– Я тоже, – вздохнула я. Мы спустились в двор, прошли по подъездной дорожке к сараю, затем двинулись через пастбище, никуда особо не направляясь, просто хотели уйти подальше от дома. Это был типичный декабрьский полдень, прохладный, но солнечный, и мы постепенно увеличивали темп. Вскоре дом остался далеко позади. Никто из нас не сказал ни слова, однако молчание не было тягостным, скорее уютным. – Это был замечательный удар, – наконец сказал Эндрю. Я остановилась: – Ты был там? Он кивнул. – Маска коня? Он снова кивнул. – Джорджи позвонила мне после того, как поговорила с тобой по телефону. Когда она сказала, что ты подозреваешь Хэнка в обмане, я… Я должен был прийти. От его слов мое сердце затрепетало, а к горлу подступил комок. – Ты пришел, чтобы защитить меня? – тихо спросила я. – Меган Макнайт, тебе не нужен защитник. Но я был очень… обеспокоен. В течение нескольких месяцев я отталкивала этого парня, но он все еще старался прикрыть мою спину. Это было потрясающе. – Эндрю, мне очень жаль. Я не слушала тебя. Ты пытался предупредить меня о Хэнке, а я тебя игнорировала. И все, что я наговорила о тебе в Нью-Йорке… В общем, я была неправа. Он пристально посмотрел на меня, а затем рассмеялся. Не та реакция, которую я ожидала. – Что тут смешного? – Да нет, не смешно, конечно, – сказал он. – Просто… странно. – Что ты имеешь в виду? – Я пришел сюда, чтобы извиниться перед тобой, а ты опередила меня. – Извиниться? Но почему? – Во всей этой ситуации была во многом моя вина, вина моей семьи. Я по-прежнему не понимала. – Мы знали, кто такой Хэнк, какой он человек, и молчали. Хуже того, мы тогда дали ему много денег, потому что боялись огласки, скандала, который на самом деле никак бы нам не повредил. Но мы всегда были слишком… гордые. Мы должны были разоблачить его. Возможно, если бы мой папа был еще жив, мы бы справились с произошедшим лучше, но мы испугались. Мы просто попытались оттолкнуть его как можно дальше, и он взлетел и приземлился во дворе твоей семьи. Я так виноват, прости меня. Искренность его извинений приятно поразила меня. – Вот это да. Конечно же ты прощен. Прямо здесь и прямо сейчас. – Спасибо, – улыбнулся он. Мы повернули обратно к дому. Этот парень был абсолютно не тем, кем я его считала. Он был искренним, добрым, умным. И я… любила его. – Я ревную, ты знаешь. – Мы стояли на дороге. – Я давно хотел ударить Хэнка. – Что? – спросила я, смеясь. – Ты хочешь сказать, что после того, как я подготовила для тебя плацдарм, ты не ринулся в бой? – Нет! Я пытался, но по пути столкнулся с каким-то другим мудаком. Но я должен сказать тебе, что так не веселился с самого детства. Боже, да я вообще почти никогда не дрался – не хотел, чтобы на следующее утро о моих подвигах написали все газеты. – Тебе просто нужно больше общаться с моей семьей. Моя двоюродная бабушка сражалась во времена Мексиканской революции! – Ты явно унаследовала ее характер. – Эндрю посмотрел на луга. – Здесь так красиво. То, что эти ребята собираются сделать, просто мерзость. Когда он уехал, я стояла на дороге, долго махала вслед и думала, что я совсем не знаю Эндрю. Я не вернулась домой после того, как Эндрю ушел. Вместо этого я некоторое время гуляла по Абердину, пока не добралась до сарая. Несколько лет назад, не выдержав жалоб мамы на то, что я постоянно порчу дверь гаража футбольным мячом, папа нарисовал на боковой части сарая ворота, чтобы я могла тренироваться там вволю. Это было далеко от дома, и он решил, что, с какой бы силой ни била, я все равно не смогу сломать мощную деревянную стену сарая. Я нашла старый мяч и начала пинать его. Линии, обозначающие ворота, почти исчезли, но их все еще можно было различить. Это был мой способ успокоиться, чтобы как следует обо всем подумать. И чем больше я думала, тем злее становилась. Мы не можем просто так взять и бросить ранчо на произвол судьбы! Попинав по мячу еще полчаса, я наконец придумала план. Нужно каким-то образом заставить власти штата Техас признать Абердин исторической ценностью. Тогда, возможно, проклятое «ЭКСТИ» не сможет разрушить здесь все до основания. Во всяком случае, я на это надеялась. Я знала кое-кого, кто уже прошел похожий путь. И я поняла, что, хотя Эндрю совсем недавно покинул ранчо, мне уже нестерпимо хочется снова услышать его голос. – Это не так-то просто, – сказал Эндрю. Я связалась с ним еще до того, как он вернулся в Даллас, и мы договорились встретиться в «Старбаксе» в Хайленд Парк Виллидж. Он сразу понял, к чему я клоню. – Даже если Абердин признают исторической ценностью, это вряд ли помешает бурению, но формулировки в таких случаях всегда очень двусмысленны, поэтому мы можем чуть что грозить им судом, ставить всяческие препоны. В конце концов такой проблемный участок перестанет их интересовать. – Что я должна для этого сделать? – Ты должна спросить свою семью, готовы ли они к битве, – сказал Эндрю. – Это рискованно и дорого, и нет никакой гарантии, что вы выиграете. Вы можете использовать все свои ресурсы и все равно проиграть. Я не раз видел, как это происходило. – Я понимаю и не прошу тебя совершить чудо. Просто мне нужно немного… помощи. – От меня? – спросил Эндрю после непродолжительного молчания. – Да. – Я вздохнула. – От тебя. Не мог бы ты помочь мне объяснить родителям мою идею? – Ничто не сделает меня счастливее. Итак, во второй раз за этот день Эндрю Гейдж поехал в Абердин, и мы сели за кухонный стол и рассказали маме и папе о моем плане. – Итак, сначала ваше ранчо признают исторической ценностью, – подытожил Эндрю. – Затем вы заявляете владельцам «Энерджи ЭКСТИ», что у вас есть соответствующие бумаги. И это очень важно. Потом говорите им, что вернете деньги, если они разорвут контракт. А если они этого не сделают, вы подадите в суд. – Я должен еще уговаривать этих мерзавцев? – фыркнул папа. – Да, к сожалению. Если вы сразу же броситесь в бой, то им ничего не останется, кроме как принять вызов и биться до победного. Предложите им разумный выход из ситуации. Папа кивнул, и Эндрю прямо заявил, что эта игра может затянуться и мы должны быть готовы к финансовому Армагеддону, которого только что счастливо избежали. Почти что неподъемный долг, большие счета и смутное будущее. Но мы можем вернуть Абердин. Эндрю и я ждали, пока мама и папа все как следует обдумают. Мое предложение застало их врасплох. Папа растерянно посмотрел на маму, оценивая ее способности к драке. – Ты ведь знаешь, что я скажу? – Мамин голос прозвучал на удивление бодро. Мы все повернулись к ней и ждали продолжения. – Я скажу, что Макнайты столкнулись с самыми серьезными проблемами в своей жизни, но, если мы будем держаться вместе, мы их счастливо переживем. – Но Люси, – сказал папа, – а как же счета, долги? – А что счета и долги? – Дорогая, ты рассчитывала на эти деньги, хотела вытащить нас всех из финансовой ямы. А теперь наше будущее под угрозой. – Да, но теперь я знаю кое-что, чего не знала раньше. Ты заботишься о нас больше, чем об этой земле. Так что, если ты хочешь драться, я буду рядом с тобой до конца. Кроме того, в морозильнике полно говядины – пройдет много времени, прежде чем мы начнем голодать. – Боже, как же я люблю эту женщину! – воскликнул папа, и родители страстно поцеловались. В тот момент я поняла всю глубину их чувств, и мне стало плохо оттого, что я когда-то так сурово осуждала свою маму. А ведь в эти мрачные времена она лучше всех нас сохранила присутствие духа. – Девочки? – Папа посмотрел на меня и Джулию. – Я «за», – решительно заявила я. – Я тоже, – поддержала меня Джулия. – Это будет нелегко, – предупредил папа. – Но за это стоит бороться, как ни за что другое, – ответила ему мама. «Энерджи ЭКСТИ» занимала верхние три этажа офисного здания из стекла и стали, которое стояло возле Северо-западной дороги, недалеко от Центральной скоростной автомагистрали. Из конференц-зала можно было видеть торговый центр, а вдали – центр Далласа. Я ездила мимо много раз, но никогда не была внутри. За прошедший час дядя Дэн ясно и четко изложил нашу позицию молчаливому и спокойному Сэму Лэнхэму, четырем каким-то незнакомым мне мужчинам, одетым в скучные строгие костюмам, и мерзкому Хэнку Уотерхаусу. У Хэнка все еще заклеен нос, а под глазами разливались два прекрасных синяка. У Сэма и его мальчиков на щеках были ссадины, а разбитые губы, похоже, только-только зажили. Впрочем, дядя Дэн и папа выглядели не лучше. Я провела всю встречу, уставившись на Хэнка, который старательно пытался не встречаться со мной взглядом. У нас был документ, подтверждающий, что Абердин имеет реальную историческую ценность. Он запрещал любые «кардинальные изменения», и мы были готовы подать в суд в тот момент, когда что-то большее, чем обыкновенный пикап, проехало бы на территорию. Однако, закончили мы, если они захотят расторгнуть договор, мы готовы вернуть деньги. – Нам надо подумать. А пока мы будем на связи, – сказал Сэм и встал.