— Кое-что приятное для вас, мисс. Письмо от мастера Фредерика. — Спасибо, Диксон. Как поздно оно пришло! Маргарет постаралась говорить спокойно, даже лениво, и заставила себя дождаться, пока горничная положит конверт на одеяло, вместо того чтобы протянуть руку и нетерпеливо его схватить. — Уверена, что вы проголодались. Сейчас принесу завтрак. Господин уже давно сам собрал поднос. Маргарет почувствовала, что, прежде чем начать читать письмо, необходимо остаться одной, и позволила горничной уйти. И вот наконец развернула сложенный лист. Первое, что бросилось в глаза, это дата: Фредерик исполнил обещание и написал два дня назад, так что, если бы почта работала исправно, повода для тревоги могло и не появиться. Маргарет прочитала торопливые строчки и успокоилась: у брата все в порядке. Он встретился с мистером Ленноксом. Адвокат знал о деле достаточно, чтобы покачать головой и заявить, что приезд в Англию под тяжестью подобного обвинения, поддержанного мощным влиянием, — поступок весьма дерзкий. В ходе дальнейшей беседы мистер Леннокс признал возможность оправдания, но только в случае присутствия надежных и убедительных свидетелей, иначе представать перед судом крайне рискованно. Адвокат пообещал сделать все, что в его силах, чтобы помочь мистеру Хейлу. Далее Фредерик писал: Мне показалось, твоя рекомендация оказала решающее действие. Это так? Мистер Леннокс задал множество точных, конкретных вопросов. Он производит впечатление умного, опытного юриста, а множество папок с документами и количество секретарей свидетельствует о серьезной практике, однако весь этот антураж может оказаться лишь попыткой пустить пыль в глаза. Пишу в спешке: через пять минут поеду в порт. Возможно, придется вернуться в Англию по этому делу, так что держи мои перемещения в тайне. Отправлю отцу несколько бутылок редкого старинного хереса, которого у вас не купить (сейчас передо мной стоит как раз такая бутылка), ему это не повредит. Передай, что я его люблю. Благослови его Господь! Вот и мой кеб. P.S. И как только я тогда выкрутился? Ни за что не упоминай о моем приезде, даже в письмах, Эдит и тетушке Шоу. Маргарет посмотрела на конверт и увидела пометку: «Доставлено с опозданием». Очевидно, брат поручил отправить письмо какому-нибудь нерадивому официанту, а тот забыл. Какая тонкая паутина обстоятельств отделяет нас от искушения! Фредерик в безопасности и уже двадцать, а то и тридцать, часов назад благополучно покинул Англию! А всего лишь семнадцать часов назад она солгала, чтобы воспрепятствовать расследованию, которое уже тогда оказалось бы бессмысленным. До чего же слаба ее вера! Куда в нужную минуту подевался гордый девиз: «Делай что должен, и будь что будет»? Если бы она смело и правдиво ответила на вопрос о себе, отказавшись говорить о своем спутнике, как бы легко сейчас было на душе! Не надо было бы каяться перед Богом в неверии в его справедливость и краснеть перед мистером Торнтоном за собственный позор. Маргарет испуганно спохватилась: неужели она ставит низкое мнение смертного рядом с недовольством Господа? Почему мысль об этом человеке приходит с таким утомительным постоянством? Почему, несмотря на гордость, его мнение кажется настолько важным? Маргарет признала, что смогла бы стерпеть досаду Всемогущего, потому что он знает все, может услышать ее раскаяние и крики о помощи, но мистер Торнтон! Что заставляет ее дрожать и прятать лицо в подушку? Какое непреодолимое чувство овладело сердцем? Маргарет вскочила с постели и принялась истово молиться. Обращение к Богу принесло облегчение и успокоение, но, осознав свои переживания, она поняла, что не стала ни лучше, ни чище, по-прежнему страдая из-за падения в глазах не высшего создания, а равного перед лицом вечности. Мысль о его презрении по-прежнему стояла между душевным спокойствием и осознанием собственной лжи. Торопливо одевшись, Маргарет понесла письмо отцу. Упоминание о событии на железнодорожной станции оказалось настолько мимолетным, что мистер Хейл не обратил на него внимания. Бледность и усталый вид дочери, ее постоянная готовность заплакать не на шутку встревожили отца, а потому он заметил лишь главную новость: Фредерик беспрепятственно покинул Англию. — Ты сильно переутомилась, Маргарет: ничего удивительного, — поэтому позволь о тебе позаботиться. Мистер Хейл заставил дочь лечь на диван, а сам пошел за шалью, чтобы ее укрыть. Нежность тронула сердце, и она безудержно расплакалась. — Бедное, бедное дитя! — бормотал отец, глядя, как, отвернувшись к стене, Маргарет содрогается от рыданий. Спустя некоторое время она все-таки успокоилась и задумалась, не лучше ли поведать о тревогах и тем снять с души невыносимую тяжесть, но количество доводов против такой откровенности перевесило. Душу она, конечно, облегчила бы, но отец начал бы нервничать, сомневаясь в разумности нового приезда Фредерика в Англию, не смог бы забыть и о том, что сын, пусть и невольно, стал причиной гибели человека, и мысль об этом впредь постоянно сверлила бы сознание, принимая искаженные, преувеличенные формы. А что касается вины самой Маргарет, то отец невыразимо расстроился бы из-за слабости и неверия дочери, но в то же время не оставил бы попыток ее оправдать. Когда-то Маргарет обращалась к отцу как к священнику, исповедуясь в искушениях и грехах, но в последнее время они мало беседовали на подобные темы, и она не знала, как новое мировоззрение отца отзовется на душевный порыв. Нет, лучше хранить секрет и в одиночестве нести груз сомнений и раскаяния. В одиночестве она предстанет перед Господом, моля о прощении, в одиночестве стерпит позор в глазах мистера Торнтона. Нежные попытки отца найти жизнерадостную тему для разговора и отвлечь дочь от печальных воспоминаний казались особенно трогательными: уже несколько месяцев мистер Хейл не проявлял такой живой и естественной разговорчивости, как в этот день; не позволял Маргарет встать и постоянно обижал Диксон стремлением самому ухаживать за дочерью. Наконец она слабо, неуверенно улыбнулась, однако эта улыбка доставила мистеру Хейлу истинную радость. — Странно думать, что наши светлые надежды на будущее связаны с именем Долорес[4], — заметила Маргарет. Наблюдение больше соответствовало характеру отца, чем ее собственным настроениям, но сегодня они поменялись ролями. — Полагаю, мать девушки испанка: этим объясняется приверженность к католичеству. А отец, когда я его знал, относился к самой суровой ветви пресвитерианства. Но имя очень нежное и красивое. — Как она молода! На целый год и два месяца моложе меня! Столько же было Эдит во время помолвки с капитаном Ленноксом. Папа, давай навестим их в Испании. Мистер Хейл неопределенно покачал головой: — Если ты действительно этого хочешь. Только обязательно вернемся сюда, иначе будет несправедливо по отношению к маме: она терпеть не могла Милтон, а теперь останется здесь и не сможет погреться на испанском солнце. Знаешь что, дорогая, поезжай-ка ты одна и привезти свои впечатления о моей невестке. — Нет, папа, без тебя не поеду. Кто о тебе позаботится? — Хотелось бы знать, кто о ком заботится. В твое отсутствие постараюсь убедить мистера Торнтона в необходимости дополнительных занятий. Основательно проштудируем классику, и сознание собственной пользы меня поддержит. А ты можешь продолжить путешествие на остров Корфу и навестить Эдит. После долгого молчания Маргарет сказала с грустью: — Спасибо, папа, но никуда ехать я не хочу. Будем надеяться, что мистер Леннокс добьется успеха и после свадьбы Фредерик сможет привести Долорес сюда. А что касается Эдит, то полк простоит на Корфу не долго — возможно, уже до конца будущего года мы увидим всех на родине. Жизнерадостные темы скоро закончились. Болезненные воспоминания возобладали и повергли мистера Хейла в молчание, и спустя некоторое время Маргарет спросила: — Папа, ты видел на похоронах Хиггинса? Он пришел вместе с Мэри. Бедный Николас! Так он проявил сочувствие. Под грубой внешностью кроется доброе сердце. — Не сомневаюсь. Я это понимал с самого начала, даже когда ты пыталась убедить меня в его порочности. Если будешь чувствовать себя получше, можем завтра их навестить. — Очень хочу увидеться с обоими. Мы не заплатили Мэри. Точнее, Диксон говорит, что та отказалась взять деньги. Постараемся застать Николаса после ленча, до того как уйдет на работу. Ближе к вечеру мистер Хейл признался: — Честно говоря, ожидал, что сегодня зайдет мистер Торнтон. Он пообещал мне принести одну интересную книгу. Маргарет вздохнула, потому что знала: мистер Торнтон не придет — не захочет с ней встречаться, когда позор еще так свеж в памяти. Одно лишь упоминание имени всколыхнуло тревогу и вернуло в состояние нервного изнеможения. Она поддалась было бессильной апатии, но неожиданно осознала, что странным образом проявляет терпение и благодарит отца за неустанную заботу в течение долгого дня, а потому села и предложила почитать вслух. Зрение мистера Хейла в последнее время ослабло, и он с радостью согласился. Маргарет читала хорошо: внятно, с выражением, правильно делала ударения, — но если бы кто-нибудь спросил о чем, ответить не смогла бы. Ее охватило раскаяние в собственной черной неблагодарности: мистер Торнтон потратил время и силы ради прекращения следствия, а она… Нет, она, конечно, испытывает благодарность! Ее можно обвинить в трусости и лживости — эти качества доказаны недавними постыдными событиями, — но назвать неблагодарной нельзя. Сердце ожило от искренней признательности к тому, кто имел глубокие основания для презрения. Причина этого чувства казалась настолько справедливой, что, Маргарет стала бы меньше уважать мистера Торнтона, если бы узнала, что он не питает его. А сейчас осознанное уважение казалось неожиданно приятным и доставляло утешение в глубоком несчастье. Поздно вечером с посыльным и запиской прибыла обещанная книга: От мистера Торнтона с бесконечным почтением и желанием узнать, как себя чувствует мистер Хейл. — Скажите, Диксон, что мне значительно лучше, но мисс Хейл… — Нет, папа, — поспешно перебила Маргарет. — Обо мне ничего говорить не надо: он не спрашивает. — Дитя мое, как ты дрожишь! — взволнованно воскликнул мистер Хейл спустя несколько минут. — Немедленно в постель! Ты бледна как полотно! Маргарет не стала сопротивляться, пусть ей и не хотелось оставлять отца в одиночестве. После целого дня тяжелых дум и бурного раскаяния требовался отдых. На следующий день она проснулась в обычном бодром состоянии. Впрочем, мрачная вялость и уныние, равно как и глубокая рассеянность, были вполне естественны в первые дни траура, но жизнь продолжается. Только вот отец, словно в противовес исцелению дочери, опять предался абстрактным размышлениям о навсегда ушедшей жизненной эпохе и впал в уныние и тоску по умершей жене. Глава 36. Союз не всегда сила Ноша печальная давит на плечи, Траурный шаг безысходен и вечен. Шелли П. Б. В назначенное накануне время отец и дочь отправились навестить Николаса Хиггинса и Мэри. Недавняя утрата напомнила о себе непривычностью траурных нарядов и тем обстоятельством, что впервые за много недель они намеренно вышли из дома вместе. Общее горе сближало. Николас сидел, уперевшись локтем в колено и опустив голову на руку, в своем любимом углу, возле камина, однако без обычной трубки. При виде гостей он хоть и не встал, но Маргарет заметила в глазах его радость. — Проходите, садитесь. Огонь как раз разгорелся, — пригласил хозяин, стараясь отвлечь внимание от собственной персоны. Выглядел он не лучшим образом: черная щетина несколько дней не знала бритвы, а видавшая виды куртка давно пережила свой век. — Нам показалось, что самое удобное время застать вас дома — сразу после ленча, — пояснила Маргарет. — У нас ведь тоже случилось несчастье, — добавил мистер Хейл. — Да-да. Сейчас несчастья не заставляют себя ждать. Честно говоря, обеденный перерыв у меня продолжается целый день, так что застать меня нетрудно. — Лишились работы? — участливо уточнила Маргарет. — Да, — коротко ответил Николас и, помолчав, поднял наконец голову и добавил: — Денег пока хватает. Бедняжка Бесси хранила под подушкой кое-какие сбережения, чтобы я сразу смог их забрать, да и Мэри работает, но все равно тяжело. — Мы должны Мэри некоторую сумму, — объявил мистер Хейл, прежде чем Маргарет успела сжать его руку и предотвратить неосторожные слова. — Если возьмет, выставлю из дому. Буду жить здесь один, а ей придется ночевать на улице. — Но мы благодарны ей за помощь, — попытался убедить Хиггинса мистер Хейл. — Я до сих пор не поблагодарил вашу дочь за доброту к моей бедной девочке. Не смог найти нужные слова. Если не прекратите без конца повторять, что Мэри вам помогла, придется начать прямо сейчас. — Остались без работы из-за забастовки? — осторожно осведомилась Маргарет. — Забастовка закончилась — во всяком случае, на этот раз, — а без работы я остался потому, что не стал проситься обратно. Почему? Да потому, что хорошие слова наперечет, а дурные льются рекой. Загадочные ответы явно доставляли Хиггинсу мрачное удовольствие, однако Маргарет почувствовала, что стремление понять его порадует.