Маерс одарил Литтелтона убийственным взглядом и уже набрал воздуха в лёгкие, чтобы высказать всё, что думает о министерстве со всеми его чиновниками, вместе взятыми, но его опередила дочь: – Уверена, отцу приятно слышать такие лестные слова, ведь я его часть… – ласково промурлыкала Лео, манко улыбнувшись. «Обворожительная часть», – подумал Литтелтон и по-юношески засуетился: – Мне пора, – он поправил пиджак. – Сайвер, Леонора… Алан галантно поцеловал девушке руку, восхитился декольте и, чуть кивнув, удалился, вернее, ретировался. – Мисс Маерс, не вздумайте общаться с этим типом, – напутственным тоном предостерёг Сайвер дочь. Леонора снисходительно на него посмотрела и, согласно кивнув, проследовала в концертный зал, где ученики устроили эффектный фейерверк собственного изобретения. Глава 37 Маерс недолюбливал шумные праздники и поэтому поспешил скрыться от царящих в главном здании возни и гвалта в своих апартаментах. Уже несколько лет они с дочерью занимали комнаты бывшего директора. В такие моменты Сайвер со щемящей тоской вспоминал свой маленький и так и не обустроенный дом в сорока километрах к западу. Восемь лет назад из Штатов явился его брат с женой и двумя детьми, сообщив, что они погрязли в долгах и кредитах, сыграл на благородстве Сайвера и бесцеремонно занял жильё, в котором обитал по сей день. Последние пару лет профессор всё чаще задумывался об уходе с должности преподавателя литературы, решив оставить за собой лишь директорский пост и продолжать постигать химию для собственного удовольствия. – Леонора закончит третий курс, и в тот же день я начну искать нового учителя словесности. И надо не забыть послать письмо в Стэнфорд – напомнил себе профессор. – Лучшего места, где дочь сможет выучиться на первоклассного специалиста, я не представляю. Музыка смолкла, голоса постепенно затихли, и старинный особняк погрузился в романтическую тишину, лишь изредка нарушаемую шепотом влюбленных парочек и звуком поцелуев. В дверь постучали – это была Кэтрин. Он отлично выучил её стук. – Отстрелялись… – она прошла в гостиную. – Любимый момент в любом празднике – это его окончание, – устало констатировал Сайвер, снимая пиджак и опускаясь в глубокое и изрядно потёртое велюровое кресло. Он всё собирался поменять мебель, но Маффи взывала к памяти покойных директоров и традициям. – Завтра же поеду и куплю пару новых кресел, по-моему, когда я сажусь, слышит весь корпус! – Сайвер, не пойму, почему ты такой упрямый? Это история! Только представь, сколько известных людей сидело в них! – И что, из-за сотни известных задниц я должен терпеть неудобства? – Ты злой и твердолобый! – Об этом все знают, моя дорогая, – он произнёс это с нотками сладкой издёвки. – Я прихватила со стола бутылочку красного… – Маффи многозначительно подняла брови. Она явно рассчитывала на более интересное продолжение вечера. – Присоединишься? – Не сегодня. – Ну и сиди тут, уткнувшись в телефон, а я пойду смотреть какое-нибудь хорошее кино! Языки пламени танцевали в старинном камине, рисуя причудливые блики на полу. Профессор лениво расстегнул несколько верхних пуговиц рубашки. – И как только женщины с ними справляются? – сражаясь с очередной пуговицей, задумчиво произнёс он. Сайвер прекрасно понял, зачем явилась Кэтрин, но сегодня он не был настроен на романтический лад. Повесив костюм в шкаф, он плеснул себе виски и подбросил поленья в камин. – Кэтрин права, Лео действительно выросла, – прошептал профессор, любуясь огнём сквозь стенки стакана. – Оглянешься – семнадцать лет пролетели, словно один день… Маерс открыл ноутбук и включил музыку, в гостиной послышались начальные аккорды Росо Allegretto III симфонии Брамса. Воспоминания вернули Сайвера в далёкий 2003 год. …Тогда был похожий вечер, такой же шумный, со слезами прощания и радости на глазах. – Перед ними открывается новый мир, – с сожалением о безвозвратно ушедшей молодости сказала Кэтрин, которая, кстати, выглядела заметно моложе своих лет. В колледже была традиция одновременно с выпускным вечером устраивать праздник для студентов подготовительного отделения, чтобы они знали, что ждёт их спустя четыре года обучения в «Звёздочках». Сайвер, облаченный в парадный костюм и традиционную магистерскую мантию, стоял рядом с высокими колоннами и всматривался в толпу веселящихся студентов, выискивая глазами её. Надин Миховски, а попросту Надежда Самойлова, ничем не выделялась среди сверстниц: в греческом стиле платье в пол, собранные на затылке волосы, соответствующая случаю улыбка. Вот только в глазах читалась боль. Их взгляды встретились, и Надя неожиданно направилась в его сторону. Сайвер внутренне напрягся, не более часа назад они всё сказали друг другу. – Вы сейчас на мне дыру прожжёте. На самом деле, спасибо вам, профессор. Вы прекрасно преподавали, ваши лекции и весь этот год я запомню надолго, – официальным тоном сказала Надя. – Надеюсь, я справлюсь со вступительными экзаменами в менее пафосный вуз и стану перспективной студенткой. Там, у себя. – Это моя обязанность, мисс Миховски. Что-нибудь ещё? – Благодарю, что не стали раздувать скандал и постоянно вытаскивали меня из щекотливых ситуаций, – немного потупив взгляд, стушевалась Миховски. – Деньги, что вы мне тогда дали, я постараюсь… – Забудьте, вы мне ничего не должны, – отсёк Сайвер. – Спасибо, мне… – она подбирала слова, но нужные никак не приходили на ум. – Я очень вам благодарна! – Не стоит. Постарайтесь больше не вляпываться. В диалоге возникла неловкая пауза. – Это всё? – Да, – не раздумывая, ответила Надя. – Мне не свойственно повторяться, мисс Миховски. Это всё, что вы хотели мне сказать? На глаза Надин навернулись слёзы. Она держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться, стоя перед профессором. – Д-да, – борясь с собой, в очередной раз солгала одна из лучших учениц первого курса. – Мы уже попрощались, но я ещё раз с удовольствием повторю: всего доброго, мисс, – с сожалением выдавил Сайвер и направился к выходу из Зала торжеств. Но вдруг он остановился, обернулся, метнул в неё испепеляющий взгляд и добавил леденящим душу тоном: – Плюс вам в карточку. За честность… Маерс до сих пор помнил, как шёл по извилистым коридорам старинного здания, казавшимися ему бесконечным лабиринтом, как не сразу попал ключом в дверь, как в порыве ярости смёл всё с письменного стола. – Лгунья! Маленькая дрянная мерзавка, – бесновался профессор, понося бывшую студентку. Он чувствовал, что она врёт. Подозрения в том, что она беременна, с каждым днём укреплялись в нём всё больше. Например, он заметил, что Надин весь вечер пила только томатный сок, хотя шампанское лилось рекой – это ли не знак?! Конечно, была огромная вероятность, что ребёнок не от него – именно потому она молчала, – но интуиция вопила, что это не так. Припирать её к стенке ему не хотелось: жениться он не планировал, а скандал вышел бы знатным. Безусловно, его ребёнок ни в чём бы не нуждался, но его мать могла доставить много хлопот. Сайвер переживал, много думал, но так и не стал разыскивать её после окончания семестра. «Не стоило так убиваться, – решил Сайвер, возвращаясь в реальность. – Это был её выбор. Почему именно такой? Боюсь, я уже никогда не узнаю, что двигало её извращенным сознанием. Всё равно из этих отношений ни черта бы не вышло, слишком много «но». Зачем случилась та ночь, в которую начались эти больные отношения?.. Everything happens for a risen[8], и моя причина – Леонора – смысл жизни, моя радость, мой свет». Поставив точку в сегодняшних неутешительных размышлениях, Сайвер направился в душ. Глава 39 Глубоко за полночь Леонора влетела в гостиную, ощущая себя взрослой и свободной. Шампанское, которое в угоду Лео незаметно пронёс один из её сокурсников, играло в крови. Лео радовалась приглашению из Стэнфорда, которое упало на почту во время праздника. Для мира высших учебных заведений большая редкость – предложить место студенту, ещё не закончившему колледж. Леоноре очень хотелось, чтобы отец разделил её радость, похвалил, обнял и нежно поцеловал. Заметив чуть приоткрытую дверь в его спальню, она бесшумно проскользнула внутрь, но, войдя в комнату, замерла: профессор крепко спал, подмяв под себя одеяло.