— У хозяина полно забот, — заключил однажды Хиггинс, услышав, как кто-то резко спросил, почему что-то не исполнено, и уловив тяжелый вздох, вырвавшийся из груди Торнтона. Тем вечером Хиггинс и еще один опытный рабочий незаметно для других остались после смены, чтобы исправить оплошность, и мистер Торнтон никогда бы об этом не узнал, если бы не сообщил надзиратель, который должен был передать распоряжение рабочим. «Вот кто пожалел бы нашего хозяина, если бы увидел, что он такой понурый и бледный, так это старый священник: все свое нежное сердце выплакал бы, если бы увидел на его лице такую печаль, какую сейчас вижу я», — подумал Хиггинс, заметив шагавшего по Мальборо-стрит хозяина, и окликнул его. Джентльмен раздраженно вздрогнул и остановился, как будто мысли его в этот момент находились где-то далеко. — У вас есть какие-нибудь новости от мисс Маргарет? — От мисс?.. — От Маргарет, мисс Хейл, дочери старого священника. Впрочем, вам отлично известно, кого я имею в виду, — не очень уважительно заметил Хиггинс. — Ах да! Суровое напряженное выражение мгновенно исчезло, словно мягкий летний ветерок сдул тревогу. Хоть губы по-прежнему оставались плотно сжатыми, глаза смотрели на собеседника уже гораздо теплее. — Теперь мисс Хейл — мой землевладелец. Вот так-то, Хиггинс. Время от времени общаюсь с ней через местного агента. Знаю, что у нее все в порядке: здорова, живет в Лондоне вместе с родственниками, — так что спасибо, Хиггинс. Это «спасибо», прозвучавшее с особым теплым чувством, а также некоторая заминка перед ним, дали проницательному Хиггинсу новую зацепку. Он решил ухватиться за соломинку и посмотреть, что из этого выйдет. — А замуж она не вышла? — Пока нет. — Лицо Торнтона снова потемнело. — Но, насколько могу судить, что-то вроде назревает: с давним другом семьи. — Значит, в Милтон больше не вернется? — не унимался Николас. — Нет! — буркнул раздраженно Торнтон. — Подождите минутку, господин. — Хиггинс подошел ближе и тихо уточнил: — Молодого джентльмена оправдали? Желая подчеркнуть глубину собственных познаний, он таинственно подмигнул, чем поверг мистера Торнтона в полнейшее недоумение. — Я говорю про мастера Фредерика… ее брата, который приезжал. Вы должны знать. — Приезжал сюда, в Милтон? — Ну да, когда умерла миссис Хейл. Мы с Мэри знали об этом, только молчали. — Значит, то был ее брат! — Конечно. Я думал, вы тоже знаете, иначе ни за что бы не сказал. А вообще-то про брата слышали? — Да, это мне известно. Значит, он приезжал… — Все, больше ничего не скажу. Наверное, и так зря сболтнул: ведь сами-то они молчат. Просто хотелось узнать, удалось ли добиться оправдания. — Об этом ничего не знаю. Поверенный лишь сообщил, что теперь я арендую землю у мисс Хейл. Оставив Хиггинса в растерянности, Торнтон быстро пошел дальше по своим делам, пробормотав: — Значит, это был брат… Скорее всего, они никогда больше не увидятся, но все равно приятно это узнать. Джон никогда не сомневался в ее добродетели, но все же ждал убедительного подтверждения. И вот наконец получил. Тонкая золотая ниточка протянулась сквозь плотную темную паутину бесконечных мрачных неприятностей. Торговый агент рассчитывал преимущественно на американский рынок, который как раз в это время пошел вниз вместе с несколькими другими, подобно колоде карт, где одна неминуемо тянет за собой остальные. Удастся ли устоять в новом урагане? Вечер за вечером Торнтон уносил документы в свою комнату и сидел далеко за полночь, когда все в доме давно спали, полагая, что никто не догадывается, чем он занимается. Однажды на рассвете, когда дневной свет уже пробивался сквозь щели в ставнях, а он еще не ложился и с безнадежным равнодушием думал, что сможет обойтись без оставшихся двух часов сна, дверь открылась и на пороге появилась миссис Торнтон, одетая так же, как накануне. Оказывается, она тоже не ложилась. Взгляды их встретились. Холодные, неподвижные лица побледнели от усталости. — Мама, почему ты не в постели? — Джон, дорогой, неужели думаешь, что я смогу спокойно спать, когда ты всю ночь о чем-то думаешь? Ты не посвящаешь меня в свои дела, но я же вижу твои терзания… — Торговля идет плохо. — И ты боишься?.. — Ничего я не боюсь! — отрезал Джон, не отводя взгляда. — Знаю, что ни один человек из-за меня не пострадает. — Но как же ты выдержишь? Означает ли это банкротство? — дрогнувшим голосом спросила миссис Торнтон. — Нет, не банкротство. Придется отказаться от бизнеса, чтобы заплатить всем рабочим по справедливости. Конечно, можно было бы попытаться выкрутиться, искушение велико… — О, Джон! Сохрани свое доброе имя! Но как ты сможешь это сделать? — Да вот мне недавно предложили одну рискованную спекуляцию. В случае успеха положение стабилизируется и никто даже не догадается о моих трудностях, но если провал… — И что будет в случае провала? — положив ладонь на руку сына и затаив дыхание, спросила матушка. — Честные люди погибают от действий мошенника, — мрачно проговорил мистер Торнтон. — Сейчас деньги моих кредиторов в безопасности — все до последнего фартинга, — но определить, где заканчиваются мои собственные средства и начинаются чужие, невозможно. Вполне вероятно, что у меня за душой пусто. Рисковать придется деньгами кредиторов. — Но ведь в случае успеха они ничего не узнают. Так ли страшна спекуляция? Уверена, что нет, иначе ты бы о ней не задумался. Если все получится… — То я стану богатым человеком, однако запятнаю совесть! — Почему? Ты никому не навредишь. — Совершенно верно, но ради собственной выгоды подставлю под удар многих. Мама, я принял решение! Ты не очень расстроишься, если придется оставить этот дом? — Нет, но если сын станет другим — не таким, каким я его знаю, — сердце мое разобьется. Что можно сделать, чтобы этого не случилось? — Остаться прежним Джоном Торнтоном: сохранить себя в любой ситуации, попытаться поступить правильно, даже совершив грубую ошибку, а потом найти силы все начать заново. Но это трудно, мама. Так я планировал действовать. Слишком поздно обнаружил в своей ситуации новые возможности, и сейчас все кончено. Я слишком стар, чтобы с прежним бесстрашием снова ринуться в бой. Он отвернулся и закрыл лицо ладонями. — Не могу понять, как и почему все рушится, — проговорила миссис Торнтон с откровенным вызовом. — Передо мной сидит мой мальчик: любящий сын, честный человек, справедливый хозяин, — ноо почему-то каждое его начинание терпит крах: женщина, которой предлагает сердце, его отвергает как какого-то простолюдина; тяжелый труд не приводит к успеху. Другие тем временем процветают, богатеют и размахивают своими презренными именами, не опасаясь стыда. — Стыд никогда меня не касался, — тихо возразил Джон, но мать не пожелала услышать и продолжила: — Порой я спрашивала себя, куда исчезла справедливость, а теперь не верю, что нечто подобное вообще существовало в мире. И вот теперь ты сам к этому пришел. Ты, мой дорогой сын, вместе с которым, возможно, придется голодать и нам! Миссис Торнтон крепко обняла и расцеловала сына, не скрывая слез. — Мама, — прошептал Джон, не размыкая объятий, — но кто же послал мне жребий в жизни, будь то добрый или злой? В этот миг было не до религии, поэтому мать лишь покачала головой. — Послушай, — продолжил сын, так и не дождавшись ответа. — Когда-то я тоже бунтовал, но с некоторых пор стараюсь сдерживаться. Помоги мне так, как помогла в детстве. Когда умер отец и мы тяжело, бедно жили — чего я больше никогда не допущу — ты произнесла много добрых, смелых, благородных, умных слов, которые я ни на миг не забываю. Поговори со мной так же, как в те далекие дни. Давай не будем думать о том, что мир ожесточил наши сердца. Если снова произнесешь золотые слова, возможно, мне удастся вернуть детское чувство набожной простоты. Порой я мысленно повторяю эти истины, но из твоих уст они прозвучат иначе, ведь на твою долю выпало столько испытаний. — Да, немало, — проговорила матушка сквозь рыдания, — но ни одно из них не сравнится с нынешним горем. Видеть тебя сброшенным с завоеванной высоты! Да, Господь счел нужным отнестись к тебе строго, очень-очень строго. Миссис Торнтон горько заплакала, как всегда случается со стариками. Наконец долгая тишина заставила успокоиться. Она прислушалась: ни звука, — огляделась и, увидев, что сын сидит возле стола, раскинув руки и уронив на них голову, бросилась к нему. — О, Джон! Странное застывшее выражение его лица поразило настолько, что на миг показалось предвестником смерти. Однако стоило неподвижности и бледности уступить место живой мимике и естественному цвету, как все суетные сожаления растаяли перед истинным благословением, которым всегда был и оставался для нее сын. Она возблагодарила Бога с усердием, мгновенно очистившим ум и душу от мятежных чувств. Джон молча поднялся, открыл ставни и впустил в комнату розовый рассвет. Погода оставалась пронизывающе холодной, восточный ветер не прекращался. В этом году летние платья не понадобятся, а значит, не потребуются и новые ткани. Следовательно, надежду на скорое оживление торговли пора окончательно оставить. Разговор с матерью принес огромое облегчение. Стало ясно, что они по-прежнему понимают друг друга и готовы вместе пережить любые трудности. Супруг Фанни с раздражением принял отказ шурина принять участие в спекуляции, которую он настойчиво предлагал, и категорически отверг всякую возможность помощи живыми деньгами: для рискованной операции ему самому требовалась крупная сумма. В итоге Торнтон пришел к тому единственному выводу, который со страхом отвергал в течение многих недель: ничего иного, кроме как отказаться от бизнеса, столь успешно и безупречно развивавшегося на протяжении многих лет, не оставалось, и занять подчиненное положение. Фабрика Мальборо и жилой дом на ее территории принадлежали ему на условиях долгосрочной аренды. По возможности их следовало сдать новому владельцу. Торнтон получил сразу несколько привлекательных предложений. Мистер Хампер был бы рад принять его в качестве опытного и надежного партнера для своего сына, которого с помощью значительного капитала обустраивал в соседнем городе, но молодой человек получил слабое образование и обладал одним-единственным умением: брать деньги и тратить на безумные развлечения. Любое партнерство Торнтон отверг раз и навсегда, чем сразу разрушил немногие планы, пережившие крушение бизнеса. Он скорее согласился бы на должность управляющего с четко определенной долей полномочий, чем смирился с тиранией богатого коллеги. Уже через несколько месяцев подобное сотрудничество неминуемо потерпело бы крах. А потому Торнтон выжидал и смиренно следил за новостями с биржи, пока не услышал, что спекуляция зятя закончилась потрясающим успехом и принесла тому огромное состояние. Триумф сопровождался бурным восхищением: все вокруг только и говорили, что о необыкновенной мудрости и дальновидности мистера Уотсона. Глава 51. Новая встреча Мужайся, сердце! Сильным будь и смелым, Чтоб чувство скрыть от милых глаз умело;