– Могу ли я получить деньги для бригады по этим требованиям? – Деньги вы получить можете. Но это будет зависеть от вас самих. – Может быть, вы сделаете это прямо сейчас? Не задерживайте меня, пожалуйста, господин управляющий. Полуэкт Юрьевич довольно артистично вздохнул и потер лоб, как будто о чем-то размышляя. Потом он проницательно взглянул на Билю и совершенно хладнокровно спросил: – А вы сколько даете процентов? – Какие проценты? С чего?.. Объяснитесь. – Я спрашиваю вас, есаул, сколько вы мне дадите за те деньги, которые я прикажу отпустить вам? Мне обыкновенно платят по восьми процентов и более, но вы, пластуны, народ упрямый и любите торговаться. С вас можно взять и подешевле. Однако предупреждаю, менее шести процентов ни за что не приму. Нельзя так. Биля на мгновение даже потерял дар речи от такой наглости и оглянулся на Павла Степановича. Тот только пожал плечами. – Да вы… Как ты смеешь? Я вас на каторгу упеку! Павел Степанович, прошу вас засвидетельствовать, что говорит господин управляющий! – с холодной яростью в голосе сказал Биля. – Григорий Яковлевич, это бесполезно, – ответил Павел Степанович. – Как так?! – Рука руку моет, – не стесняясь присутствия Флягина, продолжил капитан. – Договор негласный: не требовать от интендантства фуража в натуре и за это пользоваться выгодами от ненормально завышаемых цен. – И пользуются?! – Кто как умеет и у кого насколько хватит совести. Все продали-с! – Вот, горячки-то в вас много, а толку мало! – покровительственным тоном заметил Флягин Биле. Он неожиданно воодушевился и даже привстал со стула, опершись обеими руками на свою толстую замусоленную приходно-расходную книгу. – Что же я буду за дурак, если стану раздавать эти деньги зря? – заявил он. – Нужны они, так бери, но заплати! Ведь я не с нищего пользуюсь. Ваши командиры не шесть процентов, а чуть ли не рубль за рубль получают! – Полуэкт Юрьевич замолчал, прочертил рукой в воздухе какую-то замысловатую фигуру, сел обратно на стул и спокойно обвел взглядом Павла Степановича и Билю. – Ах ты мразь! – прорычал есаул, шагнул к нему, схватил за воротник и вытащил из-за стола. – Вы не смеете-с! Я – дворянин! – выкрикнул Полуэкт Юрьевич, который отбивался и барахтался в его руках. Биля швырнул его в угол, на груду гнилых сухарей и достал револьвер. – Молись, – спокойно сказал он и взвел курок. – Григорий, опомнись! – тихо проговорил Павел Степанович. Биля поднял револьвер. Полуэкт Юрьевич встал на колени и пополз на них к есаулу. – Простите меня, братцы! – заголосил он. – Бог простит, – ответил ему Биля. Выстрелы отшвырнули Флягина обратно на черную жижу сгнившего хлеба. Балаклава, Крым Команда «Таифа», оставшаяся без своего корабля, обитала теперь прямо за набережной Балаклавы. Здесь были разбиты палатки и вырыты несколько больших землянок. Утро выдалось сырым. Из труб печурок, обогревающих землянки, тянулся сизый дымок. На пороге одного из этих довольно неряшливых строений, крыша которого была сооружена из всякого деревянного хлама и довольно небрежно присыпана землей, перемешанной с мелкими камнями, на стуле восседал капитан. Несмотря на ранний час, перед ним на доске, утвержденной на двух кирпичах, стояли початая бутылка виски и стаканчик. Он наклонился и залил в себя очередную порцию. Из утреннего тумана, стоявшего на набережной, вынырнул Ньюкомб. Капитан привстал, чтобы рассмотреть его получше, огляделся, но бежать было уже некуда. – Доброе утро, капитан! – сказал Ньюкомб, остановился прямо напротив него, осмотрелся и заметил небольшую деревяшку, которая, видимо, тоже иногда служила тут стулом. Он уселся на нее и заложил ногу на ногу. – Утро сегодня мерзейшее, как и вся эта земля! – заявил капитан и поинтересовался: – С чем пожаловали? – Мне нужны ваши люди. – Это еще зачем? – Я нашел то, что искал. Тут из землянки вылез боцман. Он был завернут в какое-то тряпье, выглядел неважно, однако прислонился к притолоке с видом человека, который собирается внимательно послушать то, что прямо касается и его тоже. Капитан недовольно покосился на него. – Убирайтесь ко всем чертям! Ничего вы не получите, – резко сказал он, обращаясь к обоим собеседникам сразу. Выстрел опрокинул его вперед, на доску с виски. Жалобно звякнул стаканчик. Затылок капитана заливала кровь. Боцман огляделся по сторонам и убрал дымящийся пистолет. – Мистер Ньюкомб, когда выступаем? – деловито спросил он. Кэтрин прошла мимо стола, но вдруг остановилась, шагнула назад и взяла с него какую-то бумагу. Это был официальный приказ, часть слов в котором были затерты и подготовлены к исправлению. В палатку вошел Ньюкомб, взял приказ из рук Кэтрин, сел за стол и взглянул на перо и чернильницу. – Генри, что это значит? – спросила Кэтрин. – Ничего особенного. Мне нужны люди, и я беру их! – Это бесчестно! Генри, что с тобой произошло? Ответь мне! Ты, самый честный и благородный человек из всех, которых я знала, теперь не брезгуешь подлогом, хочешь подделать приказ? – Хорошо, я объясню тебе! Реальная жизнь, это не рисование птичек в лондонских гостиных! Здесь нужны другие краски! Это во-первых. Во-вторых, надо слушать голос времени. – Именно оно говорит тебе, что подлог перестал быть презренным уголовным преступлением, сродни карманной краже? – Ты не понимаешь! Честь? Преступление? Ничего этого давно уже нет. Есть только деньги, причем такие, которые покрывают все. Больше в этом мире ничего нет. – Генри, ты сошел с ума! Это золото еще лежит в земле, но уже искалечило тебя! – Я не собираюсь на эти деньги строить себе дворцы. Мои ракеты изменят мир! Никто не понимает, что я задумал! Мне плевать на средства. Моя цель оправдывает их. Я слишком много думал об этом раньше. – Ньюкомб вдруг сухо рассмеялся и добавил: – Я был глуп, как тетерев! Севастополь, Крым Кухаренко задумчиво сидел за столом. За окном быстро густели сумерки. Уже пора было зажечь огонь, но, видно, за тяжелыми думами всем здесь сегодня было не до этого. Никифор аккуратно приоткрыл дверь и спросил: – Прикажете огонь вздуть? – Нет. Поди. Из-за спины денщика выглянул Кравченко. – Входи, Николай Степанович. Посумерничаем с тобой, – позвал его Кухаренко. – Давно жду тебя. – Самоварчик не изволите? – жалостливо спросил Никифор. – Поди отсюда, – устало сказал ему Кухаренко. Кравченко вошел в горницу и сел к столу. За окном дважды бухнули тяжелые разрывы. – Думаю, Николай, со временем не будет войны, – сказал Кухаренко. – Средства к уничтожению людей все усиливаются. Немудрено, если какие-нибудь умники выдумают оружие, которое одним разом будет лишать жизни тысячу человек. Вот и войне конец. Как думаешь? – Остановит ли? – спросил Кравченко. – Тут ведь есть еще и второе. Где война, там и доблесть.