— В кругу юристов такие качества не встречаются? — уточнил мистер Белл. — Особенно болезненное состояние совести? Позабыв о недавно приобретенном навыке хороших манер, профессор основательно рассердился, и мистер Леннокс понял, что обидел спутника. Говорил он главным образом для того, чтобы скоротать время в дороге, потому что определенной позиции по данному вопросу не занимал. Прекратить спор он предпочел мудрым, как ему казалось, умозаключением: — Разумеется, замечательно, что в таком возрасте мистер Хейл решился оставить дом, где прожил двадцать лет, и давно устоявшиеся привычки ради неосязаемой идеи — скорее всего, ошибочной, хотя это неважно. Невозможно им не восхищаться, но в то же время не сожалеть о его судьбе. Чувство это напоминает то, которое мы испытываем к Дон Кихоту. Безупречный джентльмен! Никогда не забуду, сколь утонченный прием он оказал мне в Хелстоне. Слегка умиротворившись и желая верить — ради собственного душевного спокойствия, — что поведение бедного Хейла действительно чем-то напоминало чудачества Дон Кихота, мистер Белл проворчал: — Да вы совсем не знаете Милтона! Ничего общего с Хелстоном! Я не был в деревне многие годы, но уверен, что все — каждая палочка и каждый камень — осталось на своих местах, точно так же, как столетие назад. А Милтон! Езжу туда каждые четыре года, родился в этом городе, но, поверьте, порой не знаю, куда идти: теряюсь среди складов, построенных на месте отцовского сада. Что же, сэр, здесь наши пути расходятся. Спокойной ночи. Полагаю, завтра утром встретимся на Харли-стрит. Глава 45. Не только сон Где звуки те, что весело летают В прозрачном воздухе, напоминая звон? Исчезло все; лишь об одном мечтаю: Закрыть глаза и погрузиться в сон. Лендор У. С. Мысль о Хелстоне проникла в живое сознание мистера Белла после беседы с мистером Ленноксом и всю ночь не давала покоя. Он снова стал молодым тьютором того колледжа, где теперь носил звание профессора, и гостил в доме недавно женившегося друга — гордого мужа и уважаемого викария Хелстона. Вдвоем они то и дело перепрыгивали через бесконечные весело журчавшие ручьи, отчего находились в воздухе не меньше, чем на земле. Время и пространство не существовали, хотя все вокруг казалось вполне реальным. События измерялись душевным откликом, а не собственной сущностью, поскольку сущность отсутствовала. Деревья стояли в великолепном осеннем наряде; теплые ароматы цветов и трав радовали обоняние; молодая жена друга двигалась по дому, излучая раздражение по поводу отсутствия богатства, как когда-то гордость за красивого и преданного супруга. Сон настолько походил на явь, что, проснувшись, мистер Белл принял явь за сон. Где он находится? В душном, хотя и красиво обставленном номере лондонского отеля! Куда исчезли те, кто только что двигался, говорил, брал за руку? Умерли! Легли в землю! Пропали навечно, сколько бы ни продолжалась вечность. Да и сам он постарел и редко ощущал прежний наплыв сил. Полное одиночество существования показалось в этот момент совершенно невыносимым. Мистер Белл поспешно встал и постарался забыть сон в торопливых сборах на завтрак к Ленноксам. Во время беседы ему не удавалось следить за всеми подробностями рассказа адвоката, в то время как глаза Маргарет то и дело расширялись, а губы бледнели по мере того, как свидетельства, способные оправдать Фредерика, рассыпались одно за другим. Дойдя до последней надежды, даже мистер Леннокс оставил холодную профессиональную манеру и заговорил спокойнее, мягче. Маргарет и прежде сознавала безнадежность положения, но сейчас одно разочарование следовало за другим с безжалостной неумолимостью, поэтому в конце концов не выдержала и расплакалась. Мистер Леннокс прекратил чтение и заметил с тревогой. — Наверное, не стоит продолжать. С моей стороны было, видимо, неосмотрительно это предложить. Лейтенант Хейл сейчас вполне счастлив, обладает лучшими перспективами, чем на флоте, и принял родину жены как свою собственную. — Все верно, — согласилась Маргарет. — С моей стороны крайне эгоистично о чем-то сожалеть, но я чувствую себя очень одинокой, потому что потеряла брата навсегда. Генри Леннокс сложил бумаги и мысленно посетовал, что пока не настолько богат и влиятелен, чтобы решить вопрос так, как бы того хотелось; мистер Белл высморкался, но ничего не сказал. Спустя минуту-другую Маргарет взяла себя в руки и с обычным самообладанием любезно поблагодарила мистера Леннокса за труды, постаравшись сгладить неловкость. Прежде чем попрощаться, мистер Белл подошел к Маргарет: — Хочу завтра съездить в Хелстон, навестить старую обитель. Может, составишь мне компанию? Или боишься, что дорога утомит, а воспоминания окончательно расстроят? Говори, не стесняйся. — Ах, мистер Белл! — воскликнула девушка, но больше не смогла произнести ни слова: поднесла к губам старую, искореженную артритом руку и поцеловала. — Ну-ну, полно, — пробормотал, растерявшись, пожилой джентльмен. — Надеюсь, тетушка Шоу не будет возражать. Отправимся рано утром и часа в два будем на месте. Перекусим и отдохнем в маленькой гостинице — кажется, она называется «Герб Ленарда», — а потом пойдем гулять в лес. Ну как, выдержишь? Знаю, что будет нелегко, но в то же время приятно — во всяком случае, мне. Потом пообедаем — надеюсь, олениной, — я славно вздремну, а ты навестишь старых друзей. Доставлю тебя обратно в целости и сохранности, если не случится железнодорожной катастрофы, но ради спокойствия родственников застрахую твою жизнь на тысячу фунтов, а в пятницу, к ленчу, верну на Харли-стрит. Если согласна, сейчас же пойду и объявлю о своих намерениях. — Не нахожу слов, чтобы выразить, как я этого хочу, — призналась Маргарет сквозь слезы. — В таком случае постарайся в качестве благодарности на два дня осушить фонтаны, а то и мои слезные каналы не выдержат. — Не пророню ни единой слезинки, — пообещала Маргарет, поморгала, пытаясь стряхнуть с ресниц капли, и с усилием улыбнулась. — Вот и умница. В таком случае пойдем наверх и все уладим. Маргарет сгорала от нетерпения и надежды, пока мистер Белл обсуждал план с тетушкой Шоу. Та сначала испугалась, потом погрузилась в сомнения, но все-таки уступила — скорее напору опекуна, чем собственным убеждениям. До самого конца, будь то правильно или неправильно, прилично или неприлично, она не могла принять окончательного решения. И только благополучное возвращение племянницы из счасливо завершившегося путешествия позволило ей заявить, что с самого начала считала предложение мистера Белла очень добрым и сама мечтала, чтобы после всех тягот Маргарет отдохнула и развеялась. Глава 46. Сейчас и больше никогда Былого счастья вспоминаю дни; По-прежнему в душе живут они. Друзья ведут все тот же вечный спор; Беспечен голосов веселый хор. Но дружбы верной бесконечен круг. Не разорвет судьба цепочку рук. Все та же песня веселит мой слух, И юности бессмертной вечен дух. Уланд Л. Маргарет собралась задолго до назначенного срока и даже успела немного поплакать, пока никто не видел, но потом опять заулыбалась как ни в чем не бывало. Чтобы не опоздать на поезд, на вокзал она прибыла загодя и только устроившись напротив мистера Белла, наконец-то вздохнула с облегчением. Всю дорогу Маргарет смотрела в окно на проплывавшие мимо южные городки и деревушки. Теплый солнечный свет придавал черепичным крышам красный оттенок, делая их еще больше непохожими на серый северный шифер. Вокруг старомодных остроконечных фронтонов порхали стаи голубей. Время от времени птицы опускались на мостовую, чтобы погреться и почистить взъерошенные перышки. Людей на станциях было немного, да и зачем куда-то ехать, когда вокруг и так все хорошо? Здесь ничто не напоминало о шуме и суете на линии, связывающей Лондон с городами северо-запада. Ближе к середине лета южное направление, как правило, оживлялось за счет отдыхающих, но постоянной деловой активности здесь никогда не существовало. Почти на каждой станции можно было увидеть пару зевак, которые, засунув руки в карманы, так внимательно наблюдали за поездом, что путешественники спрашивали себя, чем бедняги будут заниматься, когда состав умчится и перед глазами останутся только пустые железнодорожные пути, несколько покосившихся лачуг и дальние поля. Над золотой неподвижностью земли дрожал горячий воздух, мелькали фермы, и это натолкнуло Маргарет на мысль о германской идиллии: вспомнилась история о Германе и Доротее, Евангелине. Но вот пришло время вернуться к действительности, выйти на нужной станции и отправиться в Хелстон. Отныне сердце наполнилось еще более острыми чувствами — боль смешалась с радостью. Каждая миля пути рождала воспоминания, с которыми Маргарет не рассталась бы за все богатства мира, хотя утраты заставляли с тоской оплакивать минувшие дни. В последний раз она проезжала по этой дороге вместе с матушкой и отцом, покидая родной дом. День выдался мрачным, как и настроение, но они были рядом, — а теперь она осталась одна на всем белом свете: родители ушли один за другим. Душа болела при виде залитой солнцем дороги. Каждый поворот, каждое дерево остались точно такими же, какими были несколько лет назад. Природа не знала перемен и хранила вечную молодость. Мистер Белл догадывался, о чем думает племянница, и мудро держал язык за зубами. Они остановились возле «Герба Ленарда» — гостиницы, больше похожей на ферму и стоявшей чуть поодаль от дороги, словно хозяин ее не был настолько заинтересован в постояльцах, чтобы их заманивать, но готов принять каждого, кто нуждается в еде и ночлеге. Здание было выкрашено в светло-зеленый цвет, а перед ним красовалась окруженная скамейками огромная старая липа. Среди ветвей прятался щит с изображением мрачного герба рода Ленардов[9]. Дверь гостиницы оставалась распахнутой, однако гостеприимной поспешности здесь не ощущалось. После долгого ожидания наконец-то появилась хозяйка: встретила путешественников едва ли не как родных, а задержку объяснила сенокосом — обед рабочим отвозили в поле, она как раз складывала еду в корзинки и не слышала шума колес. Удивляться не приходилось, поскольку, свернув с дороги, экипаж оказался на мягкой земляной колее. — О господи! — воскликнула добрая женщина, как только луч солнца осветил лицо Маргарет, до этой минуты скрытое полумраком большой комнаты. — Дженни, это же мисс Хейл! Скорее беги сюда! Хозяйка по-матерински обняла Маргарет. — Как поживаете? Как отец? Диксон? Мы до сих пор сожалеем, что викарий уехал от нас! Похоже, о смерти матери миссис Перкинс уже знала — судя по тому, что не спросила о ней, — и Маргарет попыталась сообщить о смерти отца, но первое же слово застряло в горле. Она лишь тронула траурное платье и произнесла: — Папа… — Но, сэр, этого не может быть! — обратилась за опровержением закравшегося подозрения к мистеру Беллу миссис Перкинс. — Весной к нам приезжал джентльмен… нет, скорее, еще зимой… много рассказывал о мистере Хейле и мисс Маргарет. О смерти бедной миссис Хейл он сообщил, но о болезни нашего викария не обмолвился ни словом! — И все же это так, — горестно вздохнул мистер Белл. — Викарий Хейл умер внезапно, когда гостил у меня в Оксфорде. Он был хорошим человеком, миссис Перкинс, и многие из нас были бы благодарны за такой мирный и легкий конец, который настиг его. Отец Маргарет был моим лучшим другом, а сама она — моя названная дочь. Вот я и подумал, что хорошо бы нам с ней вместе посетить родные края. По давним временам знаю, что у вас можно получить удобные комнаты и роскошный обед. Вижу, что вы меня не помните: я Адам Белл. Пару раз, когда в доме священника были гости и не хватало места, я ночевал здесь и пробовал ваш чудесный эль. — Теперь вспомнила! Простите, что не узнала сразу: очень уж обрадовалась, увидев дочку викария! Позвольте проводить вас в комнату, мисс Маргарет: отдохнете, умоетесь с дороги. Еще утром я опустила в кувшин свежие розы — цветками вниз. Подумала: вдруг кто-нибудь приедет? Нет ничего лучше воды с ароматом мускуса. Подумать только: викарий умер! Что ж, все мы когда-нибудь умрем. Тот джентльмен, что приезжал, говорил: мистер Хейл очень горевал по жене. Хозяйка повела гостью в комнату, а профессор попросил: — Как только проводите мисс Хейл, миссис Перкинс, спуститесь, пожалуйста, ко мне: хочу проконсультироваться насчет обеда. Небольшое двустворчатое окно в комнате, куда привела хозяйка Маргарет, почти полностью закрывали ветки розового куста и плети виноградной лозы, но стоило их раздвинуть, и стали видны вдалеке верхушки труб родного дома. — Да, — вздохнула миссис Перкинс, расправив и без того безупречную и благоухающую лавандой постель и отослав Дженни за полотенцами. — Времена меняются, мисс. У нового викария семеро детей, а теперь он строит помещение и для тех, которым еще предстоит родиться, — на месте беседки и сарая. Сменил каминные решетки и поставил в гостиной сплошное окно. Они с женой совершенно неугомонные: постоянно что-то делают, потом переделывают — творят добро, как говорят сами. Ну а я бы сказала, что переворачивают все вокруг вверх дном непонятно зачем. Новый викарий — трезвенник, мисс, и мировой судья, а жена его знает массу рецептов экономных блюд и убеждает печь хлеб без дрожжей. Говорят они не по очереди, а одновременно, и так много, что слова не вставишь да еще и оглохнешь. Только когда уйдут, начинаешь понимать, что ничего нового не узнала. Во время сенокоса он ходит по полю, заглядывает в бидоны и очень сердится, если там оказывается не имбирное пиво, а что-нибудь покрепче, но я ничего не могу поделать. И бабка моя, и мать отправляли рабочим настоящую солодовую водку, а если у кого-то болела спина, лечили солями и александрийским листом. Вот и я так делаю, только миссис Хепворт, супруга викария, велит вместо лекарств давать засахаренные фрукты. Говорит, они гораздо полезнее, да только я не верю. Так хочется с вами поговорить еще, мисс, но мне пора идти — дела. Скоро вернусь. Когда Маргарет спустилась в столовую, мистер Белл уже позаботился о трапезе. Гостей ждал накрытый стол: клубника со сливками, свежий хлеб, кувшин молока, а также сыр стилтон и бутылка портвейна для восстановления сил джентльмена. После ленча путешественники отправились на прогулку, но то и дело спорили, куда свернуть, — столько искушений ждало их по пути. — Подойдем к дому? — предложил мистер Белл. — Нет, не сейчас, на обратном пути — эта дорога, как раз туда и приведет, — ответила Маргарет. Кое-что изменилось: исчезли старые деревья и пережившие долгий век ветхие хижины. Маргарет помнила каждый дом и о каждом жалела, как о потерянном друге. Прошли то место, где когда-то они вместе с Генри Ленноксом рисовали. Белый, рассеченный молнией ствол благородной березы, среди корней которой они сидели, пропал, и там появился небольшой садик. Старик, живший в полуразрушенной избушке, умер, саму избушку снесли, а на ее месте построили новый благопристойный коттедж. — Не представляла, насколько постарела, — со вздохом призналась Маргарет после долгого молчания и отвернулась.