— Потому что они не в состоянии собой владеть. Женщины нашего круга не способны сдерживать чувства, а проявлять их на людях не принято, в то время как женщины бедных сословий хоронят близких и не стыдятся своего горя и слез. Обещаю, папа, что, если возьмешь меня с собой, неприятностей не доставлю. Не надо звать посторонних. Если мистер Белл не приедет, с тобой отправлюсь я, а в его присутствии навязываться не стану. Мистер Белл, страдавший подагрой, приехать не смог; прислал прочувствованное письмо, где выразил глубокое соболезнование и сожаление, а также надежду навестить друга в скором времени, если тот его примет. Недвижимость в Милтоне требовала внимания, и агент известил его, что присутствие владельца абсолютно необходимо. Он давным-давно не был в Милтоне, а сейчас с необходимостью визита его примиряет лишь возможность повидать и утешить дорогого Хейла. Маргарет всеми силами отговаривала отца приглашать мистера Торнтона, питая к этому шагу невыразимое отвращение. Вечером накануне похорон миссис Торнтон прислала мисс Хейл высокомерное письмо, в котором сообщала, что, по желанию сына, их экипаж будет в их распоряжении на церемонии, если семья не имеет возражений. Маргарет протянула листок отцу. — О, давай обойдемся без их милостей! Торнтонам нет до нас никакого дела, иначе он приехал бы сам, а не присылал пустой экипаж! — Мне казалось, ты решительно не хотела его видеть, — удивленно возразил мистер Хейл. — И не хочу. Не хочу, чтобы он присутствовал на кладбище, и уж тем более не собираюсь ни о чем просить! Однако такой насмешки над скорбью я от него не ожидала. Маргарет неожиданно так разрыдалась, что испугала отца. До сих пор дочь была так сдержанна, так преданно заботилась о нем, так терпеливо делала все, что полагалось в подобных случаях, что мистер Хейл не мог понять этой внезапной вспышки. Она выглядела до предела раздраженной и встревоженной, а нежные уговоры отца лишь подхлестывали слезы. Маргарет провела мучительную ночь, а утром свалилось новое переживание: брат прислал письмо, в котором сообщил, что мистера Леннокса в городе не оказалось. Секретарь заверил, что адвокат вернется не позднее вторника — возможно, даже в понедельник, — и в результате после некоторых раздумий Фредерик решил задержаться в городе на день-другой. Поначалу он собирался вернуться в Милтон, но присутствие в доме мистера Белла и внезапная встреча на станции заставили отказаться от этой мысли и остаться в Лондоне. Брат заверял, что предпримет все меры предосторожности, чтобы не попасться Леонардсу на глаза, и Маргарет возблагодарила судьбу за то, что письмо не увидел отец, а то непременно заставил бы прочитать его вслух и впал в состояние острой нервозности, бороться с которой у нее не хватило бы сил. Она уже не раз пожалела о том, что уговорила брата поехать в Лондон посоветоваться с мистером Ленноксом. Ей казалось, что это не задержит его надолго, да и опасность выглядела абстрактной, но последующие события убедили в обратном. Маргарет старалась подавить бесполезные сожаления о действиях, которые прежде представлялись единственно верными, а на поверку оказались ошибочными. Отец слишком ослаб от душевных и телесных страданий, чтобы бороться с новыми страхами, поэтому сразу поддался бы панике и растерял последние силы. Маргарет заставила себя скрыть волнение. Казалось, отец совсем забыл, что этим утром от Фредерика могло прийти письмо, и думал лишь о том, что скоро утратит последнее зримое свидетельство присутствия жены. Он беспомощно дрожал, когда распорядитель обряжал его в траурную мантию, жалобно смотрел на дочь, потом подошел к ней неверным шагом и пробормотал: — Помолись за меня, дочка. У меня не осталось сил даже для этого. Отдаю свою Марию, потому что должен отдать, и пытаюсь смириться. Знаю, что на то воля Божья, но не понимаю, почему она умерла. Помолись за меня, Маргарет, и попроси Господа послать веру для молитвы. Отчаяние мое слишком велико. Маргарет усадила отца на диван, крепко обняла и принялась произносить все благородные слова святого утешения и преданного смирения, которые смогла вспомнить. Голос ее звучал ровно, а сама она черпала стойкость в любви к отцу. Мистер Хейл едва заметно шевелил губами, повторяя знакомые строки, с болезненным, мучительным усилием пытается обрести покорность, которую не мог принять в свое сердце. Маргарет едва не утратила самообладание, когда Диксон обратила ее внимание на Хиггинса: вместе с дочерью тот стоял в стороне и внимательно наблюдал за церемонией. Николас пришел в своем обычном костюме, однако в знак траура обвязал шляпу черной лентой, чего не сделал даже в память дочери Бесси. Однако мистер Хейл ничего не заметил. Механически повторил за священником слова заупокойной службы, в конце несколько раз тяжело вздохнул, взял Маргарет под руку и жестом попросил вывести его на улицу, словно ослеп и надеялся только на ее поддержку. Диксон громко зарыдала, закрыв лицо платком, и так глубоко погрузилась в собственное горе, что даже не заметила, как обычная в таких случаях толпа постепенно рассеялась. К реальности ее вернули чьи-то обращенные к ней слова. Подняв голову, она увидела мистера Торнтона: он присутствовал на прощальной церемонии, скромно укрывшись за спинами скорбящих, так что никто его не узнал. — Прошу прощения. Не подскажете ли, как самочувствие мистера и мисс Хейл? Может, нужна какая-то помощь? — Как? Да так, как и следовало ожидать: господин совершенно сломлен, а мисс Хейл держится. Мистер Торнтон надеялся услышать, что она переживает, что расстроена, и это позволило бы ему проявить участие, утешить страдалицу. Эту мечту он лелеял с того самого момента, когда получил презрительный отказ, ей он предался бы еще несколько дней назад, но мечта эта, совершенно восхитительная, отчаянно омрачилась воспоминанием о сцене, случайно замеченной возле железнодорожной станции Аутвуд. Впрочем, выражение «отчаянно омрачилась» не передавало даже малой доли испытанного разочарования. Воспоминание о красивом молодом человеке, рядом с которым мисс Хейл была совершенно счастлива, пронзало резкой болью, заставляя стискивать зубы, чтобы сдержать стон. Так поздно и так далеко от дома! Требовалось огромное волевое усилие, чтобы вернуть к жизни непогрешимую прежде веру в чистоту и безупречность девственного достоинства любимой, но едва усилие ослабевало, вера рассыпалась в прах, и ее место занимали самые дикие и причудливые фантазии. И вот последовало предательское, сверлящее подтверждение: «держится». Значит, существовала надежда на нечто настолько яркое, что даже при преданном характере мисс Хейл смогло осветить ей столь мрачные часы. Да, он знал, как Маргарет способна любить: его собственное пламенное чувство подарило инстинктивное ощущение ее возможностей. Если достойному мужчине мощью и верностью своей любви удастся добиться взаимности, душа ее воспарит в солнечной вышине. И даже в скорби она с мирным спокойствием обратится к нему за сочувствием. К кому же? К этому неизвестному мужчине. Вот почему простодушный ответ Диксон поверг бледного и печального мистера Торнтона в бездну отчаяния. — Думаю нанести визит… мистеру Хейлу. Возможно, он примет меня через день-другой. Мистер Торнтон говорил таким тоном, словно ответ не имел ни малейшего значения, но это было не так. Несмотря на боль, он жаждал встречи с виновницей страданий. Вспоминая позу нежной доверчивости и щедро домысливая сопутствующие обстоятельства, мистер Торнтон всей душой ненавидел мисс Хейл, однако не терял страстного стремления увидеть ее вновь и хотя бы подышать одним воздухом. Он метался между Сциллой и Харибдой страсти, неумолимо приближаясь к роковой развязке. — Осмелюсь заверить, что господин непременно встретится с вами, сэр. Он очень переживал, когда пришлось вам отказать в приеме, но тогда обстоятельства не благоприятствовали общению. По одной лишь ей известной причине Диксон ни словом не обмолвилась об этом разговоре, и Маргарет так никогда и не узнала, что мистер Торнтон присутствовал на похоронах ее матери. Глава 34. Ложь и правда С правдой выйди в океан, Пусть свирепствует ненастье! В истине найдешь ты счастье, И смирится ураган! Неизвестный автор Внешнее спокойствие требовало от Маргарет невероятного напряжения. Порой, во время беседы с отцом, ее вдруг пронзала эта страшная мысль: мамы больше нет, — и хотелось кричать от боли и ужаса. Судьба Фредерика тоже вызывала тревогу. В воскресенье почты не было, но письма из Лондона не принесли ни в понедельник, ни даже во вторник. Маргарет не знала планов брата, а мистер Хейл тяжело переживал неизвестность. Нервозность разрушила приобретенную после смерти жены привычку неподвижно проводить в кресле по нескольку часов кряду. Теперь он шагал по комнате, выходил в коридор и без видимой цели открывал дверь спальни. Маргарет пыталась успокоить отца чтением вслух, однако долго слушать он не мог. Хорошо еще, что удалось скрыть дополнительный повод для переживаний: опасное столкновение с Леонардсом. Сообщение о визите мистера Торнтона она восприняла с радостью: беседа с любимым учеником заставит отца направить мысли в другое русло. Мистер Торнтон быстро подошел к мистеру Хейлу и крепко, молча сжал его руки, всем своим видом выражая сочувствие, для которого не хватило бы слов, а потом повернулся к Маргарет, которая вовсе не выглядела сейчас спокойной. Величавая красота поблекла от усталости и слез, на лице появилось выражение терпеливой печали. Более того, присутствовала и печать бесконечного страдания. Торнтон не собирался приветствовать мисс Хейл иначе, чем с обычной заученной холодностью, однако не смог удержаться, чтобы не подойти, когда она скромно стояла в стороне, и не произнести несколько принятых в подобных случаях слов с таким участием, что глаза ее предательски заблестели. Она отвернулась, чтобы скрыть чувства, взяла рукоделие и молча устроилась в уголке. Сердце Торнтона забилось стремительно и бурно, так что на некоторое время он даже забыл о встрече на станции Аутвуд, и, чтобы отвлечься, поспешил заговорить с мистером Хейлом, который чрезвычайно ценил любое взвешенное мнение уверенного в себе, не склонного к компромиссам собеседника. Вскоре Диксон приоткрыла дверь и оповестила: — Мисс Хейл, к вам пришли. Горничная выглядела на редкость взволнованной, и сердце Маргарет дрогнуло: неужели что-то случилось с Фредом? Хорошо, что джентльмены увлеклись разговором. — Кто меня ждет? — дрогнувшим голосом спросила Маргарет, едва выйдя из гостиной. — Пожалуйте сюда, мисс. — Диксон открыла дверь спальни миссис Хейл, куда теперь переселилась дочь, ибо мистер Хейл отказался вернуться туда после смерти жены. — Это всего лишь инспектор полиции: хочет с вами побеседовать. Уверена, что ничего не случилось. — Он, случайно, не упомянул… — едва слышно проговорила Маргарет. — Нет-нет, мисс. Спросил только, живете ли вы здесь и может ли он с вами поговорить. Марта открыла дверь, впустила его и проводила в кабинет господина. Я пришла узнать, достаточно ли этого, но нет, мисс: ему нужны именно вы. Маргарет молча дошла до кабинета и, прежде чем открыть дверь, тихо предупредила: — Проследи, чтобы папа не спустился. Сейчас с ним мистер Торнтон. Надменность мисс Хейл потрясла инспектора полиции. Лицо выражало негодование настолько сдержанное и подавленное, что скорее следовало бы говорить о пренебрежении. Ни удивления, ни любопытства мисс Хейл не выразила — просто молча ждала объяснений. — Прошу простить, мэм, но долг службы обязывает задать вам несколько вопросов. В госпитале умер человек. Смерть вызвана последствиями падения с платформы на станции Аутвуд двадцать шестого числа этого месяца, в четверг, между пятью и шестью часами пополудни. Падение не имело непосредственных последствий, однако, по заключению врачей, оказалось смертельным из-за уже имевшейся болезни и пристрастия к спиртному. Зрачки больших темных глаз, неподвижно смотревших в лицо собеседнику, слегка расширились, но других изменений не заметил даже такой опытный наблюдатель, каким со временем стал инспектор полиции. Из-за напряжения мышц губы казались изогнутыми чуть больше обычного, но поскольку он не видел их в спокойном состоянии, признаков вызывающего неповиновения в этом не нашел. Маргарет не побледнела, не вздрогнула, не опустила голову, а напротив, смотрела прямо и твердо. Стоило инспектору замолчать в ожидании ее реакции, тут же предложила, словно ободряя: — Ну-ну, и что же? Продолжайте! — Предполагается провести расследование. Свидетели происшествия утверждают, что потерпевшего столкнул с платформы спутник молодой леди, которой тот нагрубил. Сцену наблюдал один из служащих, а поскольку видимых последствий удар не имел, тут же о ней забыл. Существуют некоторые основания считать, что та молодая леди — вы, и в этом случае… — Меня там не было, — перебила Маргарет, по-прежнему без всякого выражения глядя в лицо полицейскому. Инспектор кивнул, но промолчал. Стоявшая перед ним леди не проявляла ни возмущения, ни нервного страха, ни тревоги, ни стремления как можно скорее закончить разговор. Полученная информация отличалась крайней неопределенностью: один из носильщиков, выбежавший из здания станции, чтобы встретить поезд, увидел на противоположном конце платформы столкновение между Леонардсом и шедшим рядом с леди джентльменом, однако шума не услышал. А прежде чем поезд, отправляясь, успел набрать скорость, его самого едва не сбил с ног разъяренный пьяный Леонардс, успевавший на бегу отчаянно ругаться. Больше он о происшествии не вспоминал до тех пор, пока инспектор не обратился за показаниями. Инспектор, в свою очередь, навел справки на станции и узнал от начальника, что в это время поезд ждали необыкновенной красоты молодая леди и джентльмен. Присутствовавший там же торговец бакалеей признал в ней проживающую в Крамптоне мисс Хейл, чья семья покупает в лавке продукты. Уверенности в том, что именно эта пара прогуливалась по платформе, не было, однако вероятность существовала. Сам Леонардс, вне себя от ярости и боли, отправился за утешением в ближайший бар. Там на его пьяное бормотание никто не обратил внимания, но официанты потом вспомнили, что он внезапно встал и во всеуслышание назвал себя идиотом за то, что совсем не подумал о телеграфе. Что это значило, неизвестно, но все решили, что он направился именно туда, по пути ослабел — то ли от боли, то ли от алкоголя — и улегся прямо на дороге, где его подобрала полиция и доставила в госпиталь. Там он так и не протрезвел настолько, чтобы внятно рассказать, что с ним произошло, хотя несколько раз пытался. Было не ясно, бредит ли он, и врачи послали за мировым судьей, чтобы записал показания умирающего. Но когда явился представитель власти и стал задавать вопросы, тот понес какую-то чушь про море, называл имена капитана и лейтенантов, путая их с именами носильщиков с железной дороги, а последнее проклятие относилось к какому-то «корнуоллскому мошенничеству», которое лишило его заслуженных ста фунтов. Пока инспектор сопоставлял факты, пытаясь понять, что могло произойти, Маргарет с невозмутимым спокойствием ждала следующего вопроса. — То есть вы, мадам, полностью отрицаете, что сопровождали на станции джентльмена, который нанес удар человеку и затем столкнул с платформы, отчего тот впоследствии скончался? Сознание Маргарет пронзила мгновенная острая боль: «О боже! Только бы Фредерик был в безопасности!» Глубокий наблюдатель человеческой натуры смог бы заметить на безмятежном лице мимолетную тень страдания и растерянности загнанного в угол, но опытный, умный инспектор не отличался выдающимися способностями по малейшим изменениям определять психологическое состояние собеседника. И все же форма окончательного ответа его слегка удивила, поскольку в точности повторила первую реплику. — Меня там не было, — размеренно и устало произнесла мисс Хейл. За все время их беседы она ни на миг не опустила глаза и не отвела взгляда в сторону. Эхо прошлого отрицания разбудило минутное подозрение: казалось, молодая леди была вынуждена однажды сказать неправду, а теперь не находила сил что-то изменить в собственных словах. Инспектор медленно, демонстративно закрыл блокнот и так же медленно поднял голову. Мисс Хейл продолжала стоять подобно великолепной статуе. — Надеюсь, вы не сочтете меня навязчивым, если я снова нанесу визит. Возможно, придется пригласить вас на дознание и попросить представить убедительное алиби — в том случае, если мои свидетели будут настаивать на своих показаниях. Он пристально посмотрел на девушку, но не заметил ни движения, ни изменения выражения гордого лица, ни тени вины, — она даже не поморщилась. Инспектор полиции не знал Маргарет, поэтому царственное самообладание сбило его с толку, и он решил, что произошла ошибка и на станции была другая дама. — Крайне маловероятно, мадам, что какая-то из упомянутых мер понадобится. Надеюсь, вы простите меня, если действия покажутся вам нескромными, но я исполняю свой долг. Инспектор откланялся и направился к двери. На прощание Маргарет лишь кивнула: губы так пересохли и окаменели, что не удалось произнести даже банальных слов вежливости. И вдруг что-то ее словно толкнуло: она шагнула вперед, вышла из кабинета, быстро подошла к входной двери и распахнула ее настежь, предлагая инспектору покинуть дом и ни на миг не спуская с него неподвижного взгляда. Захлопнув за гостем дверь, она направилась было по коридору в кабинет, но вернулась и, подчиняясь внезапному импульсу, задвинула тяжелый засов. Постояв немного, словно пытаясь прийти в себя, вошла в кабинет, сделала несколько неверных шагов, остановилась и вдруг, слегка покачнувшись, Маргарет рухнула на пол как подкошенная в глубоком обмороке. Глава 35. Искупление «Коль в тонкой пряже есть дефект, То выйдет вскоре он на свет».