Директор положил ей на плечо руку, требуя продолжать; оператор снова надела наушники и ответила на очередной звонок. — Люди просят о помощи, а мы можем лишь одно: взять у них данные и добавить в лист ожидания. — Какая сейчас ситуация? — спросил Джонсон. Директор хмуро покосился на него и указал на экраны, свисающие с потолка. Все перевели на них взгляд, кроме Джонсона, который пристально изучал искаженное лицо координатора по чрезвычайным ситуациям. — Одно слово: хаос. В городе все еще нет света. Сообщают, что упало несколько высоковольтных вышек. Перестала работать мобильная связь — скорее всего, ветер сорвал телефонные антенны. В «Супердоуме» ливень, люди толпятся в коридорах, а из канализации выплескиваются сточные воды, затапливая помещение. Было несколько нападений, изнасилований и драк, как в «Супердоуме», так и в конференц-центре. Говорят о погибших от ножевых ранений. Дома горят — возможно, пожары произошли из-за утечки газа при смещении фундамента. Из разных районов сообщают о вихрях и небольших смерчах, только этого не хватало… По улицам плавают трупы. Целые дома смыты водой. Но если вы имеете в виду вашу «череду выстрелов», то пока ничего подобного нам не сообщали. Джонсон недоверчиво посмотрел на оператора. Сделал шаг вперед. Теперь их разделял только узкий столик, на котором стоял компьютер. Он прочитал имя на стоявшей на столе табличке. Бернард Антее. — Послушайте меня внимательно, мистер Анте. — Антее, — поправил тот, не отрывая глаз от работы. — Посмотрите на меня, мистер Антее, — приказал Джонсон. Координатор угрюмо поднял глаза, приподняв подбородок. — Слушаю, — сердито ответил он. Не теряя самообладания, агент подошел еще ближе и наклонился вперед, заставив его сделать то же самое; потом заговорил на ухо: — Мы здесь, чтобы помочь; мы ищем убийцу, монстра, который появится среди руин этого города, чтобы убить прямо в доме несчастную семью, которой посчастливилось пережить кошмар. И да, это будут непрерывные выстрелы, один за другим: он будет простреливать одну за другой их головы, включая детей, а других заставит на это смотреть. Я знаю, все это вам не нравится, но вы не имеете права предполагать, что это нравится мне. Это не «мои выстрелы»; если нам не удастся обезвредить преступника, будет расстреляна целая семья, ни в чем не повинные люди. Представьте себе, каково это: пережить катастрофу, чтобы убийца забрал твою жизнь. Когда Антее поднял голову, лицо его изменилось. Он посмотрел на Джонсона, кивнул и не сказал больше ни слова. Глава 35 Безупречность Новый Орлеан, штат Луизиана Этот отель Мартин выбрал потому, что в ванных комнатах не было окон. Ванная располагалась между спальней и стеной внутреннего коридора и с внешним миром соединялась при помощи вентиляционного люка, который Мартин забил полотенцами, чтобы не слышать гудения ветра, завывающего в металлических трубах. Было почти двенадцать утра, когда он решил приоткрыть дверь своего убежища. Стекла балкона, выходящего на улицу, исчезли, а вместе с ними все вещи, имевшиеся в комнате, включая кровать. Только изголовье, прикрепленное к стене, и бра над кроватью по-прежнему оставались на месте. Фальшивая лепнина отвалилась; ее остатки все еще свисали с потолка вместе с желтыми проводами электропроводки. Дул сильный ветер, но это уже был не ураган. Обходя мусор и обломки, лежавшие на полу, Мартин подошел к дыре, зиявшей на месте окна. Балконные перила выдержали, но кое-где искривились из-за обрушившихся на них ударов. Мартин решил не рисковать. Он смотрел на город, прижавшись к стене. Небо на востоке по-прежнему было темным, но постепенно начинало проясняться; дождь уменьшился, уровень воды снизился. Некоторое время он слушал портативную радиостанцию, которую взял с собой. Вертолеты береговой охраны базы «Сикорский» готовились к вылету. Надо было поторопиться. Он вернулся в ванную, включил фонарик и направил его луч на зеркало, чтобы получше рассмотреть себя. Снял хлопчатобумажную футболку, которая была на нем все это время. Машинально открыл кран, издавший старческие покашливания, сопровождаемые шипением. Утром из кранов текла бурая смесь воды и ила, за эти часы ничего не изменилось. Он вымылся при помощи одной из бутылок, которые были у него в портфеле, почистил зубы, сполоснул лицо и намочил волосы, выбритые на затылке, как у морпеха. Затем достал из портфеля чистую, тщательно выглаженную рубашку, заправил ее в штаны и застегнул ремень. Снова придирчиво осмотрел себя и разгладил рубашку ладонью. Только тогда внешний вид его устроил. Прежде чем взять портфель, он отстегнул удостоверение личности и прикрепил его к рубашке с левой стороны, так, чтобы оно было видно издали. Проходя мимо стойки регистрации, Мартин улыбнулся. Вода доходила ему до колен, но идти не мешала. Вокруг ничего не осталось. Как будто огромный пылесос высосал все содержимое отеля. Ни дверей, ни окон, ни ступеней, ни освещения. С потолка сорвало все гипсовые плиты, а серебряные полоски изоляции свисали, как рождественские украшения, покачиваясь на сквозняке. Он вышел из отеля и осторожно дошел до середины пустынной улицы, держась подальше от рекламных щитов, проводов и обломков стен, опасно нависавших над тротуаром. Дождь прекратился. Мартин с трудом пробирался по Эспланада-авеню. Несколько деревьев, росших перед церковью Святой Франциски Кабрини, а также высокое дерево возле кафе «Дега»[14] не выдержали напора ветра и лежали на земле, как поверженные воины. В воздухе плавала насыщенная смесь свежего аромата озона и запаха влажных грибов, цемента, мокрого дерева и черного ила. Рой москитов кружился в нескольких дюймах от воды, и Мартин знал, что, когда взойдет солнце, от болотного зловония будет не продохнуть. Он достал из кармана уличную карту, где обозначил свой маршрут, а затем сложил ее, не обращая внимания на первоначальные сгибы, чтобы можно было быстро развернуть карту на нужном месте. Вдали Мартин видел людей: они выглядывали из окон и выходили на улицу, озираясь, как космонавты, только что приземлившиеся на новой, враждебной планете с чужеродной атмосферой. Люди двигались медленно, обозревая повсеместные разрушения, не в силах поверить, что такое действительно произошло. Словно страдая коллективным похмельем, они смотрели друг на друга, пожимали плечами, и на их лицах было написано отчаяние, которое Мартин хорошо знал. Он не обращал внимания на просьбы о помощи тех немногих, кто постепенно выходил из первоначального шока. — Эй, приятель, можешь помочь? Он уставился под ноги, делая вид, что не слышит, и шагал дальше, обходя какие-то обломки, матрасы, мебель, рухнувшие стены, поваленные деревья. Несколько раз ему приходилось делать крюк в лишнюю пару улиц, чтобы обойти поврежденную электропроводку. По радио сообщали, что в большей части города не было света, однако, проходя мимо оборванных проводов, он слышал жужжание электричества и потрескивание в тех местах, где провода касались земли. Ему потребовалось больше часа, чтобы добраться до своей цели. Дом стоял на прочном цементном фундаменте, и, возможно, именно по этой причине владельцы остались в нем пережидать ураган. Внутрь вела боковая лестница, идущая по внешней стене и образующая узкую галерею. Поднявшись на восьмую ступеньку, Мартин сел, вылил грязную воду из ботинок и с отвращением посмотрел на темные сырые пятна, поднимавшиеся по штанинам почти до бедер. С беспокойством перевел взгляд в конец улицы. На гладкой поверхности воды виднелась рябь в том месте, где проходило течение. Странно, но вода по-прежнему поднималась, хотя было бы логичнее, если б она начинала спадать. Мартин достал платок и безуспешно попытался оттереть густую жижу, пропитавшую брюки насквозь и липнущую к коже. Все бесполезно, только носовой платок запачкал. Он аккуратно сложил его и убрал в задний карман брюк. Помимо неудобства, грязь вызывала у него отвращение. Мартин был чистюлей; пусть его работа и была связана с разрушением, но он знал, что в момент хаоса, безвозвратных потерь, когда все вокруг преисполнено тревогой и непредсказуемостью, его безупречный внешний вид истолковывается как тщательная забота о пострадавших, упорядоченность и внимание, которые успокаивают первоначальную панику и вынуждают их без всяких опасений капитулировать перед его авторитетом. Он позвонил в дверь только для того, чтобы убедиться, что в доме нет электричества. Кнопка с легким щелчком вернулась в исходное положение. Мартин медленно выдохнул, как актер, готовящийся к выходу на сцену. Постучал костяшками пальцев в дверь — изнутри ответило чуть слышное эхо. И почти одновременно раздались бормотание, приглушенные голоса, в которых слышалось едва сдерживаемое отчаяние, нотки надежды и страха. Кто-то призывал к спокойствию, кто-то шикнул, требуя тишины. Мартин почти видел два пальца, приложенные к губам. Ему приоткрыли; дверь немного заклинило о пол, а из проема высунулся ствол револьвера. Используя технику из учебника идеального продавца, в пятидесятые годы объехавшего всю страну, предлагая домохозяйкам пылесосы и кухонные батареи, он отступил на шаг в тот самый момент, когда дверь распахнулась. Стараясь не делать лишних движений, заметил недоверчивый взгляд мужчины, прикованный к его лицу. Мартин сдержанно улыбнулся и поднес указательный палец к ай-ди, приколотому к его безупречной рубашке, направив туда внимание хозяина. — Семья Сабин? — вежливо спросил он. Выждал обозначенные в учебнике три секунды и услышал радостное восклицание: — Слава богу! Наконец-то вы пришли! Мартин не двинулся с места, пока мужчина боролся с заклинившей дверью, стараясь освободить проход достаточной ширины. Сквозь проем было видно, что часть задней стены и потолок исчезли, и потоки дождя вливались прямо в дом. Промокший деревянный пол разбух, и доски вздыбились причудливыми волнами, делая комнату похожей на сюрреалистическую картину. — Все в порядке? — спросил Мартин с искренним участием. — Слава богу, мы в порядке, только ушибы и легкие ранения; думаю, у Яны сломано запястье, — сказал отец семейства, указывая на девочку-подростка, которая сидела на полу, укрывшись одеялом, словно замерзла. — Но дом, дом разрушен… — бормотал он, отталкивая ногами упавшие предметы, листья и ветви, принесенные снаружи, осколки и обломки, которые еще совсем недавно были частью его жилища. Посмотрел на Мартина, который по-прежнему неподвижно стоял за дверью и, поймав на себе его вопросительный взгляд, посмотрел на забытый в руке револьвер. — Ох, конечно. Простите! — воскликнул хозяин и огляделся по сторонам, ища поверхность, куда можно было бы положить оружие. Выбрал тумбочку, заваленную каким-то хламом, смахнул его рукой и положил револьвер. Мартин вошел в дом. Серьезный, уверенный в себе, он осмотрел всех членов семьи, которые, словно привлеченные божественным явлением, выстроились перед дверью. Носком башмака отодвинул мусор достаточно далеко, чтобы пристроить портфель. Наклонился, чтобы его поставить, и одновременно схватил револьвер с тумбочки, куда его положил хозяин. — Это «Смит энд Вессон», купленный вами в двухтысячном году; у вас больше нет оружия в доме, не так ли? — Нет, — подтвердил хозяин; в его голосе прозвучала нотка беспокойства. Мартин улыбнулся. Глава 36 Зависимость Центр по чрезвычайным ситуациям Марина-Тауэр, Новый Орлеан, штат Луизиана Дюпри, перескакивая через ступеньку, поднимался по внутренней лестнице, соединявшей два этажа, на одном из которых располагался кабинет начальника пожарной охраны, а на другом — штаб неотложной помощи 911. В его ушах все еще раздавались слова Майкла Вердона, который будто бы из дружбы предлагал ему помалкивать. Как он мог быть настолько черствым, чтобы не понимать, что для Дюпри сокрытие фактов означает предательство, которое ему навязали под видом заинтересованности в результатах общего дела? Агент направился в конференц-зал, который его сотрудники использовали в качестве штаб-квартиры; там никого не было, а значит, скорее всего, он найдет коллег в центре неотложной помощи. Амайя сидела в наушниках рядом с координатором и его помощником и внимательно слушала, просматривая на экране перечень экстренных вызовов. Дюпри пришлось подойти к ней вплотную и постучать пальцем по экрану, чтобы привлечь ее внимание. — Саласар, пойдемте со мной, — сказал он, направляясь к вращающейся двери. Затем, войдя в конференц-зал, подошел к окну и принялся отрывать от стекла скотч, который отходил длинными полосками, поднимавшимися чуть ли не до потолка. Амайя, последовав за ним, закрыла дверь и несколько секунд стояла, наблюдая, как агент очищает окна. Когда Дюпри снова посмотрел на нее, ей показалось, что он на что-то сердится. — Саласар, я думаю, вам следует присесть. Она осталась стоять, глядя на него. Чтобы подбодрить ее, Дюпри подошел к столу, отодвинул два стула и на один из них уселся сам, жестом приглашая Амайю занять другой. Она села напротив него. — Я прибыл из отделения неотложной помощи; ураган оказался гораздо более разрушительным, чем предполагалось изначально. Большая часть города осталась без электричества и воды, и хотя центр урагана прошел над восточной частью города, а потому не разрушил его полностью, в прибрежных районах вода достигает шести метров. Вертолеты береговой охраны сообщают, что сверху город выглядит ужасно, а «ужасно» — не то определение, которое они обычно используют. Французский квартал почти не пострадал, но прочие районы разрушены. Вест-Энд затоплен; первые сообщения докладывают о рухнувших кабелях напряжения и людях, укрывшихся на мостах. Операцию «Клетка» в том виде, в каком мы ее планировали, осуществить будет довольно сложно. Мне нужна вся команда, сто процентов сотрудников… — Он сделал паузу, опустив взгляд. — Саласар, мне сообщили из Вашингтона, что ваша тетя звонила из Наварры. Извините, что вынужден сообщить печальную новость: ваш отец скончался прошлой ночью. Амайя глубоко вдохнула; ей потребовался весь воздух в комнате, весь воздух в мире. Дюпри покинул свое место напротив нее, подошел к уже очищенному окну и, подергав засовы, открыл его. Окно, представлявшее собой длинный узкий проем, доходивший почти до потолка, отворилось, увлекая за собой обрывки клейкой ленты, с треском отрывавшиеся от рамы. В помещение ворвался влажный солоноватый воздух, словно море плескалось прямо у дверей. Сквозняк взметнул лежавшие на столе фотографии, разбросав их по полу. Амайя уставилась на них, словно охваченная необъяснимым ужасом. Несколько секунд Дюпри изучал ее лицо, затем пересек конференц-зал и направился к двери. — Я подожду с остальными в отделении неотложной помощи. Надеюсь, все произойдет так, как мы ожидаем, и вот-вот поступит звонок. Если вы не захотите нас сопровождать, я попытаюсь найти для вас транспорт до военно-морской базы Лейкфронт. По последним данным, морские пехотинцы предоставили свои самолеты, чтобы эвакуировать сотрудников ФБР, оставшихся в городе. Как только прибудете в безопасный аэропорт, вам выдадут билет, чтобы вы могли вернуться домой. Проходя мимо сидящей Амайи, Дюпри на мгновение замер и протянул руку, словно желая коснуться ее в жесте утешения, но в последнюю секунду передумал. Она услышала, как агент вышел, захлопнув дверь. Затем наклонилась и подняла одну из фотографий, ту, что лежала у ног. Рассматривала ее несколько секунд, затем дважды сложила пополам и убрала в карман. Глава 37 Отче наш Элисондо Амайя вдохнула аромат топленого масла. Она любила его больше, чем запах жареного сахара, — если сахар чуть передержать, он становился едким и горелым, впитывался в одежду и волосы, так что от него потом не избавишься; или обманчиво нежный запах муки, сырой, первобытный, который душит, как могильная земля. Она посмотрела на отца — тот замешивал тяжелый ком слоеного теста — и почувствовала, как забилось сердце. По радио, которое отец всегда включал во время работы, передавали вальс Штрауса. Увидев Амайю, он улыбнулся, и девочка попыталась улыбнуться в ответ, но не смогла. Она смотрела на него своими большими печальными глазами, думая, как начать разговор. Как заговорить с тем, кого любишь, о том, что заставит его страдать? Силясь подобрать слова, Амайя рассматривала отцовскую спину; короткие волосы на затылке, руки, напряженные от усилий. И, словно со стороны, видела девятилетнюю девочку, стоявшую позади своего папы, подбирая слова, которых ребенку лучше не знать. Она любила его так сильно, так сильно… Амайя слушала стремительно ускорявшийся вальс, слишком роскошный и неуместный для того, чтобы в его присутствии говорить о страхе. Она сжала губы. Желание сдержаться и ничего не сказать становилось все сильнее, и Амайя уже знала, что ничего не скажет ему, потому что в противном случае он перестанет улыбаться, выключит радио и вальс затеряется в радиоволнах, а вместо него она услышит потрескивание кондитерских печей и падение капель из незакрывающегося крана в стальную раковину. Решиться было непросто: острая боль сдавливала грудь, заставляя закрыть глаза. Одна слеза, тихая и тяжелая, быстро сползла по ее щеке как раз в тот момент, когда отец с улыбкой повернулся. — Подаришь мне этот танец, принцесса?