— Раньше здесь хотели построить метро, — сказал он. — Потом забросили. Теперь тут пустота. Странное место, рукотворный тоннель пополам с настоящей пещерой. Вон сталактиты, видишь? Он указал подальше, где росли сталагмиты и сталактиты — будто пещерная пасть скалилась кривыми зубами. — А куда он ведет? — спросила Мэй. — В тоннель под Заливом. Я прошел с полмили, но дальше слишком мокро. На полу черно блестело мелководное озерцо. — Я так думаю, здесь поселятся будущие Стюарты, — сказал он. — Тысячи Стюартов — может, не такие крупные. Наверняка ящики станут меньше. С человека размером. Они оба посмотрели в тоннель, и Мэй представила себе это будущее — уходящие в темноту бесконечные ряды красных стальных контейнеров. Кальден перевел взгляд на нее: — Никому не говори, что я тебя сюда водил. — Не скажу, — ответила Мэй и тут же поняла, что, значит, придется врать Энни. Сейчас ей показалось, что цена невысока. Захотелось снова поцеловать Кальдена, и она обняла его лицо, притянула к себе, раздвинула губы. Зажмурилась и вообразила длинную пещеру, и голубой свет в вышине, и темную воду внизу. И здесь, в тенях, вдали от Стюарта, что-то в Кальдене переменилось и его руки обрели уверенность. Он обнял ее крепче, и ладони его наливались силой. Его губы оторвались от нее, пробежали по ее щеке, по шее, замерли, подобрались к ее уху, горячо подышали. Мэй старалась не отставать, обнимала его голову, целовала шею, гладила спину, но вел он, у него был план. Правая рука легла ей на спину, притянула ближе, и он жестко вжался ей в живот. А потом Мэй взлетела. Очутилась в воздухе, и Кальден ее понес, и она обхватила его ногами, и он решительно шагал, а она плыла спиной вперед. Приоткрыла глаза и опять зажмурилась, не желая знать, куда он ее несет, доверяя ему, понимая, как напрасно доверяет, — они в глубоком подземелье, этого человека невозможно найти, она даже не знает его фамилии. А потом он стал ее опускать, и она напряглась, предчувствуя каменный пол пещеры, но посадка вышла мягкой, на какой-то матрас. Мэй открыла глаза. Альков в стене, пещера в пещере, в нескольких футах над полом. Вокруг полно одеял и подушек — Кальден уложил ее на них. — Ты здесь ночуешь? — спросила она, в своей лихорадке сочтя, что это почти логично. — Иногда, — сказал он, дохнув пламенем ей в ухо. Она вспомнила про презервативы из поликлиники доктора Вильялобос. — У меня есть, — сказала она. — Хорошо, — ответил он, забрал у нее презерватив, сорвал обертку, а Мэй стащила с него штаны. Двумя рывками он содрал с нее брюки и трусы, отбросил прочь. Лицом зарылся ей в живот, обхватил бедра, его пальцы поползли вверх, внутрь. — Иди ко мне, — сказала она. Он так и сделал, и в ухо ей прошептал: — Мэй. Она больше не умела складывать слова. — Мэй, — повторил он, и она разлетелась на куски. Она проснулась в общаге и поначалу решила, что все это ей приснилось, от первой до последней секунды: подземные залы, вода, красные контейнеры, ладонь на спине, затем постель, подушки, пещера в пещере — что ни возьми, все неправдоподобно. Произвольный набор деталей, реквизит неловких грез, в реальности невозможный. Но встав, приняв душ и одевшись, она поняла, что все случилось ровно так, как она запомнила. Она поцеловала этого Кальдена, о котором почти ничего не знала, а он водил ее не только в помещения особого допуска, но еще в какой-то сумеречный зал, где они потерялись на много часов и вырубились. Она позвонила Энни: — Мы слились в экстазе. — Кто? Вы со стариком? — Он не старик. — От него не пахло затхлостью? А про кардиостимулятор и подгузники он не упоминал? Не говори, что он прямо на тебе помер. — Ему нет и тридцати. — Ты наконец узнала его фамилию? — Нет, но он дал мне телефон. — Высокий класс, о да. Уже звонила? — Пока нет. — Пока нет? В животе у Мэй екнуло. Энни громко фыркнула. — Ты же знаешь, я боюсь, он какой-то шпион. Ошивается тут. Он легально в кампусе, ты проверила? — Проверила. Он работает в «Сфере». Сказал, что знает тебя, и у него повсюду доступ. Да он нормальный. Может, эксцентричный слегка. — Что значит — повсюду доступ? — В тоне Энни зазвучала сталь. Тут Мэй поняла, что пора врать. Она хотела вновь быть с Кальденом, хотела слиться с ним и не хотела, чтобы Энни закрыла ей доступ к нему, к его широким плечам, к его элегантному силуэту. — Это значит, что он хорошо тут ориентируется, — сказала Мэй. Отчасти она подозревала, что, быть может, Кальден и впрямь здесь нелегально, какой-то лазутчик, — ее внезапно озарило, что он, вероятно, живет в этой странной подземной берлоге. Не исключено, что он из противников «Сферы». Скажем, работает на сенатора Уильямсон или на будущего конкурента. Или он попросту никто, любопытный и назойливый блогер, который хочет подобраться ближе к машинному сердцу мира. — Так вы где слились в экстазе? В общаге у тебя? — Ага, — сказала Мэй. Так врать полегче. — И он остался на ночь? — Нет, ему надо было домой. — Чем дольше они проговорят, тем больше вранья Мэй нагородит, и она сочинила предлог закруглиться: — Мне сегодня на «Сферический опрос». — Это плюс-минус правда. — Позвони потом. И выясни его фамилию. — Ладно. — Мэй, я тебе не босс. Я не хочу над тобой надзирать. Но компании нужно выяснить, кто он. Вопросы безопасности — дело очень серьезное. Давай его сегодня вычислим, ладно? Голос у нее переменился — прямо недовольная начальница. Мэй проглотила злость и повесила трубку. Затем позвонила по номеру Кальдена. Длинные гудки уходили в бесконечность. Голосовая почта не включилась. И до Мэй снова дошло, что у нее нет способа с ним связаться. Ночью она то и дело порывалась спросить, как его фамилия, выяснить хоть что-нибудь, но момент вечно был неподходящий, Кальден у нее фамилии не спрашивал, и она решила, что они обменяются контактами при расставании. Но они забыли. Во всяком случае, она забыла. И как же это они расстались? Он проводил ее до общаги и снова поцеловал в дверях. Или нет. Поразмыслив, Мэй вспомнила, что он поступил, как в прошлый раз: потянул ее в сторону, подальше от фонаря на крыльце, и поцеловал четырежды, в лоб, в подбородок, в щеки, словно перекрестил. Затем развернулся и исчез в тенях у водопада, где когда-то Фрэнсис отыскал вино. В обед Мэй направилась в «Культурную Революцию», где, по наущению Джареда и Джосии с Дениз ее подготовят к «Сферическому опросу». Ее заверили, что это награда, это честь, к тому же приятно — стать одним из сфероидов, которых опрашивают о вкусах, предпочтениях, покупательских привычках и планах; клиентам «Сферы» на пользу. — Сейчас для тебя это правильный шаг, — сказал Джосия. — Я думаю, тебе понравится, — кивнула Дениз. Пит Рамирес оказался пресным красавцем несколькими годами старше Мэй, а в офисе у него не было ни стола, ни кресел, ни прямых углов. Офис был сферический, и когда Мэй вошла, Пит разговаривал по гарнитуре, размахивая бейсбольной битой и глядя в окно. Поманил ее и закончил беседу. Правую руку протянул Мэй, левая не отпускала биту. — Мэй Холланд. Как я рад. Я знаю, у тебя обед, но я быстро. Если простишь мне отрывистость, уйдешь отсюда через семь минут, нормально? — Нормально. — Прекрасно. Ты знаешь, почему ты здесь? — Наверное. — Ты здесь, потому что твое мнение ценят. Так ценят, что мир просто обязан его узнать — выслушать твою точку зрения практически по любому вопросу. Это тебе льстит? Мэй улыбнулась: — Льстит. — Ладно, вот у меня гарнитура, да? Он показал на свой гаджет. Надевается на голову, вдоль скулы — дужка с волосок толщиной, на конце микрофон. — Я тебе дам такую же. Не против? Мэй улыбнулась, но Пит не ждал ответа. Напялил ей на голову гарнитуру, поправил микрофон. — Скажи что-нибудь? Я звук проверю. Ни планшета, ни монитора поблизости не наблюдалось, и Мэй сделала вывод, что Пит целиком перешел на ретинальный интерфейс — прежде она такого не встречала. — Скажи, что ела на завтрак. — Банан, гранолу, — сказала она.