– Надя, да что с тобой?! – Потом, Алисия, всё потом, – мечась по дому, как раненый зверь, бормотала женщина. Она подбежала к шкафу, достала чемодан и стала бросать в него какие-то вещи. – Куда ты? – Алисия смотрела на суетящуюся Надю и не понимала, что происходит. – Туда, где мне давным-давно пора быть! С этими словами Надин сдёрнула с вешалки плащ и выбежала на улицу, оставив бывшую подругу недоумевать в одиночестве. Глава 49 Сайвер Маерс сидел за своим бывшим рабочим столом, который вот уже девять лет занимали сменявшие друг друга преподаватели. Последний – мистер Кнотт – не продержался и одного учебного года. «Быть критиком, литературоведом и преподавать эти предметы – две разные вещи», – подумал профессор и поёжился. С этим местом его связывали многие воспоминания. Например, о том, как трехлетняя Лео зашла в класс посреди пары и объявила, что хочет писать, – и он, гроза колледжа, наверное, впервые извинившись перед студентами, покинул аудиторию, подхватив малышку на руки; о том, как вырезал с Лео сову, которую она должна была представить на конкурсе поделок в детском саду. Вспомнился Маерсу и блестящий ответ Литтелтона на экзамене по физике, и то, как он, будучи членом экзаменационной комиссии, морщась, вывел ему «А». – И теперь моя единственная дочь скоро родит от этого человека. – Опять копаешься в себе? – проворковала из ниоткуда взявшаяся Маффи. – В такие моменты ты всегда вытягиваешь шею, – она поцеловала его в висок, наклонившись, и села на подлокотник. – Всё-то ты знаешь, Кэт! Переживаю за дочь. Где-то я допустил ошибку. Не такого будущего я желал ей… Но надо отдать должное – интеллект Литтелтона как раз подходит молодой девушке, в этом отношении у них полная гармония… – Приходила его жена – Алисия, правда по студенческим вопросам. Про Алана и Леонору она не спрашивала, возможно, она не знает, что он живёт у вас, а я говорить ничего не стала. Ты знаешь, я люблю Лео, как родную. – Знаю, моя дорогая Кэтрин, – он неуклюже улыбнулся. – А ребёнок – это радость! Справимся! – она встала и поправила жакет. – Не представляю себя дедом, я ей слишком много позволял… – он чертил на листке бумаги хаотичные линии. – Не вини себя, Сайвер. Все ошибаются. Мы оба знали, кто мать Леоноры, но ни ты, ни я и пальцем не пошевелили, чтобы помочь запутавшейся девочке. – Кэт, давай будем честны: ты бы руки лишалась, лишь бы мать Лео никогда больше не появилась в моей жизни, – он бросил ручку на стол. – Зачем о ней вспоминать? – Алисия её видела. К слову пришлось. – Ты никогда не поднимала эту тему, за что я очень благодарен. Ничего не хочу о ней знать, – почти не слукавил Маерс. – Я бы тоже могла родить тебе, если бы ты этого хотел… История не терпит сослагательных наклонении. – Успокойся, Сайвер. У тебя появилась дочь, хотя бы за это ты должен благодарить меня и Ника, мир праху его… – Тебя? Нет, Кэтрин. За это следует благодарить Миховски или как там её по-настоящему. – Без связей бывшего директора ты бы никогда не оформил удочерение! – Возможно, – Сайвер занервничал. – А то, как мастерски его друзья подчистили всю информацию? Это же тоже добавило спокойствия в вашу жизнь! – Помнится, я прилично заплатил за конфиденциальность. Давай закроем тему, – раздражение выплеснулось наружу. – Хочу побыть один – не обижайся, Кэтрин. Женщина ушла, оставив профессора бесцельно глядеть в витражное окно. Не было вопросов, не было ответов, только рой обрывочных мыслей и воспоминаний крутились по кругу. Время замерло. Из размышлений его вырвал уверенный стук в дверь. – Меня нет, – по-детски пошутил Маерс. Дверь медленно отворилась, и будто из другой реальности на пороге появилась Надин Миховски – почти такая же: с горящим взглядом и взъерошенными волосами. Сайвер сохранял спокойствие и выглядел невозмутимым. – Здравствуй! – Мисс Миховски, какой сюрприз… – скривившись, в своей манере поприветствовал Маерс бывшую ученицу. – Или как мне вас теперь называть? – Уже неважно, – закрывая за собой тяжелую дверь, произнесла женщина. – Пусть будет «мисс Миховски». – Очень жаль, – сухо заметил Маерс, – что до сих пор мисс… – Много лет назад ты мог это исправить, – саркастично поддела его Надин. – Опять я во всём виноват, – убрав упавшую на лицо прядь волос, констатировал Сайвер. – А был повод жениться, приглашать шафера и нанимать аниматоров-ангелочков? – Уймись. Я не за тем пришла, чтобы выслушивать твои издёвки. Я хочу видеть свою дочь, – без обиняков заявила Надин. – Это всё, чего вы хотите, мисс Миховски? – Пока – да, – ответила та, игнорируя его ухмылку. – Не поздновато ли у вас проснулся материнский инстинкт? – Ты многого не знаешь, – она положила ладони на стол и заглянула Маерсу в глаза. – Так ты позволишь? – Моя дочь, – он сделала акцент на слове «моя», – взрослая женщина. Я не вправе решать за неё. Тягаться с профессором в выдержке и умении вести споры было бесполезно, но Миховски не собиралась сдаваться. – Ты ничуть не изменился, Сайвер – всё такой же жестокий. Бог тебе судья. Мог бы хоть для приличия встретить меня более радушно. – Недавно Литтелтон упрекнул меня в негостеприимности, явившись в четыре утра, теперь вы… Мне спеть гимн и расстелить ковровую дорожку? – Хватит ёрничать! Где она? – Прекратите ваше бездарное выступление, мисс. Её нет. – Ничего, подожду. Не привыкать. – Убирайся отсюда, Миховски! – всё-таки не сдержался Сайвер. – Тебе здесь не рады. Я, по крайней мере, точно. Думаешь, всё так просто – явиться спустя восемнадцать лет и требовать встречи с твоей дочерью? Так легко? Видимо, твои мозги окончательно усохли за эти годы. У тебя нет на неё прав, ты сама написала отказ и выбросила её, как котёнка! Ты не учила её ходить, ты не ждала с ней Зубную Фею, ты не делала ей эти дурацкие, вечно кривые хвостики… Сайвер бил точно в цель, аргументов против его справедливых слов действительно не находилось. Она сжалась, словно мимоза, которой коснулись руками, весь боевой запал в мгновенье ока исчез, и Маерс тут же почувствовал слабину: – Как ты вообще смеешь произносить: «Моя дочь»?! С чего ты решила, что моя девочка – это именно тот ребёнок, которого ты бросила зимой под забором? – Сайвер, не надо… дай… – Что не надо? Не строй из себя невинную овечку! Ты сама во всём виновата. Я видел твой отказ, когда оформлял опеку. Ты сама её отдала! – Как ты смеешь меня обвинять? – взвилась Миховски. – Ты, Хитроу, Маффи, Миллиртон, Тьер… Вы не дали мне выбора! Вы вышвырнули меня без денег, документов и билетов на самолёт. Да ещё и повесили на меня психологическое давление, приведшее к попытке самоубийства этой невротички – Ильзе Шваре! Что молчишь? Вы боялись утечки информации или того, что ваш обожаемый склизкий Миллиртон пострадает! Будешь отрицать? – Я к этому не причастен, можешь быть уверена. – Ой, ли. Маерс с каменным выражением лица стойко выслушал отповедь. Ему тоже было неясно, почему на Надин повесили многие происшествия колледжа, но в то время у него не было желания решать проблемы студентки не своего факультета. – Ладно, я совершила ошибку, назвавшись чужим именем, влюбилась в тебя, как дура, но неужели ты не подозревал, что, трахая молодую девушку, могут быть последствия? – Я несколько раз напрямую спрашивал тебя об этом. Ты отвечала «нет»! Я тебя за язык не тянул. Справедливости ради замечу: я всегда был с тобой честен и никогда ничего не обещал! – Тебе и всем остальным просто было на меня наплевать! Много лет расплачиваюсь за свои поступки и ваши козни. Признаю, я зря соврала тебе, сказав, что не беременна, но винить в произошедшем меня одну – не позволю! – За эти годы мой номер телефона не изменился, ты могла утрудить себя и позвонить. Ты была назойливой не там, где следовало бы…. Не всем мужчинам, Миховски, нравится секс ради секса. Да, я спал с тобой, но ты сама себя предлагала! – Знаешь, что… – Мы отвлеклись, – пресёк возражения профессор. – Допустим, у тебя не было денег и возможностей дать дочери приличное существование, но ты ни разу за эти годы не поинтересовалась, как она… Это дикость! Что изменилось сейчас? – он почти зашипел. – Узнала, что она выходит замуж за влиятельного человека и решила подсуетиться? – Нет!!! – на весь класс выкрикнула Надин. – Я вообще не знала, что она у тебя! На, читай! – она ткнула в лицо Маерсу пожелтевший конверт, который много лет назад нашла у себя в почтовом ящике. Уже находясь в России и не имея возможности вернуться в Англию, Надя закидывала письмами Красный крест, органы опеки, она писала Маффи, Хитроу… И однажды ей пришёл ответ: