— Первые изменения в знакомых картинах открывают молодым людям тайну времени, — заметил мистер Белл. — Потом мы утрачиваем мистическое мироощущение. Я уже воспринимаю любые перемены как естественный ход событий. Бренность всего человеческого мне знакома, а тебе кажется новой и тягостной. — Давайте навестим маленькую Сюзанну, — предложила Маргарет, увлекая спутника под сень деревьев, на поросшую мягкой травой дорожку. — С удовольствием, хотя понятия не имею, кто это такая. Впрочем, это не важно: готов полюбить всех Сюзанн на свете. — Моя маленькая Сюзанна расстроилась, потому что я не успела с ней проститься. Все это время я переживала, что причинила девочке боль, которой при должном старании могло бы не случиться. Однако путь неблизкий. Уверены, что не устанете? — Абсолютно уверен. Конечно, если не собираешься передвигаться бегом. Видишь ли, здесь нет пейзажей, которые дали бы повод остановиться и поглазеть по сторонам. Если бы твоим спутником оказался кто-нибудь помоложе, ты сочла бы прогулку более романтичной, но что делать… здесь я, задыхающийся толстяк. — Пойду помедленнее, обещаю! — улыбнулась Маргарет. — Люблю вас в двадцать раз больше, чем любого, кто помоложе. — По принципу, что живой осел лучше мертвого льва? — Возможно: не анализировала своих чувств. — Ну а я согласен принять твои чувства, не вникая особенно в их природу. Давай двигаться, только, если можно, не быстрее улитки. — В таком случае шагайте в том темпе, что вам подходит, а я подстроюсь. Если вдруг пойду слишком быстро, остановитесь и придайтесь размышлениям. — Благодарю. Но поскольку моя матушка не убила моего отца и не вышла замуж за дядю, вряд ли я найду другую тему для раздумий, кроме шансов на отлично приготовленный обед. Что скажешь? — Скажу, что надеюсь на лучшее. Миссис Перкинс всегда считалась прекрасной поварихой. — Ты учла состояние рассеянности, вызванное сенокосом? Маргарет по достоинству оценила тонкий юмор и такт мистера Белла: джентльмен болтал всякую чепуху, чтобы отвлечь от грустных мыслей о прошлом, — но ей хотелось бы пройти по дорогим сердцу местам в молчании, если уж невозможно мечтать о роскоши одиночества. Наконец показался дом, где жила с овдовевшей матерью Сюзанна. Девочки дома не оказалось: на весь день ушла в приходскую школу, — и хозяйка принялась извиняться, заметив, как разочарована гостья. — О, не переживайте, — успокоила ее Маргарет. — Напротив, я очень рада слышать, что девочка учится, — а то ведь раньше всегда оставалась дома. — Да, по вечерам я учила дочку тому немногому, что знаю сама, но, к сожалению, этого недостаточно. Но Сюзанна так помогала по хозяйству, что мне очень ее не хватает. Зато вырастет гораздо умнее меня. Женщина вздохнула, а профессор проворчал: — Возможно, я не прав, так что не обращайте внимания на слова старика, безнадежно отставшего от жизни. И все же скажу: дома девочка получила бы более простое, естественное и надежное образование, помогала бы матери по хозяйству, а по вечерам вместе с ней читала очередную главу Нового Завета. Маргарет не хотела возражением поощрять продолжение дискуссии, поэтому спросила у хозяйки: — Как поживает старая Бетти Барнс? — Не знаю, — коротко ответила та. — Мы не общаемся. — Почему? — удивилась Маргарет, когда-то мирившая всех в деревне. — Она украла мою кошку. — И при этом знала, что животное принадлежит вам? — Полагаю, что нет. — Но разве нельзя все объяснить и вернуть кошку? — Нельзя. Она ее сожгла. — Сожгла! — одновременно воскликнули Маргарет и мистер Белл. — Зажарила! — пояснила женщина. Объяснение не удовлетворило. Подробными расспросами Маргарет выяснила ужасный факт: цыганка-предсказательница обманом выманила у Бетти Барнс лучшую — воскресную — одежду мужа, пообещав вернуть в субботу вечером, прежде чем Гудман Барнс обнаружит пропажу. Не дождавшись обещанного и трепеща перед неминуемым гневом мужа, Бетти вспомнила о жестоком поверье: якобы дикие вопли заживо сваренной или зажаренной кошки пробуждают злые силы и те вынуждают обидчика исполнить волю обиженного. Бедная матушка Сюзанны тоже верила в эффективность действа. Единственное, что ее смущало, — это выбор жертвенного животного. Маргарет с ужасом выслушала жуткую историю и попыталась объяснить абсурдность поверья, однако скоро поняла, что старается напрасно. Шаг за шагом она подвела женщину к признанию некоторых фактов, логическая связь и последствия которых казались ей самой очевидными, но та в конце концов растерянно повторила свое первое утверждение: — Все это очень жестоко, и я не хотела бы так поступать, однако лучшего способа добиться цели не существует. Бабка и мать всю жизнь об этом твердили. Маргарет в отчаянии сдалась и вышла из дома глубоко разочарованной. — Молодец, что не смеешься надо мной, — заметил мистер Белл. — С какой стати мне над вами смеяться? Что вы имеете в виду? — Признаю, что ошибался насчет образования: любая школа, пожалуй, все же лучше, чем подобные заблуждения. — Да-да, согласна. Бедная маленькая Сюзанна! Обязательно надо ее навестить. Не возражаете, если прогуляемся до школы? — Ничуть. С интересом посмотрю, как и чему там учат. Они в молчании пошли обратно по лесной дорожке, но даже волшебство природы не смогло избавить Маргарет от душевных мук, вызванных как самой жестокостью, так и рассказом, проявившим полное отсутствие воображения и — как следствие — сострадания несчастному животному. Школа располагалась на просторной лужайке неподалеку от леса и заявляла о себе гулом детских голосов, похожим на гудение пчелиного улья. Дверь стояла распахнутой, и они вошли в небольшой холл. Оживленная, энергичная, одетая в черое платье леди — из тех, кто успевает повсюду сунуть нос, — приветствовала гостей с той хозяйской уверенностью, с которой миссис Хейл, пусть и более мягко, старалась встречать редких посетителей. Маргарет сразу поняла, что разговаривает с супругой нынешнего викария — преемницей матушки, — и хотела было уклониться от знакомства, однако подавила порыв и скромно прошла по коридору, в то время как ее провожали приветливые взгляды и шепотки узнавания: — Смотрите: Маргарет… Это мисс Хейл. Жена викария поняла, кто пожаловал в гости, подала руку мистеру Беллу и с заметным оттенком покровительства заявила: — Полагаю, это ваш отец, мисс Хейл? Сходство очевидно. Очень рада вас видеть, сэр, и уверена, что викарий разделит мои чувства. Маргарет указала даме на ее ошибку и, с трудом сообщив о смерти отца, задумалась, что заставило бы его, как предположила супруга нынешнего викария, вернуться в Хелстон. Предоставив беседу с миссис Хепворт мистеру Беллу, она оглянулась в поисках знакомых лиц. — О, вижу, мисс Хейл, вам хочется позаниматься с девочками. Мне знакомо это чувство. Первый класс, приготовьтесь к уроку: сейчас вы займетесь с нашей гостьей грамматическим разбором. Бедная Маргарет ожидала чего угодно, только не этого, и поначалу растерялась, однако, увидев милые детские лица — когда-то хорошо знакомые, поскольку все ученицы класса приняли крещение от отца — сразу успокоилась и незаметно пожала Сюзанне руку. Другие девочки тем временем доставали и раскладывали книги, а миссис Хепворт, вплотную приблизившись к мистеру Беллу, схватила его за пуговицу и приступила к объяснению фонетической системы, а также к пересказу своей беседы с инспектором приходских школ. Маргарет склонилась над учебником и прислушалась к приглушенному гудению детских голосов. В памяти мгновенно ожили прежние времена, и глаза наполнились слезами. В настоящее вернула внезапная тишина: одна из учениц не знала, как определить простое словечко «э». — «Э» — неопределеный артикль, — мягко пояснила Маргарет. — Прошу прощения, — вмешалась жена викария, не пропустив ни звука. — Но мистер Милсом учит нас определять «э» как… Кто помнит? — Абсолютное прилагательное, — одновременно ответили полдюжины голосов. Маргарет смутилась: выяснилось, что дети знают больше ее, — а мистер Белл отвернулся, чтобы скрыть улыбку. До конца урока она не произнесла ни слова, но потом подошла к давним любимицам немного поболтать. Девочки очень повзрослели: три года немалый срок, — и многие воспоминания стерлись, но все были рады встрече, пусть даже радость соседствовала с грустью. Когда занятия подошли к концу, было еще совсем светло, и миссис Хепворт предложила гостям посетить их дом, чтобы увидеть (она едва не произнесла «улучшения», но вовремя сохватилась) изменения, внесенные нынешним викарием. Никакие новшества не интересовали Магарет — напротив, оскорбляли нежные воспоминания о родном доме, — но желание хотя бы на несколько минут вернуться в прошлое одержало победу над страхом испытать боль. Дом претерпел настолько значительную переделку и внутри и снаружи, что боль оказалась куда более терпимой, чем она опасалась. Все вокруг изменилось, все стало другим. Сад, где когда-то старательно и любовно ухаживали за газоном — так что даже случайно упавший лист розы нарушал гармонию, — превратился в свалку детских игрушек и прочих вещей. Чего здесь только не было: мешок с мраморными шариками, обруч, соломенная шляпа, оставленная на розовом кусте словно на вешалке, без внимания к нежным цветам, в прежние времена доставлявшим так много радости. Небольшой холл также свидетельствовал о веселом, здоровом, не обремененном воспитанием детстве. — Ах! — воскликнула миссис Хепворт. — Надеюсь, вы извините нас за беспорядок. Как только закончится строительство детской: пристраиваем ее к бывшей вашей комнате, — тогда и приберусь. Как вы обходились без детской, мисс Хейл? — В нашей семье было всего двое детей, и в такой комнате не было острой необходимости. Полагаю, у вас их больше? — Семеро. Вот смотрите: здесь окно будет выходить на дорогу. Мистер Хепворт тратит на дом чрезвычайно много денег, ведь, когда мы приехали, жить в нем было практически невозможно — во всяком случае, такой большой семье, как наша. Все комнаты изменились до неузнаваемости, включая кабинет мистера Хейла, где, по его словам, зеленый полумрак способствовал покою и склонял к размышлениям, но в то же время воспитывал характер, более склонный к медитации, чем к действию. Новое окно открывало вид на дорогу и, если верить миссис Хепворт, давало множество преимуществ. Отсюда можно было увидеть, как отбившиеся от стада викария овцы пытались добраться до заманчивого улья. Неугомонный священник наблюдал за дорогой даже во время сочинения самых ортодоксальных проповедей и всегда держал наготове шляпу и палку, чтобы догнать и арестовать прихожан, прежде чем те успеют скрыться в «Веселом леснике». Все члены большой семьи казались импульсивными, активными, общительными, добродушными и не особенно склонными к тонкости восприятия. Поначалу Маргарет опасалась, что миссис Хепворт разоблачит игру мистера Белла, состоявшую в преувеличенном выражении восхищения всем, что особенно претило его вкусу, но нет: похвалы принимались с таким наивным доверием, что на обратном пути в гостиницу Маргарет не удержалась от упреков. — Ну не сердись, дорогая! Она сама виновата: если бы не взялась с восторгом демонстрировать каждое изменение и подробно объяснять смысл мельчайших улучшений, я бы относился ко всему серьезно! А если собираешься отчитывать меня и дальше, то лучше продолжи после обеда, дабы не нарушать пищеварения. Дорога и долгая прогулка утомили обоих. Маргарет настолько устала, что отказалась от мысли выйти еще раз и побродить вокруг дома своего детства в одиночестве. Возвращение в Хелстон оказалось не совсем таким, как она себе представляла. Повсюду присутствовали малозаметные, но существенные изменения. Многие дома опустули по естественным причинам: кто-то уехал, кто-то женился, кто-то покинул этот бренный мир. Изменилась и природа: кое-какие деревья были подстрижены или вовсе исчезли, пропустив солнечный свет туда, куда прежде он не пробивался. Дорога выглядела ровнее и плотнее, а трава на обочинах была аккуратно скошена. Конечно, все к лучшему в этом лучшем из миров, однако Маргарет грустила по прежним пейзажам, по прежнему полумраку, по прежней высокой траве. Усевшись возле окна и глядя, как наступают сумерки, близкие к состоянию ее души, она даже прослезилась. Мистер Белл тем временем крепко спал, после непривычных нагрузок. Разбудило его появление румяной сельской девушки с чайным подносом в руках, судя по всему, недавно вернувшейся с сенокоса. — Кто там? Где я вообще? Маргарет, это ты? О, кажется, вспомнил. Теперь понятно, что за женщина сидит в такой печальной позе, сложив руки на коленях и неподвижно глядя перед собой. Что-то интересное? — поинтересовался мистер Белл, поднявшись с дивана. — Ничего особенного! — как можно веселее ответила Маргарет, тоже вскакивая с места. — И правда: какие-то скучные деревья вдалеке, белье на живой изгороди из шиповника, влажный вечерний ветерок. Занавесь лучше окно и займись чаем. Некоторое время Маргарет молча крутила в пальцах ложку и почти не слушала рассуждения крестного отца. Если он возражал, она улыбалась точно так же, как если бы соглашался. Потом вздохнула, положила ложку на блюдце и неожиданно заговорила высоким голосом, как говорят после того, как долго о чем-то думали: — Мистер Белл, помните наш вчерашний разговор о Фредерике? — Вчера утром? Конечно помню, только кажется, что это было неделю назад. Да, мы говорили о бедном Фредерике. — А помните, как мистер Леннокс упомянул о его приезде в Англию, когда умирала мама? — еле слышно спросила Марграет. — Вспоминаю, но прежде я ничего об этом не знал. — А я думала… была уверена, что папа вам рассказал.