Официантка — пухленькая брюнетка в шортах и переднике — подошла к машине. — Что угодно, сэр? — Две бутылки пива, — сказал Феррон. — Любого, лишь бы было холодное. — Да, сэр. Феррон только теперь заметил, что он сидит на собственной шляпе. Он вытащил ее и принялся расправлять. — Ну, так что все это значит? — Я не знаю, — ответила Марва. — Убеждены? — Решительно. Паркинг расположился между асфальтовой дорогой и берегом реки. Недалеко был оборудован пляж и стояло полдюжины столиков. В ближайшем заливчике стадо белых цапель лакомилось мелкой рыбешкой. У довольно далекого противоположного берега речной буксир тянул вереницу тяжело груженных барж. Еще дальше, вниз по реке, продолжали кружить в небе замеченные Марвой ястребы. 4 Пиво было холодное и вкусное. Феррон и Марва выпили, и он заказал еще пару, затем спросил девушку: — Хотите сигарету? — Спасибо. Феррон курил, откинувшись на спинку сиденья. Но только он хотел заговорить, как Марва сама ответила на невысказанный вопрос. — Вы можете-подумать: я что-то скрываю, но это сущая правда. Сама не понимаю, что происходит и почему этот толстый болван на станции решил приставать ко мне. — Она немного помолчала и добавила: — Сожалею, что втянула вас в неприятности. Феррон выдохнул белый клубочек дыма. — Мне не привыкать к осложнениям с местным законом. На верхушке высокой зеленой сосны у края залива пронзительно закаркала ворона. — Вы отсутствовали несколько лет? — спросил Феррон. — Да, именно так. — Пели в клубе «Метро»? Марва сумрачно улыбнулась. — Не все время. Не так уж просто получить такую работу. — Да, это нелегко, — подтвердил Феррон. Хотелось услышать от Марвы правду, хотя ему было совершенно наплевать, где она пела и пела ли вообще. Девушка ему очень нравилась, наверное, он смог бы ее полюбить. Но надо ли давать волю чувствам? Опять можно угодить в переплет. Он спросил: — Может быть, поэтому город настроен против вас? — Настроен против меня? — Потому что вы зарабатывали себе на жизнь пением в ночном клубе. — Да нет, боже ты мой! — возразила Марва. — Не такие уж они узколобые. Во всяком случае, раньше не были такими. До отъезда я пела во многих местных заведениях: в Клубе курильщиков, в рыбном ресторане, даже в маленьком дорожном кабачке там, вверх по реке. — Может быть, это другое дело? — Сомневаюсь. Марва допила пиво из своего стакана и, перегнувшись через Феррона, поставила стакан на поднос. Ему было приятно легкое прикосновение ее тела. — Прежде всего, почему вы уехали из города? Марва поудобнее устроилась на сиденье. — Это долгая история, мистер Феррон. — Эд. — Ладно, Эд. — Марва облизнула губы. — Вы когда-нибудь жили в бедности, настоящей бедности? — Не до такой степени, чтобы голодать. Марва прикурила новую сигарету от окурка. — А я вот жила. Вы сами увидите, когда приедем ко мне домой. — Но вы говорили, что ваш дядя — полковник. — Да он получил звание в Первую мировую войну. Но на медали не купишь солонины и кукурузной муки. — Она выбросила окурок из окна машины. — Это не имело значения, пока была девочкой, но когда пошла в старшие классы, все изменилось. Я не могла одеваться так, как другие девочки, должна была приносить завтрак из дому, вместо того чтобы есть в школьном кафетерии. — Марва затянулась новой сигаретой. — Поэтому-то и начала петь. Я обнаружила, что, выступая в местных заведениях, могу заработать несколько долларов. Это облегчало жизнь, но не очень. Даже когда другие девушки были приветливы, я знала, что за глаза они смеются надо мной. — Почему? — Потому что чувствовали свое превосходство. Ведь я жила в захламленном сарае из тридцати комнат со старым вечно пьяным дядей. — Ваш дядя вырастил вас? Она кивнула. — Мои родители умерли, когда мне было три года. Дядя не располагал большими средствами, но все-таки взял меня к себе, и я стала его семьей. Конечно, у нас обычно хватало на питание. Но те неболь^- шие наличные деньги, которые дяде удавалось выручить время от времени, продавая участки земли, как правило, уходили на виски. — Ваш дядя алкоголик? — Ну, скажем, он выпивает. — Итак, вы уехали из города… — За две недели до окончания школы директор сказал, что я не допущена к экзаменам. — Она криво улыбнулась. — За то, что я отказалась прекратить выступления в дорожном кабачке. И еще он сказал, что я оказываю дурное влияние на других девочек. Феррон подсчитал в уме. — И вы отсутствовали четыре года? — Да. — Уголки губ. Марвы опустились. — Итак, мне двадцать, а выгляжу я на двадцать пять. Прорваться в бизнес развлечений у- это не фунт изюму. Я могла б рассказать такое, от чего у вас поднялись бы волосы дыбом. Феррон улыбнулся: — У меня вряд ли. Я работаю в этом же бизнесе. — Он взглянул на кольца Марвы и подумал: «От кого, интересно, она их получила и что ей пришлось за это сделать. Даже если она говорит правду, даже если она действительно пела в клубе «Метро», ни одна джазовая певица не может заработать таких камней». — Итак, вы просто собрались и уехали? Марву это насмешило. — Нет, совсем не просто. — Она закусила нижнюю губу, видимо, что-то решая. — Почему вы замолчали? — Вспоминаю отъезд из города. Неужели именно он так настроил Бэй-Байу против меня? — Что они имеют против вас? — Ладно, расскажу. Когда я училась последний год в школе, то встречалась с Джйлом Оппенхаймом. По вечерам я уже пела в заведении Келли. Джил заезжал туда и отвозил меня домой. Феррон выпрямился. — Седой человек с орлиным носом? Марва смеялась так громко и долго, что официантка и владелец заведения вышли посмотреть на них. — Да нет же, это отец Джила. Феррон засмеялся тоже. — Ая подумал, неужели этот старик? Он был в городском муниципалитете; когда я получал бумагу. — Что вы получали?