– И как же? – всплеснула руками мама. – Мы вспомним наше благотворительное общество. – Мама и папа смотрели на меня, ожидая, что я объясню, а у меня вдруг и правда возникла блестящая идея, хотя еще минуту назад ничего подобного у меня и в мыслях не было. – Нам нужно найти благотворительную организацию, которая занимается проблемами насилия в отношении женщин. Таким образом мы покажем людям, кто мы есть на самом деле, и заставим их думать о нас так, как нам того хочется… Ну, и как есть на самом деле. Я не была точно уверена, что сейчас с родителями говорила хорошо им знакомая старушка Меган. Я в одночасье стала другим человеком. И знаете что? Эта новая Меган мне чертовски нравилась. Судя по выражению лица отца, она ему тоже пришлась по нраву. – Она права, – сказал папа, переводя взгляд с мамы на меня. – Меган, пойми, это только начало. – Мама все еще была не уверена в моих силах. – Люди будут сплетничать на протяжении нескольких месяцев. – И очень хорошо, – сказал я. – Пусть говорят, потому что я тоже чертовски хочу поговорить об этом! Люди должны знать правду, а пока что довольствуются слухами. И если мы искренне не расскажем им о произошедшем, тупые сплетни – это все, что останется. – Я вспомнила слова Энн, сказанные мне в ночь на вечеринке Эбби. – Мы не можем контролировать то, что говорят другие, но мы можем контролировать то, что делаем мы. – Ну, и что ты думаешь? – спросил папа у мамы. В конце концов это должно было быть ее решение. Впереди маячили другие вечеринки, которые нужно непременно посетить, а ведь был еще и грандиозный рождественский бал. Даже если бы я во что бы то ни стало решила остаться в игре, то не смогла бы все провернуть в одиночку, а папа уж точно не стал бы выбирать меню или отслеживать список гостей. Мама выглядела так, словно проглотила несвежую устрицу. Но потом она вздохнула, твердо посмотрела на меня и спросила: – Ты уверена? – Я уверена в этом так, как еще ни в чем не была уверена за всю свою жизнь. – Хорошо, тогда вперед, ковбой. Слепая верность – мое лучшее качество. Защищать Джулию, когда ее обидели, было для меня естественно, и я с радостью взялась за привычную работу. Первым событием после ареста сестры была вечеринка Эшли номер один, которая носила название «В Стране чудес». Она должна была состояться через три дня. – Меган, – сказала Марго, снова забавно коверкая мое имя, – пожалуйста, просто примерь это. Мы были в моей спальне на ранчо. Она протянула мне платье, чтобы я могла полюбоваться лифом цвета гималайской соли. Подол, чуть светлее верха, был кружевным, тонким, будто паутинка, и начинался от середины бедра. Я присмотрелась и с ужасом поняла, что кружева тончайшей работы украшены крошечными… бантиками! – Когда мы начинали, я сказала вам, что у меня есть два категорических «нет»: никаких бантиков и ничего розового. Теперь поправьте меня, если я ошибаюсь, но это розовое платье с сотнями бантов. – Просто доверься мне, – вздохнула Марго, чуть поднимая платье и слегка встряхивая его, как будто она тореадор, а я бык, которого она надеется вымотать. Это платье было противно всему моему существу, но я решила, что чем быстрее я высмею эту дурацкую затею, тем быстрее избавлюсь от него. Я влезла в ненавистное платье, Марго аккуратно застегнула молнию на спине и расправила подол, а я все это время злобно пыхтела и закатывала глаза. – Теперь посмотри, – сказала она и повернула меня к зеркалу в пол. – Марго, это платье… потрясающе! Она засияла. Мои обнаженные плечи и руки выглядели фантастически, а декольте, подчеркнутое бюстгальтером пуш-ап, было просто загляденье. Длинные подол каким-то удивительным образом добавил мне роста, а благодаря его фасону моя не самая выдающаяся задница стала очень аппетитной. На первый взгляд платье показалось мне противно розовым, но сейчас, когда лиф растянулся на теле, ткань каким-то волшебным образом изменила цвет и теперь переливалась тысячами оттенков, как разбитое стекло под лучами солнца. Кружево было нереально красивым, а бесконечные крошечные бантики делали наряд романтичным и даже игривым. Марго поправила мою прическу – я сделала косу набок – и достала белые атласные туфельки. Хотя, если честно, подол был таким длинным, что я могла бы надеть свои любимые кроссовки и никто бы не заметил. А еще, когда я шла, подол чуть скользил по земле, и казалось, будто я катаюсь на коньках. Я ходила по спальне все быстрее и быстрее, пока мы обе не запищали от восторга. В этой Стране чудес я уж точно буду лучше Эшли. Вечеринка проходила в гигантском особняке родителей Эшли на бульваре Армстронг в центре Хайленд-парка. На Рождество, когда здесь все горело и сияло, эти несколько кварталов каждую ночь привлекали тысячи туристов. Но поскольку еще даже не наступил День благодарения, квартал утопал в темноте. Остальные особняки были освещены слабо, и, когда мы с Хэнком свернули за угол, сразу же увидели яркий свет впереди. – Большое спасибо за то, что ты со мной этим вечером. Для меня это многое значит, – сказала я, когда мы приблизились к ограде. – Не за что, – улыбнулся он и сжал мою руку. Мы уже ступили на подъездную дорожку, но входную дверь пока найти не могли. По лужайке стелился туман, медленно закручивающийся у подножия огромного, размером со стадионный экран, зеркала, скрывавшего весь фасад дома. Перед зеркалом стояли двое охранников, наряженных игральными картами. Они смотрели прямо перед собой и, казалось, даже не мигали. Мы подошли, и они церемонно отошли в сторону и стукнули кончиками своих копий по земле. Мы посмотрели в зеркало перед собой и увидели наши отражения. Однако почему-то сразу стало ясно, что это не просто стекло. Хэнк и я нервно улыбались друг другу. Мы смотрели на охранников, ожидая дальнейших инструкций, но они хранили молчание. Наше отражение подернулось рябью, и наконец Хэнк догадался и храбро шагнул вперед. На мгновение он исчез, а потом из «зеркала» показалась его рука и поманила меня вперед. Это была иллюзия, искусно спроектированная голограмма. Однако когда я, взяв Хэнка за руку, проходила через нее, то не смогла справиться с внутренней дрожью. И конечно, я тут же оказалась на ступеньках, ведущих в особняк семьи Эшли. Хэнк вошел, и мы удивленно улыбнулись друг другу. – Круто! – воскликнул Хэнк, искренне впечатленный. – Очень, – согласился я. Мы поднялись по ступенькам и вместо входной двери вошли в огромную кроличью нору. Изогнутый вход светился малиновым неоном, и мы пошли по деревянной дорожке в туннель, украшенный глициниями, самшитом и мхом. В конце мы протолкнулись сквозь завесу высокой тонкой травы и оказались в самом доме – у главного входа, но теперь его заблокировала Королева Червей, суровая женщина ростом двенадцать футов, в алом платье в форме сердца. Мы едва доставали до середины ее подола, и я поняла, что она, должно быть, стояла на ходулях, которые прятались под пышной юбкой. Тем более что лиф ее платья и голова были нормального размера, но для того, чтобы увидеть ее красивое, искусно накрашенное лицо, обрамленное ярко-красными вьющимися волосами, нам пришлось задрать головы. Она посмотрела на нас подозрительно. – Добрый вечер, – сказала она громким голосом. – Добрый вечер, ваше величество, – ответила я, слегка кланяясь. – Ну, и кто ты? – угрожающе спросила она. – Меган Макнайт, мэм. – А что насчет него? – Хэнк Уотерхаус, мэм. Она мгновение смотрела на нас, презрительно поджав губы. – Долой ее голову! – проговорила она тем же громким голосом, указывая на меня, а затем разразилась жутким смехом. Мы двинулись дальше, так как сзади на нас уже наступала Сидни со своим кавалером. Когда мы заходили в гостиную, снова пройдя мимо охранников в костюмах игральных карт, мы услышали, как Королева Червей задала Сидни и ее парню те же вопросы, а потом крикнула: «Долой ее голову!» Массивные колонны и кирпичные стены главной гостиной огромного особняка украшали гигантские грибы и бумажные цветы. Мы присоединились к гостям и немного поболтали с какой-то пожилой парой о необычном и веселом представлении, устроенном на входе. Пока мы шли к Эшли, сидевшей на огромном троне в голубом бальном платье, только и слышали, как все вокруг восторгались ее изобретательностью. Я снова испугалась собственной вечеринки. Все приемы, кроме вечеринки Эшли номер два, были довольно зрелищными, и я вздохнула, понимая, что моя по унылости будет соперничать с «Арабскими ночами» и вполне возможно отхватит первое место. – О, Меган, как приятно видеть тебя. Настала наша очередь поприветствовать хозяйку, и мы вышли вперед. – Большое спасибо, Эшли, за приглашение и поздравляю – это действительно волшебно. – Спасибо. Она представила нас своим родителям, а я представила им Хэнка. – Я прошу прощения за отсутствие моей матери, – сказала я, поворачиваясь к Эшли. – Как и Джулии. Они хотели бы быть здесь и попросили меня передать тебе, что сожалеют. – Я понимаю, – кивнула Эшли. – Я просто хочу, чтобы ты знала, как я сочувствую Джулии и всей вашей семье. Я просто не могу перестать думать о ней и о том, что она пережила и через что ей сейчас приходится пройти. Если я могу хоть как-то помочь, сделать хоть что-нибудь, пожалуйста, не стесняйся, обращайся в ту же минуту. Она говорила так искренне, что я чуть не заплакала. Я была так неправа насчет тебя, Эшли, ты гораздо больше, чем обычная богатенькая блондинка. – Это невероятно мило и щедро с твоей стороны, – сказала я. – Я хочу, чтобы ты понимала: я имела в виду ровно то, о чем говорила, – твердо добавила Эшли. – И я очень рада, что ты пришла. А теперь, пожалуйста, наслаждайтесь вечером. – Спасибо, – сказала я искренне. – Мы точно собираемся повеселиться, – улыбнулся Хэнк. – Хорошо, мы прошли первое испытание, – прошептала я Хэнку, когда мы отошли от Эшли. – Надеюсь, что все остальные будут так же любезны. Мы миновали еще одни портьеры и вышли на задний двор. Все пространство тут было огорожено, вовсю работали тепловые пушки, а поэтому промозглый ноябрьский вечер казался мягким и теплым. На идеально ухоженном газоне были расставлены столы разных размеров, а на них – разномастные чашки, тарелки и блюдца. Деревянные стулья тоже были разных форм и размеров, некоторые и вовсе маленькие, подходящие больше для ребенка. В центре одних столов стояли часы или хронометры, на других – кальяны, а на одном даже – набор для крокета. Поверх бассейна был устроен танцпол в виде шахматной доски, вот только поверхность его была намеренно сделана неровной, отчего танцевать на нем могли лишь самые отважные. Музыканты были наряжены в костюмы персонажей книги: Мартовский Заяц играл на трубе, Чеширский Кот – на скрипке, Траляля – на фортепиано, а Труляля – на барабанах. – Это нереально, – прошептала я, оглядываясь. Мы выпили и немного побродили по лужайке, все еще восхищаясь деталями оформления. Я чувствовала на себе любопытные взгляды, и порой до меня долетали шепотки, но я твердо решила игнорировать их. Несколько раз кто-то из гостей прямо спрашивал о Джулии, я же упрямо повторяла одну и ту же фразу: «Нужно брать пример с наших предков, покоривших прерию, и быть сильными перед лицом несчастий». Это был гениальный ответ! Один пожилой джентльмен, который услышав его, даже ободряюще похлопал меня по плечу и сказал: «Черт возьми!» В тот вечер у меня было одно поручение, и, когда я увидела Лорен, болтающую с Эшли номер два, я подошла и терпеливо дождалась, когда она закончит удивительно захватывающую историю о том, где она нашла те самые черепаховые гребни. – Привет, Лорен, – сказала я. – Меган! О, я просто в шоке. Ты не представляешь, как я поражена, как расстроена из-за Джулии. Как она? – Ее голос звучал насквозь фальшиво. Эшли номер два замерла в ожидании кровавых подробностей. – Она в порядке, спасибо за вопрос. – Я просто не могу в это поверить. Моя мама сказала, что она первая девушка, которую выгнали за последние пятьдесят лет! – На самом деле она ушла добровольно, – сказала я. – Что ж… ее действительно арестовали? Внутри у меня все бурлило, но я спокойно кивнула. Я была полна решимости не дать перед Лорен слабину и не сорваться. – Действительно, история вышла ужасная, – согласилась я. – Она пыталась помочь старому другу. Он позвонил ей, был чем-то очень взволнован, и она бросилась на помощь. Джулия и понятия не имела, насколько ему плохо, и в результате попала в эту ужасную ситуацию. Но все будет хорошо. – Я рада, что с ней все в порядке. – Я тоже.