– Что это у вас на дождь пошло, Екатерина Романовна? – спросил есаул. – Скоро вы все меня покинете. Одна опять буду. Биля только развел руками, отвернулся и двинулся к хате. Войдя в нее, он подошел к своим вещам, висящим на стене под чистейшей белой простыней, выстиранной Екатериной Романовной. За столом сидел Кравченко и проверял какие-то бумаги. – Исправно все? – спросил Биля, надевая портупею. – Аттестат как надо выписан. Только сомнительно мне, что мы свои кормовые получим. А это уже было бы в самый раз! – ответил Кравченко и тяжело вздохнул. – Что от царя нам положено, то, брат, шалишь! Мы коней опилками кормить не будем. Получим все до копеечки! – заявил Биля. Кравченко скептически покачал головой и сказал: – Жалует царь, Григорий Яковлевич, да не жалует псарь. Балаклава, Крым Кэтрин читала книгу. Когда что-нибудь особенно захватывало ее внимание, лицо девушки приобретало трагическое, беспокойное выражение. Но все эти трагические маски, сменяющие друг друга, не имели никакого отношения к внутреннему состоянию. Именно так выражался интерес к событиям, о которых она узнавала. – Разрешите? – раздался за ее спиной голос Елецкого. Кэтрин вздрогнула от неожиданности и обернулась. – Да, конечно, прошу вас. Елецкий вошел в палатку, поклонился и сказал: – Я только что встретил мистера Ньюкомба, он попросил меня подождать его здесь. Вы не возражаете? – Если вам не трудно, подождите его на улице. Елецкий слегка улыбнулся и пошел к выходу. Кэтрин заметила эту улыбку, не сулящую ей в будущем ничего хорошего. Но выйти он не успел. В палатку влетел разъяренный Ньюкомб. – Проклятье! Все эти тупицы вытесаны из одной деревяшки! – громко заговорил он. – Они не дают мне людей, и это после тех сведений, которые я добыл для них! Видите ли, им надо готовить штурм! Не только одна несчастная рота, но и целый батальон там уже ничего не решает! Траншеи подошли на сто футов к бастионам русских. Это конец. Это вы? – Наконец-то он заметил Елецкого. – Зайдите позднее, мне сейчас не до вас! Елецкий улыбнулся еще раз, вышел, однако тут же обогнул палатку и остановился послушать дальнейший разговор Ньюкомба и Кэтрин. – Черт бы их подрал! Я задушил бы одних этих недоумков кишками других, – бушевал Ньюкомб, расхаживая по палатке. – Генри, прошу тебя в моем присутствии избегать таких выражений! – сказала Кэтрин, уставшая слушать его. – А? Что? Ах, да! Но здесь не Лондон, мисс Кортни! Кэтрин вспыхнула и отложила книгу. – В этом я уже слишком хорошо убедилась! – произнесла она и встала. – Что вы хотите этим сказать? – Хотя бы то, что я попросила бы вас не пускать к нам всякую сволочь! Даже если наш дом – всего лишь эта палатка! – Если вы о Елецком, то хочу заметить, что этот человек по рождению джентльмен и действительно князь. Он довольно рано сбился с пути, укокошил карточного шулера, стал героем прелюбопытнейшего уголовного процесса и угодил на каторгу. Елецкий поднял голову, подумал и мысленно согласился с формулировкой Ньюкомба. Он снова улыбнулся. В последнее время у него почти всегда было прекрасное настроение. – Генри, я боюсь его. Он ведет себя так, как будто что-то знает, – сказала Кэтрин. – Что он может знать? Елецкий у меня в руках. Он собирается бежать в Америку, так как считает эту дыру, представь себе, будущей великой державой. Но ему нужны деньги. Я обещал их ему и дам, но пока он слишком ценен для меня здесь. Елецкий пожал плечами и пошел прочь от палатки. – Надо поесть. Я забыл позавтракать, – вдруг сказал Ньюкомб и тяжело опустился на стул. Кэтрин обошла его, склонилась, обняла и сказала: – Генри, давай уедем отсюда прямо сейчас. Тех денег, которые у меня есть, нам хватит, чтобы устроиться на новом месте. – Это на каком же таком? – Если мы не можем жить в Европе, то поселимся в Америке или России. Ты предложишь свои ракеты там. – Какая глупость и малодушие! Впрочем, для женщины это простительно. – Ты стал груб, Генри, – сказала Кэтрин и выпрямилась. Ньюкомб встал, повернулся к ней и угловато, неумело обнял. – Прости меня! – сказал он. Боцман и Эдди еще раз выровняли шаг, зашли боком и поставили носилки на землю. – Подождем минут десять, пока начнется погрузка, – сказал Елецкий. – Я говорил вам, что мы торопимся! – донесся с носилок голос Слейтера. – Не волнуйтесь, пока я с вами, вам ничего не угрожает, – сказал Елецкий и осведомился: – Вы предпочитаете передать мне вексель здесь или на палубе? – Лучше бы здесь, – ответил за Слейтера боцман. Слейтер, озираясь, залез во внутренний карман и передал Елецкому вексель. Тот взял его и еще раз внимательно просмотрел. – Парни, отойдите на пару шагов, – попросил он моряков. – Мне надо сказать мистеру Слейтеру пару слов наедине. Слейтер с ужасом смотрел на то, как боцман и матрос отошли в сторону и скрылись за грудой мешков. – Не убивайте меня, – вдруг испуганно простонал он. – Вы всех по себе, что ли, судите? – вдруг взорвался Елецкий. – Я только хотел вам еще раз напомнить, чтобы вы подняли шум вокруг поступка мистера Ньюкомба не раньше, чем я вас об этом попрошу. Если вы поторопитесь, то вот тогда я достану вас из-под земли. Я ясно выражаюсь? – Конечно! – немедленно ответил Слейтер. – Я сделаю все так, как мы договорились. Севастополь, Крым Павел Степанович поморщился. Перевязанную руку изрядно саднило. Он стоял около стола Полуэкта Юрьевича и слушал, как тот вальяжно разглагольствовал, нависая над своей толстой конторской книгой: – Видел я эти сухари. Съедят наши солдатики и такие! Главное, не примечать их да не подымать истории. Других не имеется. На нет и суда нет! Наши герои видят, чего стоило и эти-то сухари привезти, вот и не жалуются. Не надо показывать виду, что вы их жалеете. Как-нибудь подправим отчетность. Писари в ротах это сделают. Я вам скажу, чем солдат голоднее, тем он злее. Нам того и нужно. Лучше будет драться. – Это конечно-с. Однако же у меня люди мрут! – заявил Павел Степанович. – Помилуйте, никто не помрет. Будете брать? Стукнула дверь, и в помещение вошел Биля. Он снял фуражку, поискал глазами образ, чтобы перекреститься, не нашел его, вернул головной убор на место и шагнул к Павлу Степановичу. – Дорогой ты мой, как тебя Бог милует? – осведомился есаул, пожимая здоровую руку капитана. Не лежится тебе в госпиталях, да? Там целей был бы. – От судьбы никуда не уедешь, Григорий Яковлевич! С прошлого года нас трое в живых на бастионе осталось. Так уж я решил от Бога моего принять то, что мне назначено. Биля повернулся к Полуэкту Юрьевичу, который со скучающим видом дожидался окончания этой сцены. – Вы будете управляющий? – спросил его Биля, доставая из кармана свои бумаги и кладя их на стол перед Флягиным. – Точно так. Что вам угодно?