— Агент Такер говорила с женой Нельсона, — недовольно пробормотал Вердон. — Как? Это был не простой вопрос: Дюпри интересовало не то, как именно прошла беседа, а как она осмелилась пойти на такое. Вердон, который отлично понимал это, поморщился. — Имеющихся данных было достаточно, чтобы считать допрос как нельзя более своевременным. — Почему тогда она не запросила разрешения? — парировал Дюпри. — Послушай, я понимаю, что ты расстроен, но связь практически невозможна: в Новом Орлеане мобильная связь не работает, и нам потребовалось больше часа, чтобы связаться с тобой по стационарной линии. Мы используем все средства. — С каких пор у вас есть подтверждение, что Нельсона нет в Майами? — спросил Дюпри, не ответив Вердону. — Мы получили его около семи утра. — Почему нам не сообщили об этом сразу? Уже почти одиннадцать. После отключения электроэнергии у нас пропала телефонная связь, но я дал четкий приказ сообщать обо всем по электронной почте. — Информации было ненамного больше, чем у вас уже есть, и Такер показалось, что разговор с женой эффективнее всего поможет следствию. — Когда? — Дюпри… — Когда она разговаривала с женой Нельсона? От Майами до Тампы четыре часа езды. — Мы не знаем, — солгал Уилсон, прекрасно понимая, что Дюпри раскусит его. — Ты сам говорил, — вмешался Вердон, — что из-за урагана и отключения электроэнергии у вас были проблемы со связью. — Я нахожусь на аварийной станции «девять-один-один», у них есть генератор, а на телефонные звонки отвечают тридцать операторов; с трудом верится, что она не сумела связаться со мной. Очевидно, теперь, когда вам есть что сообщить, вы нашли способ, — саркастически заметил Дюпри. — Алоизиус… — начал Вердон примирительным тоном. — Алоизиус, — продолжил за него Уилсон, — дело в том, что жена Нельсона подтверждает некоторые довольно важные аспекты его поведения. Он появился у нее позавчера; она сказала, что он был необычайно безмятежен, загадочен и таинственен. Ничего общего с нездоровым возбуждением, характерным для него в последнее время. Вот что он сказал: «Все случившееся — моя вина; я знаю, что все делал неправильно, но я собираюсь все исправить. Сейчас мне надо уйти, потому что я должен сделать кое-что важное и не могу ничего отменить, но, когда вернусь, я буду готов исправить ошибки». — Он сказал «мои ошибки» или просто «ошибки»? — уточнил Дюпри. — У меня записано просто «ошибки». — Может быть, это обещание человека, пытающегося исправить свои проступки, а может, заявление о том, что некий долгожданный момент вот-вот наступит, — пояснил Дюпри. — «Ошибки» предполагают, что человек освобождает себя от ответственности за их совершение, даже если готов их исправить. Саласар считает, что он всего лишь откладывает убийство своей семьи, ждет какой-то знак. Мы до сих пор не имеем представления о том, что именно это за знак, однако продолжаем работать над этим. Дюпри сделал паузу. Когда он заговорил снова, в его голосе звучало возмущение: — Вы понимаете значение того, что вы мне сейчас сказали? Это ценнейшая для расследования информация, и агент Такер намеренно утаила ее. Это халатность, которая может поставить под угрозу все расследование. Если выяснится, что Нельсон — наш человек, и он позвонит жене, а та расскажет ему о вопросах Такер, это послужит ему предупреждением. — Потому мы и связались с тобой, — пояснил Вердон. — Я санкционировал операцию по охране семьи Нельсона и поставил Такер во главе команды в Майами. Дюпри молчал. — Алоизиус, — снова примирительным тоном произнес Уилсон. — Пойми нас правильно… — Неужели вы настолько слепы и не понимаете, что делает Такер? Майкл Вердон тяжело вздохнул. — Алоизиус, я очень ценю тебя, но ты не можешь возложить на нас ответственность за поведение Такер. Ты вернулся в свой родной город; после того, что случилось в прошлый раз, для нас очевидно, что это вызовет некоторые сомнения… Я не стану оскорблять тебя, спрашивая, не связано ли это каким-то образом с Самеди… Поскольку искренне надеюсь, что нет. — Я не собираюсь отвечать на этот вопрос. Он не имеет отношения к текущему делу, — резко произнес Дюпри. — Агент с твоим опытом должен знать, что у всякого расследования есть особенности, о которых нужно сообщать заранее. — Не понимаю, о чем ты. — О детали, которую ты забыл упомянуть и которая указана в отчете, отправленном Саласар агенту Такер: в девичестве Сара Нельсон была Сарой Розенблант, дочерью сенатора Розенбланта. — Не могу поверить! — воскликнул Дюпри. — То есть ты всерьез утверждаешь, что весь этот цирк из-за того, что тесть Нельсона — сенатор? — Ради бога, Дюпри! Что тебя так удивляет? — раздраженно ответил Уилсон. — Ты же знаешь, как все это работает. Успокоившись, Вердон снова взял слово, хотя голос его звучал по-прежнему жестко: — По-моему, ты не осознаешь всей серьезности ситуации. Разведка военно-морской базы Лейкфронт подтвердила, что штаб-квартира ФБР в Новом Орлеане полностью разрушена: крыша сорвана, стекла разбиты вдребезги. Весь персонал, включая дежурных, эвакуирован. Сейчас военные занимаются спасением и эвакуацией офицеров и их семей. Когда ураган закончится и вы выйдете на улицу, вы будете одни во всем городе. Если операция «Клетка» провалится или внезапно выяснится, что этот парень действительно убийца, а сенатор узнает, что его дочь и внуки были в опасности, потому что у нас не было протокола, — полетят головы, и мне не обязательно напоминать тебе, что наши пришиты крепче твоей. Перед тем как нажать отбой, Вердон сделал последнее уточнение: — Есть еще кое-что. Ты считаешь наше участие прямым вмешательством в работу твоей команды, однако мы доверяем тебе. У нас есть важная информация, которая касается заместителя инспектора Саласар, но я оставляю на твое усмотрение то, что ты собираешься с ней делать, и ее дальнейшее влияние на ход расследования. Это чрезвычайное обстоятельство, и оно заслуживает чрезвычайных мер. Однако если ты решишь скрыть эту информацию, мы сохраним ее в тайне, насколько это возможно. Надеемся, что это не станет серьезной проблемой. Глава 34 Бессонница Центральная станция 911, Новый Орлеан С 10:00 до 12:00 понедельника, 29 августа 2005 года Амайя подошла к окну, надеясь разглядеть что-нибудь в импровизированный надрез, который кто-то сделал на клейкой бумаге, защищавшей стекла. Поверхность стекла показала ей собственное отражение. Загородив обзор руками, она глянула еще раз. Город был свинцово-сер: пару часов назад рассвело, но небо оставалось темным, как глубокое озеро. Ей показалось, что вдали виднеется зарево пожара — вероятно, где-то взорвался газ. Она видела, как мимо проплывают крыши машин, торчащие из воды, словно мертвые черепахи. После общения с капитаном спасательной группы Амайя попыталась вернуться к работе, перечитала показания свидетелей: Джозефа Эндрюса, капитана Рида из Галвестона, команды криминалистов, обследовавшей дом, а также самого Нельсона, который тоже там побывал. Они с Джонсоном перерыли всю криминальную историю страны за последние восемнадцать лет, но с момента убийства семьи Ленкс и вплоть до Галвестона не было ни одного преступления со схожими особенностями. Все началось там. Убийство семьи Эндрюс в точности копировало почерк изначального творца смерти. Но каков был сигнал, которого тот дожидался, чтобы продолжить свой Армагеддон? Как и откуда должен был прийти этот сигнал? Шум, доносившийся из отделения неотложной помощи, вывел ее из задумчивости. В дверях появились Джонсон и полицейские из Нового Орлеана. Амайя закрыла ноутбук и последовала за ними. Линии были перегружены. Как только операторы отключались, раздавался следующий звонок. Саласар подошла к женщине-оператору, с которой разговорилась накануне, и та жестом поздоровалась с ней, отвечая на очередной звонок. Тон ее голоса не изменился, она сохраняла спокойствие, хотя на лице читалось напряжение. Выслушав просьбу о помощи, оператор поджала губы так, что это сделало их почти невидимыми, как будто она решила проглотить собственный рот. Начальник включил громкую связь, чтобы они услышали некоторые звонки. Рыдания. «Пожалуйста, помогите, мой дом сдвинулся с места, а я здесь одна с двумя маленькими детьми, вода уже проникает внутрь дома…» — Мэм, мы ничего не можем сделать, я не могу сейчас кого-то к вам отправить; полицейские не могут выйти, пока не пройдет ураган. Обреченное спокойствие. «Привет, мы на берегу, мы сделали большую глупость, и, думаю, мы умрем». — Мэм, сделайте все возможное, чтобы обезопасить себя; мы не можем отправить к вам кого-то прямо сейчас. Отчаяние. «Прошу вас, помогите, мы на чердаке, но тут нет выхода, вода уже сочится в щель под дверью; пожалуйста, вытащите нас отсюда…» — Сэр, полицейские покинули улицы, им приказали вернуться в штаб; если хотите, я могу записать ваш адрес и имена. «Наши имена? Чтобы знать, кто мы такие, когда нас найдут мертвыми?» Безнадежность. «Я умираю, меня зовут Этель Бурел, я в 9-м округе». — Вы не умрете, мэм. Постарайтесь обезопасить себя; мы пришлем кого-нибудь, как только стихнет ураган. «Вы не понимаете, я умираю». — И так целый день…