– Тебя проводить? – спрашивает (явно без особого желания), и Женя (не будет же она навязываться) отказывается. Идет домой пешком, по мосту над железнодорожными путями, вдоль залива, общаг, столовой, пробует мед и пряную тоску. Закат лезет в квартиру, окрашивает стены теплой сепией, как много лет назад бабушкину дачу изнутри. Под окном орут дети, ходят морячки с девушками, вновь проявляется структура, мир натянут на нее, звенит все громче, и Женя закрывается в ванной. Там она сидит, пока ее не отпускает. В день своего рождения она возвращается домой пораньше, она готовит азу и токмач. Она старается: хочет сгладить недовольство Амина, скрасить его едой и сексом. Она выбривает все места и красится в неярком свете лампы в ванной. Проходится тряпкой по мебели, глядит в окно, на двор, гаражи, залив. Машины Амина нет. Часов в семь приходит сообщение. сегодня не приеду, извини Амин не поясняет, что случилось, почему он вдруг обиделся, – наверняка из-за того, как рано Женя ушла из ресторана, и переписка замирает. Женя вновь пробует пряную тоску и мед, ловит оттенки. В полдевятого ей пишет Владислав, тридцати-пятилетний отоларинголог в разводе, предлагает сходить в кино. Женя соглашается, ей скучно. В девять ей звонит Дианка, они болтают полчаса, вдогонку она присылает глупые гифки с котиками. В десять поздравляет мама, пишет: папа передает привет, у нас все хорошо. Если у них все хорошо, то хорошо у Жени тоже, по умолчанию, поэтому вопросов ей не задают. В одиннадцать Женя съедает азу, потом токмач, потом кусок торта, запивает все вином, потом два пальца в рот над унитазом. Они познакомились в автобусе. Влад сам к ней подошел, обменялись телефонами. Он плечистый, с крупными, совсем не докторскими ладонями. Округлое, немного женское лицо и небольшой подбородок он скрадывает бородой. Он в целом симпатичен и взял Женю измором: несколько месяцев писал нон-стоп. Постоянная, ни к чему не обязывающая переписка сожрала половину личного времени, но был в ней и плюс – она выбила Женю из глубокой колеи воспоминаний, по которой та шла который год: бабушка, дача, психушка, врачи, стыд-и-срам, тот-кто-понял-бы, дети, орущие под окном, кадеты с девушками под руку, снова бабушка и дача, стыд-и-срам. Раньше от встреч с Владом Женя отказывалась, но сейчас ей нужен кто-то, кто будет ходить по квартире вместе с ней, мыться, завтракать и греть постель. Ей хочется побыть нормальной хоть немного. Сперва они гуляют по набережной, и Женя проклинает новые полуботинки на каблуке – красивые, но совсем не для прогулок, они натерли ноги в первые пять минут. Влад тоже смущен семью сантиметрами шпилек, несколько раз предлагает поехать до кинотеатра на такси, но Женя отказывается, она не хочет прерывать прогулку, планировали же гулять. Разговор заходит о семье, Влад рассказывает о бывшей жене, как они делят детей, сколько алиментов она хочет, но хрен ей – он об этом писал много раз в сообщениях. Жене на это нечего сказать, она молчит, каждый шаг отзывается болью, и теперь становится понятно, каково было Русалочке из сказки. На сеанс Влад берет попкорн и колу, Женя – бутылку пива. Наверное, не надо было, после нее и сумрак в зале, и хруст попкорна, и спертый, чуть наэлектризованный воздух напоминают о том-кто-понял-бы. И оттого Влад, сидящий в кресле слева, кажется еще неуместнее, неправильным совершенно, рука его по ощущениям не та, и запах от него не тот. Особенно это чувствуется, когда он целует Женю в губы. – Тебе не понравился фильм? – он спрашивает после. – Нет, все хорошо, – отвечает Женя тихо. Смотрит на залив и чаек, пытается отвлечь себя от рези в пятках, идти ровно. – Мне кажется, я все-таки натерла ноги. Влад кивает, идет медленнее. Такси уже не предлагает, до Эгершельда едут на автобусе. Когда возле дома Влад целует ее снова, Женя чувствует запах из его рта сильнее. Изо рта, от шеи, от волос, запах туалетной воды, стирального порошка, автобуса. И ноющие ноги, хочется прилечь скорее. К себе она его не приглашает. А может, зря? В целом Влад неплох, похоже, надежный и ответственный. Может, жадноват немного, но она сама не молодеет. Как ей сказала гинеколог в поликлинике – вон сколько молодых на подходе, в тридцать ты уже старуха. За мужика нужно держаться. Женя совсем не чувствует себя старухой. Однако мысли о старости и одиночестве сгущаются: о скромной пенсии и дешевом молоке в мягком пакете, которое она будет покупать, выстаивая очереди с такими же старухами, возвращаться в пустую квартиру, а после, когда она не сможет себе готовить, упадет, сломает шейку бедра и умрет от истощения, лежа на полу, глядя на диван или плиту, и ее найдут, когда в подъезде появится определенный запах, и все будут говорить: это странненькая баба Женя померла, которая, помните, одинокая, в молодости спала со своим братом и лежала в психушке в Москве. Или же станет бродить по улицам в тапках на толстый носок, в мужском ободранном плаще, с отекшим коричневым лицом и перегаром, и люди в магазине будут расступаться, чтобы не стоять с ней рядом. Но это вряд ли, вряд ли. Она пьет не так уж много, бокал-два, это же не водка, в самом деле. Она влезает в растоптанные кеды, единственная обувь, которая не давит ей на пятки, спускается в круглосуточный. Поздно уже, людей нет, только скучает кассирша. Женя ставит бутылку «Шардоне» на ленту, рядом кладет овсянку, два огурца и помидор – еда на завтра. Она старается не покупать выпивку в одном и том же месте часто, не хочет, чтобы думали, что она бухает, что у нее с этим проблемы. У Жени нет проблем с алкоголем, разумеется. Кассирша молча пробивает овсянку, овощи, вино. Глядит, как Жене кажется, с большим неодобрением. Женя показывает паспорт. – Не надо, – говорит кассирша. – Я вас помню. – …Хорошего вам вечера! – кричит вслед, когда Женя, втянув голову в плечи, выходит в липкий влажный сумрак. – Жень, Лика сегодня ушла пораньше. Подменишь ее? Нам надо чай в переговорную. Самойлов, старший по продажам, склоняется к ней, смотрит внимательно. Жене вообще-то не до того, ей нужно доделать перевод договора и посмотреть инструкции к новым артикулам, что там переведено. Но однажды она сама предложила Лику подменить, ее потом благодарили очень и с тех пор обращаются по разным поводам. Отказать, когда смотрят так пристально, Женя не может и нехотя кивает. Она берет поднос с чайником и чашками («Шесть чая и три кофе, Жень», – кричит Самойлов вслед), идет через этаж на кухню. Наливает чай, кофе и осторожно, чтобы не разлить, – поднос тяжелый – частями таскает чашки в переговорную. Расставляет тоже осторожно, чтобы не расплескать из чашек на укрытые салфеткой блюдца и рафинад. Когда она возвращается на место, мимо нее идет Амин, с ним Голощапова. Они здороваются с Женей и дальше продолжают о своем. Женя провожает их взглядом до дверей. Обедать вместе ее теперь зовут нечасто. Теперь Амин общается с Голощаповой сам. И даже когда Женя недавно встретилась с ней в чифаньке без Амина, все было по-другому, с неловкими паузами и отвлеченными темами разговора – о погоде, природе, истории Владивостока. Обычная жизнь не для странненьких, говорит ей стыд-и-срам, не для тебя. Он берет ее за руку, ведет на Запретную Страницу того-кто-понял-бы, хотя это табу. Туда нельзя, Женя держалась два года. Но вот, здравствуйте, она уже «ВКонтакте», смотрит на знакомое лицо, и фото на аватаре то же, заходил двадцать девять минут назад. Последний пост – детский утренник, девочка лет пяти, с бантами в волосах, каждый с воздушный шар размером, в голубом платье принцессы, стоит на фоне блестящей занавески. Она улыбается в полрта, смотрит как встревоженная птица. Ее зовут Аня, Женя это помнит, мама говорила. «У Ильи родилась дочка Анечка, привет тебе передают». И никакого привета, разумеется, никто не передавал, но маме очень важен внутрисемейный церемониал. И, согласно установленному порядку, Женя ответила: «Прекрасно, поздравляю их, им тоже передай привет». Интересно, Аня любит Барби? Кокетничает, когда взрослые замечают ее платье, играет принцессу, потому что нравится или потому что дали такую роль? Любит сладкое, шоколад – «Баунти», например, как ее отец? Все дети любят сладкое, это Женя заметила, понаблюдав за ними. Она бы хотела с Аней познакомиться. Чуть ниже на странице статья волгоградской газеты о суде жителей дома с управляющей компанией: многочисленные нарушения, протекающая крыша, что-то такое. Компании не удалось оспорить штраф, назначенный жилинспекцией. Еще ниже реклама волгоградского стрелкового клуба: оружие в оружейной, фото на стенах, видео с турнира по стендовой стрельбе. Кубок победителю вручает сам тот-кто-понял-бы, он улыбается примерно так же, как и его дочь записью выше. Они похожи. Когда Женя заходит на его страницу, абстрактный тот-кто-понял-бы превращается во вполне конкретного мужчину с семьей, работой, бытом, дачей, все как у людей. Между ним и Женей пропасть. Обидно, но она даже не может его за это ненавидеть, не способна произнести его настоящее имя, оно жжет язык, будит слишком много воспоминаний. Просто немного уменьшается сама, когда находит еще одно подтверждение, что вот, опять недо-тянула. Снова жалеет себя, ловит от этого запретный кайф. Снова плачется Дианке и презирает себя за это еще больше. Перевод, который можно было закончить полчаса назад, стоит все на том же абзаце, а Женя думает, думает, представляет всякое. Она живет не здесь, а где-то там, в страшных догадках и фантазиях. В прошлом. Ей невыносимо хочется поговорить хоть с кем-то. Тут главное вовремя слезть. Какое-то время перетерпеть, не заглядывать, не думать, отвлекать себя работой, лучше физической, и Женя вернется в норму. Анечка смотрит. У ее фото десять лайков, комментарий «Красавица!». Женя берет сумку, идет в туалет. Запирается в кабинке, садится на унитаз, достает пол-литровую бутылку из-под минералки, в ней плещутся остатки шардоне. Женя делает глоток, смотрит в низкий потолок, на круглый вырез вытяжки. Кто-то заходит в туалет, цокает каблуками, хлопают двери других кабинок, шумит вода в унитазе, в раковине, воет сушка для рук. Кто-то чихает, голос Голощаповой, запах «Пуазона». Женя молчит, делает еще глоток, закручивает крышку, зажевывает вино жвачкой. Она хотела выпить по дороге домой, но что страшного случится от двух глотков? Да ничего, никто и не поймет. Ну о чем ты говоришь, она же страшная, заверяет Женю Амин вечером. Не так давно они возобновили переписку. сейчас поржешь) Амин присылает скрин переписки с Голощаповой. …я не думала, что тебя тоже интересует Япония… и что ты меня замечаешь)))0) конечно! [пухлое сердечко] ты когда подошла ко мне на корпоративе, я сразу обратил на тебя внимание. вообще ты знаешь, что ты похожа на Монро? [смайл-с-сердечками-вместо-глаз] Спасибо) я все время переживаю что попа толстая, мне бы скинуть килограммов пять. глупо наверно, но мне кажется юбки слишком обтягивают юбка, в которой ты была вчера, шикарно на тебе сидела! [смайл-с-сердечками-вместо-глаз] На этом скрин обрывается, а Жене хочется забраться за край снимка, глянуть: что же они писали дальше? Писал ли Амин Голощаповой, что хочет взять ее в той юбке, как писал Жене? Спрашивала ли Голощапова, как именно он хочет: прямо на офисном столе или в подсобке, как отвечала Женя? Время отправки сообщений – два ночи. Тут главное не показывать эмоций. Главное, чтобы Амин не чуял кровь, иначе разговоры о Голощаповой никогда не кончатся. переживает что обтягивают, но все равно носит) вообще, ей правда похудеть бы, пишет он Жене. ты гораздо лучше не говори так, отвечает Женя. Пауза. я не собираюсь ее трахать если что весь день на тебя смотрел От горла Жени, вниз по ребрам, изнутри спускается неприятный холодок, каплет в желудок ядовитой ледяной капелью. От этого подташнивает. я спать, пишет она. завтра рано вставать, нужно договор подготовить Амин присылает [смайл-с-сердечками-вместо-глаз], Женя закрывает ватсап. Открывает мысленный чат с тем-кто-понял-бы. Сегодня тот-кто-понял-бы в сети. Он пишет: почему ты остаешься с ним? он ведь тебя добьет. 5 2013 май В Астрахани они останавливаются на левом берегу, в бело-голубом здании, напоминающем детский сад, а может, бывшем им когда-то. Через три этажа тянутся длинные, укрытые линолеумом коридоры; окнами в сад выходят номера: рыжеватые обои с рисунком в тон, благодаря которому не видно пятен, односпальные кровати, проложенные тумбочками, на каждой тумбочке пустой графин. Блестящие шторы, кондиционер, в углу комнаты стул, у входной двери напротив туалета притаился мини-холодильник. Однако расположение у гостиницы хорошее, недалеко от набережной, и стоимость за ночь не очень высока. Илья отдергивает шторы и тюль, выпутывает из них окно, распахивает створки, впуская совсем летние плюс двадцать шесть. За окном покачивается густая дубовая крона, солнце просвечивает молодую зелень насквозь, будто растворяет. Птицы поют, так хорошо вокруг, но после руля спину ломит, и, чтобы как-то унять боль, Илья открывает коньяк, который взял по дороге. Хотя он давно не пил, последний раз на Новый год, наверное. Но двадцать четвертое мая, черный день.