Мэй уставилась на свои руки и сообразила, что это сугубая театральщина. Она никогда прежде не разглядывала руки, чтобы изобразить стыд. — Я, по сути, совершила преступление, — сказала она. — Одолжила каяк, не сообщив владелице, и уплыла на остров посреди Залива. — На Синий остров, если я правильно понимаю? — Да. — А ты предупредила кого-нибудь? — Нет. — Собиралась рассказать кому-нибудь потом? — Нет. — Документировала? Фотографии, видео? — Нет, ничего. Зрители зашептались. Мэй и Эймон предвидели реакцию на это откровение и помолчали, дожидаясь, пока толпа переварит информацию. — Ты понимала, что это неправильно — одалживать каяк без ведома владелицы? — Понимала. — Но это тебе не помешало. Отчего так? — Я думала, никто не узнает. В зале снова забормотали. — Интересная деталь. Значит, сама гипотеза о том, что твой поступок останется в тайне, позволила тебе совершить преступление, верно? — Верно. — Ты бы поступила так же, если б знала, что на тебя смотрят люди? — Разумеется нет. — То есть отчасти возможность остаться в темноте, незримо и неподотчетно, подтолкнула тебя к поступку, о котором ты сожалеешь? — Именно. Я думала, что одна и никто меня не видит, и это позволило мне совершить преступление. И я рисковала жизнью. Я не надела спасательный жилет. В зале снова зарябили шепотки. — То есть ты не просто совершила преступление против владелицы собственности, ты поставила под угрозу и собственную жизнь. И все потому, что тебя окутывал, я не знаю, плащ-невидимка? Аудитория грохнула. Бейли поглядел Мэй в глаза — мол, спокойно, дела идут хорошо. — Ну да, — сказала она. — У меня вопрос, Мэй. Когда за тобой наблюдают, ты ведешь себя лучше или хуже? — Лучше. Несомненно. — А когда ты одна, невидима и неподотчетна, — тогда что происходит? — Ну, к примеру, я ворую каяки. Зал взорвался веселым хохотом. — Я серьезно. Я делаю то, чего делать не хочу. Я вру. — Когда мы с тобой говорили на днях, ты сформулировала это очень интересно и лаконично. Можешь повторить, что ты сказала мне? — Я сказала, что тайна есть ложь. — Тайна есть ложь. Легко запомнить. Изложи ход своих рассуждений, будь добра? — Когда хранишь тайну, случаются две вещи. Во-первых, тайна может привести к преступлениям. Мы поступаем хуже, когда неподотчетны. Это само собой. А во-вторых, тайна провоцирует спекуляции. Не зная, что скрыто, мы гадаем, мы сочиняем ответы. — Любопытно, да? — Бейли посмотрел в зал. — Когда не удается дозвониться до близких, мы строим предположения. Паникуем. Размышляем, куда они подевались и что с ними произошло. А если на нас напал невеликодушный или ревнивый стих, мы выдумываем ложь. Порой весьма пагубную. Мы решаем, будто наши близкие заняты чем-то неприглядным. А все потому, что нам недостает знаний. — Все равно что смотреть, как люди шепчутся, — сказала Мэй. — Мы дергаемся, нам неуютно, мы выдумываем всякие ужасы, которые они якобы говорят. Мы подозреваем, что говорят про нас, и притом нечто катастрофическое. — А вероятнее всего, один у другого спрашивает, где здесь туалет. — Бейли был вознагражден громким хохотом и насладился им сполна. — Ну да, — сказала Мэй. Она знала, что следующие реплики необходимо произнести правильно. Она все это говорила Бейли в библиотеке — сейчас нужно лишь повторить. — Например, видя запертую дверь, я сочиняю всякие истории о том, что за ней. Это как будто тайна, а в результате я выдумываю ложь. Но когда все двери открыты, физически и метафорически, остается лишь одна-единственная правда. Бейли улыбнулся. Мэй попала в яблочко. — Мне это нравится. Когда двери открыты, остается лишь одна-единственная правда. Давайте вернемся к первому тезису Мэй. Покажите нам на экране, пожалуйста? На экране за спиной у Мэй появились слова «ТАЙНА ЕСТЬ ЛОЖЬ». От этих слов, четырехфутовыми буквами, ее окатило сложное чувство — восторг пополам с ужасом. Бейли улыбался вовсю, тряс головой, восхищался. — Итак, мы поняли: если б ты знала, что понесешь ответственность, ты бы не совершила преступления. Возможность скрыться во мраке — иллюзорном, применительно к данному случаю — способствовала дурному поведению. А зная, что за тобой наблюдают, ты становишься лучше. Все верно? — Все верно. — Поговорим теперь о втором твоем откровении. Ты упомянула, что не документировала свое плавание на Синий остров. Почему? — Ну, во-первых, я знала, что нарушаю закон. — Разумеется. Однако ты говорила, что часто выходишь на каяке в Залив, но не документировала эти походы никогда. Ты не записалась ни в один каякинговый клуб «Сферы», не постила ни отчетов, ни фотографий, ни видео, ни комментариев. Ты ходишь на каяке под эгидой ЦРУ? Мэй рассмеялась вместе со зрителями: — Нет. — С чего такая секретность? Ты никому не рассказывала об этих прогулках ни до, ни после, нигде ни словом о них не обмолвилась. Если я не ошибаюсь, о них не осталось вообще никакой информации? — Совершенно верно. Мэй услышала, как в зале укоризненно зацокали языками. — Что ты видела в этом последнем плавании, Мэй? Насколько я понял, было красиво. — Очень, Эймон. Почти полная луна, безмятежная вода, я как будто гребла по жидкому серебру. — Невероятно. — Абсолютно. — Звери? Дикая природа? — Некоторое время за мной плыл одинокий тюлень, нырял, выныривал, точно ему было любопытно, точно он меня подгонял. Я никогда не была на этом острове. Очень мало кто был. И там я залезла на вершину — вид оттуда потрясающий. Золотые огни города и черные предгорья ближе к океану. Я даже видела падающую звезду. — Падающую звезду! Повезло тебе. — Мне очень повезло. — Но ты не сфотографировала. — Нет. — И на видео не сняла. — Нет. — То есть никаких записей не осталось. — Нет. Только у меня в памяти. Зрители отчетливо застонали. Бейли повернулся к ним, покачал головой, дал им повозмущаться. — Ладно, — сказал он таким тоном, будто готовился к броску, — и вот тут мы переходим к очень личному. Как все вы знаете, у меня есть сын Ганнер, который родился с ДЦП, детским церебральным параличом. Он живет очень полной жизнью, мы стараемся расширять его возможности, но он прикован к инвалидному креслу. Он не может ходить. Не может бегать. Не может выйти на каяке. Что он делает, если хочет нечто подобное пережить? Конечно, он смотрит видео. Разглядывает фотографии. Его жизненный опыт в немалой степени опосредован через других людей. И, конечно, многие сфероиды щедро предоставляют ему видео и фото своих путешествий. Он смотрит на «ВидДали», как сфероид восходит на гору Кения, — и будто совершает восхождение сам. Он смотрит видео, снятое матросом на кубке «Америки», — и будто сам поучаствовал в регате. Все эти впечатления он получает благодаря щедрым людям, которые своими наблюдениями делятся с миром, в том числе с моим сыном. И остается лишь догадываться, сколько на свете таких, как Ганнер. Инвалиды. Старики, запертые в четырех стенах. Много чего бывает. Но суть в том, что миллионы людей не могут увидеть того, что видела ты, Мэй. Как ты считаешь, хорошо лишать их зрелища, которое досталось тебе? В горле у Мэй пересохло; она старалась не показать, как расчувствовалась.