Дядя Дэн кивнул и стал не спеша собирать бумаги. – Все хорошо? – спросила я в лифте дядю Дэна, который выглядел довольным. – Пока тяжело сказать. Но они, так же как и мы, знают, что судебные разбирательства тянутся годами и опустошают даже самые тугие кошельки. Мы спустились на подземную парковку. – Как долго они будут принимать решение? – спросила я. Дядя Дэн пожал плечами: – Они будут тщательно обдумывать наше предложение. Постараются найти лазейку для маневра, проконсультируются со своими адвокатами, попытаются выяснить, действительно ли мы настроены серьезно. Впереди рождественские каникулы. Сколько они займут? Десять дней? Значит, они появятся где-то через месяц. – Тьфу! Как долго. А нам что, нужно просто ждать? – Боюсь, что так, – вздохнул дядя Дэн. Несколько недель, прошедших после нашей встречи с руководством «Энерджи ЭКСТИ», были, пожалуй, самыми мучительными в нашей жизни. Даже Рождество не помогло отвлечься. Мы с Джулией умоляли маму с папой отказаться от подарков. Нам ничего не было нужно, мы уже и так позволили себе слишком много. В любой момент мы рисковали столкнуться с огромным долгом. Родители с облегчением согласились, и мы тихо отпраздновали Рождество на ранчо. Мы приготовили праздничный завтрак и отправились на дневную прогулку, совсем как в детстве. В одном мы уступили маме: позволили ей купить нам подходящие к случаю рождественские пижамы, так как это было семейной традицией. Мы открыли подарки в канун Рождества. Мама купила самые глупые пижамы на свете – красные фланелевые с танцующими снеговиками и пингвинами. Мы надели их, устроились под елкой и пили горячее какао с мини-зефиром, а потом рано легли спать. Джулия и я всегда спали в одной постели в канун Рождества. Когда мы были девочками, то долго не засыпали, хихикали и болтали, ожидая, когда же наконец копыта оленей Санта-Клауса застучат по крыше. Наконец приходил папа и притворно-строгим голосом велел нам спать, иначе Санта вообще не придет. Вот и той ночью мы лежали под одеялом лицом к лицу, в нескольких дюймах друг от друга, наслаждаясь семейным уютом и общими воспоминаниями обо всех рождественских праздниках, проведенных на ранчо. – Я так горжусь тобой, – прошептала Джулия. – Ты такая смелая. – На самом деле я ужасно трушу. Все это время я испытываю самый настоящий ужас. – Быть смелой не значит ничего не боятся. Быть смелой – это значит испугаться, но все равно сделать то, что правильно. – Я не могу поверить, что тебя не будет рядом со мной на следующей неделе, – вздохнула я. – Ты должна быть там. Обещай мне, что в следующем году точно дойдешь до конца. – Эй, ну ты чего? Если все пойдет так, как мы спланировали, мы не сможем позволить себе в следующем году ничего подобного. – Это правда. Но Бабушка Роуз оставила нам прилично. – И тем не менее. Не думаю, что пойду на это, – сказала Джулия. – Почему? Мне казалось, вся эта суета тебе нравится. – Я тоже так думала. Но сейчас поняла, что уже получила от сезона все, что мне было нужно. – Я так сильно люблю тебя, Джулия. – Я протянула руку и сжала ее ладонь. – Я тоже люблю тебя, Меган. – Сестра сжала мою руку в ответ. Я держала ее за руку, и через несколько минут ее дыхание стало глубже, она спала. Задолго до того, как на нашу крышу приземлилась запряженная оленями повозка, я тоже заснула. На следующее утро вместо подарков мама приготовила нам шикарный завтрак – яйца по-ковбойски, чилакилес (острый соус с сыром на тортилье), бекон, печенье, мясной соус и галлон темного кофе. Мы объелись вкусной едой, а затем завалились на диван. – Я подарю вам, девочки, одну маленькую вещь, – сказал папа. – Папа! Вы обещали же, что обойдемся без подарков! – воскликнула Джулия. – О, этот подарок не стоил мне ничего, кроме времени, – улыбнулся он. А вот теперь мы были заинтригованы. Он протянул каждой из нас плоскую коробку размером около фута. – Весит, как толстый свитер, – пошутила я. Мы с Джулией открыли коробки, внутри каждой лежала небольшая статуэтка, сделанная из двух больших подков, составлявших букву «М». Вместе они образовали буквы МК. Наши имена были выгравированы в верхнем левом углу. – Ты сделал это сам? – спросила Джулия. Папа кивнул: – Мне понравилось тогда в музее Нашера. Должен признать, что пока еще далеко от настоящего искусства, но… – Они потрясающие, – выдохнула я, и мы бросились обниматься. Я думала обо всем том дерьме, которое хотела получить в подарок все эти годы, и обо всем том дерьме, которое в итоге получила. Все это барахло было для меня ничем, пустой тратой денег. Единственным подарком, который я бы хотела сохранить на всю жизнь, была эта статуэтка. Позже Джулия помогла мне попрактиковаться в техасском поклоне в гостиной. Когда мое колено опускалось на пол, неизменно раздавался хорошо слышный стук, и, даже держась за стул, я не могла изящно опуститься на пол. Моя другая нога в какой-то момент почему-то просто отказывалась сгибаться. Я боялась, что это происходит из-за моих перетренированных мышц: слишком уж много приседаний я делала, слишком много бегала и теперь была неспособна на легкие, почти танцевальные движения. – Опять, – вздохнула Джулия. Я наклонилась вперед, положив руку на стул. Пока я мучила свою деревянное тело, раздался звонок в дверь, и через мгновение на пороге появился Зак Бэттл в сопровождении нашей мамы. – Привет, Джулия, Меган, с Рождеством, – сказал Зак, в руках он держал маленькую коробочку. – Счастливого Рождества, Зак, – улыбнулась я. – Счастливого Рождества, – промямлила Джулия. Повисла неловкая пауза. – Хочешь позавтракать? – спросила мама. – Нет, спасибо. Хм… не могли бы вы… Могу ли я поговорить с Джулией наедине? – Конечно, – сказала я и потащила маму на кухню. Потом, правда, мы тихонечко пробрались обратно и замерли у дверей, намереваясь… да, совершенно верно, подслушивать. – Я принес тебе кое-что, – сказал Зак и протянул Джулии коробочку. Она открыла ее и вытащила маленького танцующего эльфа, который снова и снова повторял: «Извини». – Во-первых, давай решим раз и навсегда, я – осел. – Согласна, – сказала Джулия, скрывая улыбку. – У меня даже слов нет, чтобы сказать, как я сожалею. Я хотел дать тебе немного пространства, чтобы ты уладила все так, как тебе будет лучше, и отправился в Нью-Йорк. Прежде чем я понял, в какое ужасное положение ты попала, прошло три дня, и я почувствовал себя полным придурком и испугался, что теперь ты не хочешь со мной разговаривать. А потом меня и вовсе парализовало от страха. Наконец Эндрю позвонил мне и сказал: «Перестань трусить и иди к ней». Я никогда не хотел причинить тебе боль и очень надеюсь, что ты дашь мне еще один шанс. – Ты мне нравишься, Зак. И я ценю твой поступок, верю, что твои извинения искренни. И возможно, у нас могло бы что-то получиться. Но не сейчас. Мне нужно время, чтобы решить свои собственные проблемы, и только потом я впущу в свою жизнь парня. – Я подожду, – улыбнулся Зак. – Это может занять какое-то время, – ответила Джулия, тоже улыбаясь. – Все в порядке, – сказал Зак. – У меня полно времени! – Хорошо, тогда я тоже пойду тебе навстречу. – Джулия улыбнулась. Зак вскинул голову, глаза его горели надеждой. – Мне нужна пара для бала «Блубонет» в эту субботу. Как насчет того, чтобы после этого мы попытались все начать с чистого листа? – Можешь на меня рассчитывать. И тут мама, расчувствовавшись, обняла меня. Когда Джулия, стоя в дверях, помахала Заку на прощание, к ней подошел папа. Он сунул телефон в задний карман джинсов и выглядел задумчивым. – Что? – спросила мама. – Сэм Ланхэм звонил. Мы можем вернуть Абердин. – Ты шутишь! – воскликнула мама. Но он не шутил. Мы с недоумением смотрели друг на друга, не зная, то ли радоваться, то ли печалиться. Готовы ли мы вернуть деньги и забрать ранчо обратно со всеми его долгами, тяжелой работой и вечным беспокойством обо всем на свете? «Да уж, не легкая задачка», – подумала я.