возвратились в реку. Даниил догнал их и занял свое место. Лай собак, почуявших добычу, теперь раздавался явно для всех. Псы заливались, захлебывались от ярости преследования. Пластуны вновь пошли по воде той же птичьей походкой и скрылись за поворотом русла Черной речки. Чиж и Вернигора теперь время от времени делали на ходу ложные выходы из русла. Они проминали траву и кусты, выбегали на берег и закладывали широкую петлю. Потом Чиж остался там, сел на камень, скинул с плеч свой мешок и что-то начал искать в нем. Пластуны пошли вперед. Только саженях в тридцати они стали выходить на берег по цепочке камней, затем словно просочились через береговые кусты, не оставив после себя ни малейшего следа. Даниил теперь шел вполне уверенно. Он внимательно смотрел за пластунами и старался повторять каждое их движение. Чиж привязал к подошвам своих чувяков другие. Каблук на них был впереди, у носка. Он вскочил на ноги, потоптался по земле, сбегал вдоль берега в другую сторону, вернулся. Потом пластун перешел ручей, сделал еще один ложный выход, наломал столько веток, что не заметить этого было невозможно, снова вернулся в реку и исчез в лесу, на другой ее стороне. Собаки работали по ложному следу Чижа. Они начинали плутать и поскуливать от бессилия. Ньюкомб остановился, внимательно осмотрелся и подозвал их свистом. Тут и там англичане валились на землю около реки, пили, взмучивая ее кристально чистую воду. Собаки вернулись к хозяину и стали виновато крутиться у его ног. Ньюкомб послал их на другой берег. – Кромвель, Бул, – туда! – приказал он. Вспенив воду в реке, собаки с треском исчезли в кустах на другой стороне. К Ньюкомбу, тяжело дыша, подошел сержант. – Сэр, мы растеряли по дороге половину людей. Может быть, нам стоит вернуться? – проговорил он. – Лучше отправьте кого-нибудь за подмогой. Они здесь, мы достали их. В это время раздался заливистый лай собак, снова взявших след. На открытом месте перед горой пластуны быстро заложили две петли диаметром саженей в сто, которые посередине сомкнулись в восьмерку. Чиж шел последним и что-то сыпал за собой. Даниил обернулся, посмотрел на него. – Морду прямо держи! Табак это, – сказал ему Чиж. Пластуны подбежали к скалам и быстро поднялись по их уступам. Скрывшись за гребнем, они сели на землю и начали переобуваться. У каждого в заплечном мешке были запасная пара обуви и свежие портянки. – Солнышко поднялось, жара собачий нос сушит. Уйдем, – сказал Чиж, одним движением заматывая портянку. Даниил посмотрел на свои ноги. Вернигора достал из мешка чистые портянки, кинул их Даниилу и сказал: – Чувяки свои мне давай, а ноги обвяжи. Умеешь? – Умею, – ответил Даниил. Биля приподнялся и посмотрел в сторону реки. В лесу, который разрезала река, взлетали потревоженные птицы. Пластуны, на ходу убирая обувь в мешки, быстро уходили за гребнем скал в тыл преследователям. На равнине собаки начали плутать, раз за разом закладывали все ту же восьмерку. Один из псов виновато подполз на брюхе к Ньюкомбу. Тот выхватил саблю, размахнулся и с холодной яростью дважды ударил мастифа плашмя. Тот взвыл, но только плотнее прижался к каменистой земле. Биля привалился к стволу дерева, поднял штуцер, прикинул расстояние. До Ньюкомба и красной цепи англичан отсюда было около шестисот шагов. – Достанешь его? – спросил он Вернигору. – Могу, – оценив расстояние и немного подумав, ответил тот. – Этот гад еще и собаку истязает. А что она ему сделала? – заметил Чиж. Вернигора осмотрелся, сдвинулся в сторону, раскрыл сошки штуцера и стал занимать позицию. – Гриша, мы дальше не уйдем. Ты вот сюда глянь, – сказал Кравченко и повел рукой в сторону Даниила. Тот лежал на спине в глубоком обмороке. Вернигора готовился к выстрелу. Солнце теперь светило прямо из-за его спины, отчего силуэты англичан смотрелись на фоне леса четко, как на гравюре. Пластун послюнявил палец и поднял его над головой, ловя направление ветра. Он опустил руку, быстро достал из кармана чистейший шелковый платочек, поднял его и расположил по ветру. Платок легонько заплясал и тут же сник. Вернигора прижал щеку к прикладу, приложился поудобнее и повел стволом, беря поправку на ветер. Ньюкомба теперь окружали пехотинцы. Они размахивали руками, видимо, о чем-то спорили, переходя с места на место. Но сам Ньюкомб стоял хорошо, неподвижно. Его длинная фигура как влитая ложилась в прицел. Вернигора вынес ствол штуцера на три корпуса правее Ньюкомба. – Срежем мы его, а дальше что? – недовольно спросил Кравченко. – Остальные разбегутся, – ответил Биля. Вернигора уже взвел курок, когда из леса показались первые шеренги новой английской колонны. – Отставить, Емельян! – проскрежетал Биля. 3 Англия, Дувр Большой лист плотной бумаги уже был украшен несколькими рисунками птиц. Сейчас Кэтрин цветной тушью выводила на нем характерную желтую грудку щегла. Попугая ара, малиновку и цаплю она изобразила мастерски. Простыми линиями и пятнами были очень точно схвачены не только характерный абрис и цветовая гамма каждой породы. У любой птицы на этих рисунках был свой характер. На краю стола закипал на спиртовке небольшой чайник. На серебряном подносе стояли чашки и вазочки с вареньем. В гостиную молодцевато вошел Слейтер. Сегодня он был при параде, его обычный строгий наряд протестанта украшал цветной шейный платок. Кэтрин встала, протянула ему руку и сказала: – Я рада вас снова видеть в Лондоне, мистер Слейтер! Тот старался быть галантным и даже поцеловал руку Кэтрин, что для нее явилось большой неожиданностью. Она даже слегка отдернула ладонь. – Вы дичитесь меня? – спросил Слейтер с улыбкой, совершенно не идущей ему. – Нет, что вы. Просто вы застали меня за рисованием, и я побоялась накормить вас китайской тушью. Прошу вас, садитесь! Хотите чаю? – Пожалуй. Да, в Лондоне я редкий гость. Но Британия, как известно, правит морями, и место настоящего англичанина именно там. Кэтрин принялась разливать чай и спросила: – Хотите немного варенья? Вот это прекрасное, из лепестков роз Шираза. – Да, Персия – это богатый и очень удачно расположенный край. Сами тамошние жители часто называют свою родину Гулистан – страна роз. – Расскажите мне скорее, как там Генри? – Ах да, простите! – Слейтер достал из кармана конверт и передал его Кэтрин. – Это его письмо к вам. Я оставил мистера Ньюкомба в добром здравии, хотя в несколько беспокойном состоянии духа. Кэтрин взяла письмо, вспыхнула от нетерпения прочесть его, но спокойно положила на край стола и сказала: