Порою с ним действительно было бесполезно спорить. Я промолчал, а собеседник продолжил: – Ключевая проблема в том, что мы не можем существовать вместе, задача каждой группы, и рабочих, и Кухни, – свести другую группу к минимуму, желательно к нулю. Но на данный момент, на мой взгляд, все устроено справедливо. Потому что их село на нашем уровне более-менее вписано в Осколок. Ты что-нибудь слышал о нем? – спросил Судак, как мне показалось, слегка насмешливо. Я не нашел ничего лучше, чем задать самый глупый вопрос: – Что-то разбилось? Но он даже не улыбнулся. – Если представить Башню с самого верха, который никто не видел, до самой земли, то есть до закрытого города Севастополя, – ну, скажем, в виде пирога или куличика… – Неожиданно, – отозвался я. – Так вот, если сверху вниз – по всей высоте – отхватить огромным ножом узкий кусок? Бок, говоря по-простому? – Зачем? – Ожидаемый вопрос, – улыбнулся лысый. – Конечно, для наглядности. Мы же не станем так резать на самом деле? Кто мы такие? Я ответил улыбкой, чувствуя, как в нашу беседу врывается легкое дуновение сумасшествия. – Вот этот-то кусок, очень узкий, но простирающийся от земли до неба, и зовется Осколок. Иными словами, это срез Башни по всей высоте. – Но ведь такой кусок отрезать невозможно? – возразил я. – Каждый уровень Башни уже предыдущего – она как детская игрушка, пирамидка: на большом кольце маленькое, на маленьком – еще поменьше, а на верхушке – шарик. – Тут я засомневался. – Наверное. – Шарик, – тихо рассмеялся Судак. – И откуда ты такого понабрался? – Мы с друзьями провели под стенами Башни всю жизнь, – сказал я. – Да и фильмы! Ялта, Трииндахаус… Везде показывали Башню одинаково. – Ну допустим. Показывали… А со всех ли сторон тебе показали Башню? Вопрос был неожиданным. Я пытался вспомнить, но никак не мог. – Ты видел Башню со стороны линии возврата? – наседал Судак. – Кажется, нет. Вернее – конечно нет. Как там покажешь, это ж линия возврата? – Вот именно с той стороны Башня и не сужается. Ее граница строго совпадает с линией возврата. А про пирамидку – это, как говаривали ветхие, совершенно ненаукоемко. – И что же, – поразился я, – выходит, у рабочих есть свое вертикальное село? – У рабочих на нашем уровне осталось одно, очень узкое село. Над ним и под ним – по всей высоте Башни – располагаются рабочие села других уровней. При этом население села может контактировать только со своим уровнем или, по желанию, подняться выше. Но так же, как и у нас, теряя связь с теми, кто остается внизу. Он задумался, как будто что-то вспоминал, и вдруг многозначительно произнес: – На самом деле им есть куда ужиматься… Нет, ты не подумай. К рабочим из Осколка нет особого отношения – на Потреблении их так и вовсе не замечают, но там все иначе устроено. У них нет ни миссии, ни каких-то больших задач, кроме текущих: обеспечивать уровни тем-то и тем-то. Им никто не запрещает идти выше, никто не ограничивает. Но – парадокс! – они не хотят сами. Им нужно только продвижение внутрь нашего уровня, но никак не наверх. Я не сказал бы этому лысому, о чем думал в тот момент: «Неужели Башня – лучший из миров?» Даже если бы он спросил. Но он и не спрашивал, а увлеченно продолжал: – Все просто. В их продвижении наверх нет никакого смысла – ни практического, ни… скажем так, личностного. Они производят лампы для тех, кто родился в Башне, и приглашаемых севастопольцев, но у них самих нет миссии донести лампу. – Если у них нет миссии, – удивился я, – зачем тогда им ограничивать свободное перемещение вверх и вниз? – Это просто, – ответил Судак. – Из-за связи с нами. – Но ведь между вами… мягко говоря, не дружба. – Между нами – нейтральные коридоры. – Он насладился непониманием в моих глазах и продолжил: – Именно так. Обычную еду, одежду и несложные приборы они перемещают из Осколка в нейтральное село – пространство, отделенное несколькими уровнями защиты с обеих сторон, которое не принадлежит ни уровню, ни Осколку. Такая система не позволяет рабочим получать мало-мальски ценную информацию об уровне и потом ее «сливать». И все-таки для пущей безопасности их Осколок тоже разделен. Они при всем желании не смогут рассказать тем, кто внизу, о том, что наверху. Хотя, как по мне, это лишнее – даже если они и увидят, чем живут уровни, то вряд ли что-нибудь в этом поймут. – И кто же забирает их поставки из нейтрального села? Кто их распространяет дальше, по уровню? – Мы сами, – спокойно ответил Судак. – Ты удивишься, конечно? – Признаюсь, да. И очень. – Я никак не верил, что среди жителей этого уровня могут найтись те, кто взял бы на себя подобную работу. – Конечно, среди нас ты не увидишь тех, кто захотел бы заниматься этим постоянно. Но много поколений назад здесь было принято мудрейшее решение, на котором и держится весь наш уровень. Все эти функции добровольно распределяются между всеми, кто здесь живет, и ответственные – пускай я и не люблю это слово – постоянно меняются. Таким образом, за всю свою долгую жизнь ты станешь развозчиком или разносчиком всего лишь несколько раз. Речь о самых простых работах, в которых ничего не требуется понимать. Если же нужно что-то чинить, конструировать, программировать, то в Технорайонах уровня живут специалисты. Те же, кто в Осколке, занимаются первичкой. Разумеется, мы испытываем к первичке неприязнь, ну а что к ней можно испытывать? – И что же, ты думаешь, что на всех уровнях рабочие одинаковы? – Не думаю – знаю. Для них нет других уровней, они одинаково обособлены от любого. – И тем не менее они необходимы, – продолжил Судак. – Но баланс должен соблюдаться – и людей, и территорий. Каждому по потребностям – мы мало говорим здесь об этом, но стараемся жить именно так. – Так, может быть, им не хватает потребностей? – предположил я. – Иначе бы зачем они устраивали бунты? О которых, кстати, здесь не говорят. – А что об этом говорить? – удивился Судак. – В чем фан? – Прости? – замялся я. – Ну, фан. Любая новость должна фанить, не так ли? – Возможно, – осторожно согласился я. – А это тухлый фан. Такое происходит регулярно. И каждый раз одинаково! Именно здесь, на нашем уровне, «осколочники» считают необходимым прорываться – думают, у них больше шансов по сравнению с тем же Потреблением? Но мы умеем их сдерживать. – Как? – Все здесь, – он кивнул на книги, а затем показал на голову, – и здесь. Знания получены от ветхих, умения – от них же. Ведь это пошло из былого, от Строителей, я же говорил. И тут я внезапно вспомнил начало беседы, будто вернулся в него. На мгновение застыл и посмотрел на лысого немигающим взглядом. Мне нужно было понять раньше – ну конечно, почему я не понял этого раньше? О чем мы вообще говорили? И почему? – Подожди… Мы что, о рабочих? – Ну да, – рассмеялся Судак. – Но при чем здесь они? Я спрашивал о героях. Ведь герои устроили сельский бунт. Ты не сказал ни слова о них. Лысый вскинул брови от удивления: – Я говорил только о них. – Ты говорил об Осколке, – упорствовал я. – Так это они и есть. – Мой собеседник наконец-то понял, что меня удивило. – Их назвали героями в ту самую пору, когда хорошо потеснили. Ведь когда ты отнимаешь у кого-то все, нужно дать взамен утешение. Это снисходительность победителя – теперь никто не говорит «рабочих», все говорят «героев». Хотя само звучание: село героев… Задумайся – ну какое у героев может быть село? И так здесь со многим, привыкай. Все эти бунты уже давно просто часть жизни уровня. На других уровнях они вряд ли герои, вот им и нравится бунтовать против нас. А, – он махнул рукой, – на самом деле примерно все то же творилось и внизу. – В Севастополе? – встрепенулся я. – Там не могло… – Расслабься, я про Потребление. – Судак мягко улыбнулся. – Осколок – это выдавленные. Отсеченные. Никто не хочет делить с ними уровень, но все понимают: без них никак. Без них ничего бы не было. И без них ничего не будет. Вот так, – он развел руками. – Но честно ли так с ними? Ведь их жизнь вряд ли завидна… Лысый не дал договорить. – Она вряд ли завидна в том же смысле, в каком вряд ли завидна твоя или моя. Любая человеческая жизнь. Но она совсем не ужасна. Просто она… не наша. Что можно сказать об их жизни? В селе героев все так же автоматизировано, как и здесь. Эти книги, – он потряс передо мной толстым корешком, – знают и помнят многое. Основу ФаКУ десятками поколений составляло широкое научно-гуманитарное сообщество, но однажды науке пришел черед отвалиться. Это произошло быстро – всего лишь за несколько поколений. Просто уровень больше в ней не нуждался, наука исчерпала себя: все, что нужно для жизни, придумано. У нас нет болезней, что когда-то терзали и мучали людей, у нас развита техника, ее хватает и для удовольствия, и удобства. Развиваться дальше некуда, ну, почти. – На этом слове он загадочно подмигнул. – Просто дальше – значит опаснее. Вот и живет весь уровень в приятном расслабоне, на стиллайфе, как говаривали ветхие: «Баю-бай, живи standby». Тут он словно спохватился, вспомнив, о чем мы говорили: – Между прочим, и герои пользуются всеми этими благами. Так что все эти бунты – просто способ жить здесь. Как и все, что ты видел до этого, и все, что встретишь потом. Все вокруг нас – просто способ жить. Лысый встал и направился к шкафу, давая понять, что разговор закончен. – Он просто не любит героев, – рассмеялся Джа, когда я рассказал ему о разговоре. – Но, по правде говоря, они на своем месте. Я имею в виду Осколок. Никто не оспаривает их место жительства, даже они сами. – Но как же бунты? – удивился я. – Здесь такая история. – Мой собеседник любил с важным видом разглаживать бороду и говорить: «Здесь такая история», отчего я едва удерживался от смеха. – На нашем уровне случилось непредвиденное: мы зашли на их территорию. Решили загнать их в Осколок глубже. За несколько последних поколений здесь открылись новые залы, которые расположены уже над территорией Осколка нижнего уровня. Су не любит об этом вспоминать. – Он любил называть лысого Су, правда, почему-то только в его отсутствие. – Но если бы мы не продвинулись в Осколок, всей этой локальной войны на окраине уровня не было бы. Впрочем, в одном он прав – она мало кого заботит. Я вспомнил реакцию отпросов на известия о бунте и вынужденно согласился. Так кто же они были, братья Саки? Странно задавать людям такой вопрос – на каком бы уровне они ни жили, чем бы ни занимались. Да эти бы и не ответили. Судак и Джа были другими, совсем не похожими ни на кого, и в чем-то были симпатичны мне – но стоило признать, оба они были плоть от плоти своего уровня. Они не пытались – да и не смогли бы – убедить меня остаться, но в бесконечных тягучих беседах с ними, в посиделках среди ветхих книг и огромных шкафов я действительно забывал, что мне нужно куда-то идти, что-то делать. Что я избранный и пришел с миссией. Что не узнал о Башне и капли того, что хотел, и что давно не видел Фе и даже не знаю, как она. Нет, я не решал здесь остаться, не полюбил этот уровень и даже не понял его, но просто забывал здесь обо всем другом. А это так порою полезно – просто забывать. В другой раз, будто бы между делом, поедая жирные сочные шарики, они признались мне: – Ты удивишься, но мы с ним из Севастополя. Кажется, мы здесь вечны, что было много-много поколений таких, как мы… – Джа снова погладил бороду. – Но здесь такая история: мы просто обосновались. Избранные могут и не подозревать о том, что мы жили в городе, что прошли Потребление. Мы не слишком-то стремимся, чтобы это знали. Теперь мы здешние жители. – Он улыбался, довольный собственным признанием. – Поздешнее многих. – Судак кивнул головой для важности. – И мы не хотим уходить с Притязания.