– Перестань! – заорала она. – Просто замолчи. Ты не моя мать. Ей было бы на все наплевать, а сейчас мне это и нужно. Если ты хочешь, чтобы я съехала, так и скажи. Джаред глядел на нее с непроницаемым лицом. – Я не хочу, чтобы ты уезжала. – Тогда оставь меня в покое. Ты уже испортил мне хороший вечер. Она повернулась и пошла к берегу, ощущая слабость в ногах. В последние дни так бывало часто. Еще у нее немного кружилась голова. Пожалуй, надо немного поесть. У Джареда всегда найдется сэндвич в холодильнике. Она почти дошла до конца причала, когда он крикнул ей вслед: – Какой смысл было возвращаться домой, если ты приехала, чтобы умереть? Его слова преследовали ее, но она не оглянулась и не замедлила шаг. Просто шла и шла. Это было все, что она могла. * * * Карли подняла голову и обнаружила, что Мишель стоит в дверях ее крошечного кабинета и смотрит на нее. Она выглядела плохо – серая кожа, красные глаза, впалые щеки и торчавшие скулы. В животе Карли зашевелилась тревога. Ее отец погиб, врезавшись на машине в дерево, но это частность. На самом деле его убил алкоголь. И он выглядел почти так же, как сейчас Мишель. – Тебе нужна помощь. – Ты едва ли сможешь мне помочь. – Так не может продолжаться, – сказала ей Карли. – Пойми, тебе становится все хуже, а не лучше. Пожалуйста, Мишель. Обратись за помощью. Может, Джаред… – Забудь о нем, – сказала Мишель, и в ее глазах сверкнула ярость. – Не говори с ним, не смотри на него. Он для тебя умер. Поняла? Карли ощутила первый приступ страха. Состояние подруги было хуже, чем она думала. Неужели Мишель перешла черту и уже не найдет обратной дороги? – Я вообще редко его вижу, – поспешно сказала Карли и прижала ладони к столу, лихорадочно думая, как ей быть. С кем поговорить? Она должна что-то срочно придумать. Может, Сэм что-нибудь подскажет. Мишель шумно втянула в себя воздух. – Слушай. Я знаю, что ты беспокоишься. Но все не так плохо, как ты думаешь. Я в порядке. У Мишель зазвонил телефон. Она достала его из кармана и взглянула на экран. Когда рассмотрела номер, ее лицо исказилось, глаза сузились в щелочки, губы скривились. – Хватит звонить мне! – закричала она и швырнула телефон. Он ударился о картонные коробки и все звонил. – Выключи его, выключи! Карли встала и взяла телефон. Нажала на кнопку отбоя. Телефон умолк. Они стояли в маленькой комнате и глядели друг на друга. Мишель отвернулась первая. – Прости, – пробормотала она. – Звонил мой отец. Не знаю, зачем он мне звонит. Я хочу, чтобы он оставил меня в покое. – Ты не говоришь с ним? – Нет. Зачем? Ведь ты не говоришь со своей мамой. – Почему? Мы перезваниваемся. Нечасто, пару раз в год. Один раз она приезжала. Мне хотелось бы, чтобы она больше общалась с Габби, но едва ли это получится. – Как ты можешь? – с осуждением спросила Мишель. – Они бросили нас. Они ужасные эгоисты. Они не заслуживают того, чтобы остаться в нашей жизни. Она выхватила у Карли телефон, швырнула на пол и наступила на него, словно пыталась раздавить. – Я хочу, чтобы они ушли. Просто ушли. Страх нарастал. Не за себя. Карли не боялась, что Мишель ударит ее. Нет, она боялась за подругу. – Мишель… – начала она. – Нет. Не говори ничего. Просто молчи. – Мишель с пепельно-серым лицом озиралась по сторонам, словно попала в ловушку и искала выход. – Я не могу быть здесь. Я не могу это делать. Ухожу. Просто ухожу. И она побежала по коридору. Карли бросилась за ней. Мишель двигалась быстро, видимо, ее бедро болело меньше. Она села в свой грузовик и с ревом выехала с парковки, чуть не врезавшись в дерево на въезде. – Мама? Карли увидела дочку с мистером Усачом. – Да, милая? – Что случилось с Мишель? – Я не знаю, – честно сказала Карли, гладя дочку по голове и пытаясь улыбнуться. – Но скоро ей будет лучше. – Точно? Карли засомневалась, правильно ли лгать своему ребенку. Но у нее не было выбора – Габби слишком маленькая, чтобы встретиться с правдой. – Да, обещаю. * * * Мишель сидела на стуле в дальнем углу бара. Ее тело сотрясала дрожь. Она не знала, сколько пробыла там и сколько выпила. Она даже ожидала, что бармен откажется ее обслуживать, но тот, казалось, не замечал, что она вот-вот рухнет. Очевидно, его больше интересовала ее кредитная карточка. Она сказала себе, что должна что-нибудь поесть, хотя при мысли о еде желудок свело судорогой. Она погружалась в бездну – она это понимала. Каждый день давался ей все тяжелее. И дело было даже не в том, что случилось в Афганистане, хотя те картины все еще преследовали ее. Дело было в другом. Ей слишком тяжело быть здесь, быть где угодно. Но ей и не нужно никуда идти. Что это значит? Что пора не быть нигде? Может, это ответ? Она закрыла глаза, потом открыла, испугавшись темноты почти так же, как света. Протянула руку к стакану, но рука тряслась слишком сильно и не могла его взять. Ее захлестнула слабость. Может, она просто умрет прямо здесь, и никто не будет знать причину. – Вставай. Она услышала голос, заморгала и увидела стоявшего у стола Джареда. – Что? – Вставай. Мы уходим отсюда. Он схватил ее за руку, поставил на ноги и почти поволок к двери. «Он хочет заставить меня что-то сделать, – подумала она. – Заставить взглянуть на мои неправильные поступки, стать лучше. Он больше не собирался слушать моих возражений». Эта догадка вызвала у нее страх и облегчение. Может, он покажет ей какой-то выход. – Куда мы идем? – спросила она. – Домой. Не в госпиталь? Не в центр реабилитации? – А что потом? Я тут же уйду. И вернусь сюда. Она хотела, чтобы в ее словах звучал вызов, но тут же поняла, что ее голос слишком слаб. – Это уж твое дело. Дорога не заняла и пяти минут. Джаред помог ей выбраться из кабины и отвел к задней двери дома. Она знала, что теперь последует лекция, и в душе надеялась, что Джаред сумеет убедить ее. Но сомневалась. Что он мог сказать такого, чего она не говорила себе? Он не волшебник. Просто парень, у которого есть слабость – помогать тем, кто попал в беду. На улице было еще светло, несмотря на десятый час, и Мишель видела все ясно. Даже пса, привязанного возле двери. Она остановилась и вытаращила глаза. Пес был приличных размеров – метис лабрадора и, возможно, овчарки. Короткошерстный, как палевый лабрадор, с темной мордой и темными ушами. При их появлении он испугался и отошел подальше, насколько позволяла веревка. Мишель ахнула, увидев рубцы на боках собаки и торчавшие ребра. Пес буквально излучал страх. Он задрожал так сильно, что даже упал, потом кое-как встал и попытался забиться в угол маленького крыльца. Мишель стало нехорошо. – Что с ним такое? – Кто его знает? Мой приятель работает в службе спасения животных. Этого малыша подобрали сегодня утром. Он был избит и брошен. Я привез его сюда. Ему требуется уход – питание и забота. Мишель оторвала взгляд от собаки и уставилась на Джареда: