– Дело твоё, – его тон тоже переменился. Сайвер почувствовал, что зреет большая ссора. – Пожалуй, тебе пора. Я вызову такси – поздно. – Опять выставляешь? – фразу «Я вызову тебе такси» она точно возненавидит. – Я всего лишь пытаюсь избежать скандала. Надин, мне было хорошо все эти дни, давай оба запомним лишь лучшие моменты. – Мне нечем заплатить водителю: те деньги, что ты давал, я потратила нам на еду и музеи, – словно оправдывая, процедила Надин. – Возьми, – он протянул сто фунтов. – Зачем так много? У меня нет сдачи! – Оставь… И прими его, – он снова протянул кулон, – пожалуйста. Она механически сунула украшение в карман и начала собираться. Её опять выгнали. Это был проигрыш самой себе, она так и не сумела подобрать к профессору ключи. Хлопнула дверь, и профессор открыл ноутбук. Включил «Крёстного отца» и вскоре задремал. Пришла – ушла – какая разница? Всё равно он увидит её через пару дней на лекции. Глава 25 Первые дни после каникул Надин ходила надувшись, как мышь на крупу. Постепенно обида сошла на нет. Время закрутилось с бешеной скоростью: уроки, библиотека, домашние задания, постоянные мысли о Маерсе, пустая болтовня с подругами, из которой она не могла вспомнить ни слова. Она пребывала в твёрдой уверенности, что профессор оттает. И оказалась права. Через три недели она сумела уломать его иногда пускать её к себе… В один из субботних вечеров Генри, набравшись смелости, попытался реабилитироваться перед своей девушкой, пригласив прогуляться по исторической части Лондона – Вестминстеру. Но она ответила ему отказом, отговорившись грядущим зачетом по истории живописи. На самом деле она просто не могла думать о чём-то (вернее, о ком-то), кроме Сайвера. Постоянные недосыпания и рассеянность вскоре отразились на учёбе. На истории преподаватель попросила Надин помочь Мэри начертить карту движения судов в финальной битве Трафальгарского сражения, с которой она никак не могла справиться. За свой ответ одна из лучших учениц курса впервые получила «D». Но если раньше оценка «два» вызвала бы у неё недельную депрессию и отсутствие аппетита, то сейчас её волновало лишь одно – что скажет, сделает или подумает профессор Маерс, причём не об оценке, а о ней… В этот же день, сидя на основах права, Надин в одиннадцатый раз составила график совместимости себя и Сайвера, увиденный в женском журнале. Как ни странно, он раз за разом показывал одно и то же: разбитые судьбы и почему-то отцовскую любовь. Она была уверена, что где-то ошиблась и неверно истолковала получившуюся последовательность, но спросить было не у кого. – …Поймите это, – второй час вещала Кэтрин. – Элементарные знания в области права крайне полезны для последующей лёгкости ориентирования в правовых отношениях, так или иначе сопровождающих вас всю жизнь, вне зависимости от избранного вами рода занятий. В чём вы видите полезность предмета, мисс Миховски? Вопрос застал Надин врасплох. Она дёрнулась, поняв, что Маффи обращается именно к ней. – А… Я пока не сформировала чёткой позиции в отношении данного вопроса! – отвертелась она общей фразой, которой научил её Сайвер. – Наш предмет позволяет формировать всестороннее представление о государственноправовых явлениях, создавать наиболее оптимальную систему суждений, в которой соединялись бы достоинства различных школ и подходов, мисс Миховски. Надин абсолютно не увлекала лекция. Профессор Маффи тщательного готовилась, ясно и последовательно излагала материал, но Надин одолевали думы иного рода… Маерс. Маерс, Маерс и Маерс! За прошедшие недели она практически полностью изменила отношение к саркастичному профессору. Она начала понимать его логику, в интересных беседах постепенно раскрывалась его жизненная позиция, а главное, она не могла отрицать очевидного: его ледяная страсть притягивала, как магнит, заставляя растворяться в собственных ощущениях, которые с каждым украденным свиданием становились всё острее и ярче. Прошли стыд и смущение, и Надин позволяла делать с собой всё, что хотелось Сайверу. Он любил ласки при свете, ему нравилось смотреть на молодое тело, нравилось видеть, как набухают соски, как на её коже от его прикосновений и поцелуев появляются мурашки. Он был её первым мужчиной, знал об этом и лепил её под себя. Маерс был наставником не только в постели. Он напутствовал её, заметив снижение успеваемости, которым, по понятным причинам, был недоволен. Он учил девушку манерам, показывал, как правильно и красиво есть, как леди должна садиться и выходить из машины. Ей было чертовски интересно с Сайвером, с каждым днём она увлекалась им всё сильнее. На выходные он стал выбираться в свой дом. В такие дни Надин под благовидным предлогом задерживалась в деревне, а Сайвер забирал её в условленном месте. Сорок миль не казались долгой поездкой: он рассказывал ей об искусстве, цитировал классику, включал интересные музыкальные фрагменты. Сегодняшней ночью она задержалась в его профессорских апартаментах. Разглядывая спящего мужчину, Надин размышляла о том, что ей стало не хватать ответной искры в душе холодного любовника. Пару дней назад она пришла к выводу, что ей, вопреки всему, нравятся отрицательные черты его невыносимого характера – надо просто пропускать все шпильки мимо ушей и получать удовольствие «здесь и сейчас», задавать поменьше вопросов и не спрашивать о планах, не трогать его вещи, не пользоваться его ноутом. Иногда в его усталых глазах мелькали искры, но они так быстро гасли, что она задавалась вопросом: а умеет ли Сайвер чувствовать? Он действительно много работал: почти всё свободное время он готовился к лекциям, проверял эссе, читал, делал какие-то пометки. Чувствовал ли он? То, чего так рьяно добивалась Надин – нет; симпатию, вожделение – пожалуй, да. Надин не могла понять, почему он не целует её в губы. Она несколько раз ловила своими губами его, но Маерс почти всегда отворачивался. Иногда он не отстранялся, но всё равно не отвечал на её поцелуи, безучастно получая ласку. Вдруг Надин показалось, что Сайвер проснулся, и сердце ёкнуло: ведь ей так не хотелось уходить, а она знала, что он обязательно её прогонит. Сайвер, – практически неслышно прошептала Надин, – позволь мне сегодня остаться. Она лёгким движением прикоснулась к его лицу и придвинулась ближе. Маерс чуть приподнял голову, фокусируя взгляд на девушке, помедлил секунду и сгрёб её в охапку, снова проваливаясь в сон. Она замерла, боясь разрушить волшебство, но вскоре, устроившись поудобнее, заснула в крепких объятиях. Проснулась она от боли – сладко спящий Сайвер чесал во сне щёку с пробившейся за ночь щетиной об её плечо. Надин попыталась аккуратно отодвинуться, но её движения разбудили профессора. – Какое забористое снотворное я вчера выпил, даже утром не отпускает. Галлюцинации… – его волосы забавно торчали в разные стороны. – И вам доброго утра, сэр. – Брысь отсюда, Миховски, – лениво протянул сонный мужчина. – Я точно помню, как велел тебе отправляться к себе. – Ты меня под монастырь подводишь! – Между прочим, тебе к Хитроу через семь минут, – ехидно напомнила Надин. Маерс выругался и, не стесняясь своей наготы и спадающей утренней эрекции, быстро пошёл в ванну. Вернувшись, он впопыхах втиснул своё мокрое тело в рубашку, натянул брюки и влез в ботинки. – А у профессоров в ваннах разве нет автоматической сушки? – вздёрнув брови, поинтересовалась Надин и накрылась с головой простынёй. Ничего не ответив, Сайвер пригладил взъерошенные волосы, бросил изничижающий взгляд на девушку (а вернее, на макушку, которая торчала из-под простыни) и хлопнул дверью. Глава 26 – Боэль! – рявкнул профессор Плац, отпихнув работающую рядом со столом мистера Кульцита Надин. В ту же секунду в классе прогремел небольшой взрыв… Серо-фиолетовая смесь забрызгала лицо и шею непутёвого студента. Замерев от испуга, он судорожно сглотнул и прошептал: – Профессор, я умру? Займер, багровея от злости, процедил в ответ: – Обязательно! Если у вас не получится, то я помогу вам… Живо к сестре Лейз! На шум в кабинете отреагировали Маерс и Патерсон: – Что происходит, профессор Плац? – строго спросил Эрик, оглядывая помещение. По полу расползался низкий плотный дымок. – Здравствуйте, коллеги, – Плац вытер руки о халат и поправил очки. – Мы учились делать ферратный вулкан, и мистер Кульцит, видимо, перепутал один из ингредиентов… – У Кульцитов это семейное, – едко заметил Сайвер. – Займер, такие эксцессы недопустимы, давайте отойдём, – предложил Патерсон, чтобы не компрометировать молодого коллегу. Почему вы не проследили? поинтересовался полушепотом Сайвер. – При взаимодействии нитрата калия с железом образуется феррат калия и газообразный монооксид азота, который, окисляясь на воздухе, дает бурый газ – диоксид азота. Если твердый остаток после окончания реакции поместить в стакан с холодной кипяченой водой… – Мистер Плац, я не просил читать нам лекцию по занимательной химии. Нам с мистером Патерсоном интересно, почему вы не следите за дисциплиной? Возможно, вам нужна помощь? Займер замялся и покраснел. Он работал первый год и не всегда справлялся с неугомонными студентами. В белом халате худощавый мужчина походил скорее на молоденького лаборанта, чем на преподавателя элитного колледжа. Возможно, именно из-за его скромного вида и кроткого нрава студенты не воспринимали его всерьёз. – Мисс Миховски отвлекла мистера Кульцита, – поделился своими наблюдениями Плац. – Опять Миховски, – в голос повторили профессора. – Какая-то волшебная студентка, – посетовал Эрик. – Нам повезло, что за неё отвечает Кэтрин… – Мисс Миховски, – повернувшись к аудитории, четко произнес Маерс, – принесите извинения мистеру Плацу за сорванное занятие. До каких пор мы будем свидетелями вашего дурного воспитания? Злорадные шепотки поползли по рядам. Надин и без того была на нервах из-за происшествия, а тут ещё профессор прилюдно пристыдил её. Надю обуяла неконтролируемая ярость, и вместо того, чтобы извиниться, она выпалила: – А почему вы меня отчитываете и заставляете извиняться? Вы мне кто? У меня есть свой декан, есть профессор Плац – это его лекция, мы сами разберёмся! Студенты замерли и молча уставились на русскую девушку – до сих пор никто не решался хамить Маерсу и делать замечания ему в лицо. Надин не подумала, что он ещё и заместитель директора по воспитательной работе и имеет право контролировать учебный процесс. Очень вовремя у Плаца запиликал таймер, известив об окончании пары. – Миховски, вон отсюда… – левая бровь Сайвера скептически поползла вверх. Каменное выражение лица пугало. Если бы шепотом можно было заморозить, то от тона Маерса потолок уже бы покрылся инеем. Волна раскаянья накрыла Надин так же быстро, как до этого вспыхнувшее в ней возмущение. На глаза навернулись слёзы, и она пролепетала: