Сын Рогора полностью не доверял никому. Он просто не мог позволить себе подобной роскоши. У бастарда имелись приятели, которые знали, как предавать в нужный момент; братья, родные, единокровные люди, с которыми он жил некоторое время вместе, с которыми взрослел и креп и которые отказались от него по одной лишь прихоти отца и вмиг позабыли все хорошее, что для них делалось; слуги, помощники, защитники и многие другие, кто был полезен, но мог оставить бастарда по приказу родителя. Первым другом для северянина стал Амфи, в его преданности сомневаться не приходилось, но и полного доверия он заслужить не мог – синекожий был слишком болтлив и добр. После водного жителя подобного отношения добился лишь Вайткроу. Его уважение и готовность помогать другу тронули сердце Рирза, а податливость южанина позволяла им управлять. По возвращении в родимый дом параноидальные мысли вновь вернулись и доверие понемногу уменьшалось. Зря или нет, должно показать время. Время, которое бежало так быстро, что бастард не успел ничего сделать или обдумать, а уже качался на волнах вместе со знакомым капитаном-торгашом и медленно, но верно приближался к землям западного лорда. – Опустошишь мои запасы, милорд, и мне будет очень грустно ждать тебя в Счастливой бухте. – Лайтор забрал из рук захватчика Фиендхолла кружку и умостился на палубе рядом. Оба мужчины сидели, прислонившись спиной к борту, но если Рирз подложил себе тюк с сеном, то капитан был менее разборчив и уселся на деревянный настил. – Ты достаточно получил, чтобы набить бочками доверху весь трюм и заставить все палубы кораблей, – огрызнулся бастард. Он был не в духе. – И получишь еще. – Если получу. Кто знает, что нас ждет на землях Старскаев? Никто… – капитан отхлебнул из кружки, поморщился, плюнул в сторону, на дощатую палубу содержимое рта и вернул сосуд обратно. – Это что еще за дрянь? – Северный эль, по-южному разбавленный медом и соком из фруктов. – Мерзкое сочетание! – Лайтор вновь сплюнул, хоть напитка у него уже не было. – Его следовало бы немного подогреть и добавить четверть воды, но я не стал. Возможно, и сок нужен иной. – Его бы это не спасло. Ни вода, ни что-то еще, – капитан еще кривил лицо, он покачал головой, протерев рукой губы. – Зря ты травишь себя без причины. С этим могут и враги справиться, ты подожди немного и лишний повод дай. Знал бы, что ты хандришь, не стал говорить про Старскаев. – Не хандрю я. Вихт уже должен быть в Санфелле или близ него. Вскоре мы узнаем, что нас там ожидает. – Бастард хотел вновь хлебнуть эля, но капитан поднялся, решительно забрал чашу и выплеснул ее содержимое в море. – И зачем? Тебе кажется, что морю недостает красок и хмеля? – В море проливалось много крови, но оно не изменило цвета. В море тонуло много кораблей с вином, но пьянит ветер и чувство свободы, а не соленая вода. Оно переживало многое, думаю, и твое тошнотворное пойло переживет. Рирзу вернули пустую тару, и он скрипнул зубами. Более всего он желал разбить голову капитана этой кружкой. От ярости, которая начала его охватывать, в горле заклекотало, а внутренности словно сжались в крепкий и твердый как камень ком. Все чаще мужчина чувствовал, когда сердился – неважно, сильно или нет, – физически ощущал, как что-то внутри рвется наружу и сводит пальцы на руках и ногах. Пока это что-то подчинялось и его удавалось удерживать внутри себя, но бастард опасался думать о том, что будет дальше. Вернее, он знал о последствиях. О некоторых ему поведал Вихт, а о других он догадался сам. – Принесу тебе нормальной выпивки. Не южные слабые женские напитки, которые называют изысканными, но вполне хорошее. Припрятано у меня от особых любителей. Лайтор вовремя покинул сына Рогора, и тот быстро справился, вернув себе душевное равновесие, – когда источник раздражения скрывается с глаз, это проще делать. У Рирза на душе было неспокойно. Он оставил Фиендхолл на Утто Грейвула, подписав предварительный договор о возможном брачном союзе. Он не расстраивался от того, что не станет выбирать жену самостоятельно, так поступали все лорды долгие-долгие столетия до Рирза, сейчас и будут поступать дальше. Мужчина не опасался, что бывший моряк будет действовать в угоду своим интересам и может не захотеть отдавать столицу севера обратно. В таком случае вариантов было несколько – Утто может подавиться замком, если регент настроен против Рирза, и тому придется поспешно ретироваться, чтобы прятаться в Новых Землях, или будет вынужден вернуть все по приказу регента, если сына Рогора признают законным правителем; в крайнем случае, если регент признает в Рирзе правителя, но не станет помогать решать проблемы севера, Вихт вновь может помочь другу и воспользоваться даром, чтобы захватить Фиендхолл. Дар… и почему он не посоветовал Вихту перед встречей с регентом немного поспособствовать хорошим новостям? Пара-тройка строк, несколько мазков, и регент уже счастлив от встречи с южанином. Да, друг не очень хотел поступать подобным образом в будущем, это его выматывало и, если верить словам, притягивало кошмары и беспокойство по ночам. Но ради одного раза можно было потерпеть. Жаль, что Рирз не подумал. В любом случае, вассалы Бладсвордов не волновали сына Рогора, куда больше его печалило, что Грейвул может переменить сторону и выступить против нового правителя севера. Бастарду казалось, что он был слишком пьян, порой чрезмерно болтлив и мог открыть те секреты, которые не стоило. То ли победа ударила ему в голову, маленькая, но долгожданная, то ли он отвык от северных напитков, то ли не рассчитывал оба раза норму… Вайткроу останавливал его, но вовремя ли? Спрашивать у моряка напрямую о своих словах мужчина опасался, не стоило привлекать лишнего внимания, сам Вихт помнил еще меньше, хоть и проявлял удивительное благоразумие, и оба лорда пребывали теперь в вынужденном неведении, опасен ли вассал-предатель восточных лордов или послужит на благо. Вихт отправился в Санфелл уж более двух циклов назад. Они простились как братья у Рейджвинтера – небольшой деревушки с довольно внушительным трактиром, всего в полутора днях пути верхом от Фиендхолла. Обычно зимой основная часть ее жителей старалась уходить в Фиендтаун, почти у всех в городе имелась родня, а ранней весной люд вновь отправлялся в родные дома. Нередко жители пользовались своим местоположением, скупая у проходящих торговцев все ценное дешевле, чем те могли бы выручить в городе, а после подороже продавали в Фиендтауне. На разницу простолюдины неплохо жили и в холода не голодали. Большая часть идущих с портов караванщиков была рада поскорее избавиться от груза и покинуть суровое место, особенно если их не радовали ветра и грозы. Те, кто отказывался от подобной чести, вскоре жалели – гости Фиендтауна, даже торговцы, были вынуждены искать жилье, ждать в очередях, выискивать себе выгодных партнеров, платить налоги и за продажу, и за прибытие, вдобавок проводить в пути на несколько дней больше. Традиции требовали, чтобы северный правитель провожал гостившего у него лорда до ближайшего перевалочного пункта от Фиендхолла, а если это был не единственный гость, то хотя бы до крупного тракта. Рирз не стремился демонстрировать познания в этикете, не перед кем ему пока было стараться, однако, сославшись на них, он получил почти пять дней верхом в относительной тишине и четыре ночи, три из которых провел в походных условиях – в ту сторону, с телегами, отряд двигался медленнее, чем обратно. Это неплохо сказалось на самочувствии, появилось время ни о чем не думать и наслаждаться дорогой. Вайткроу, который мог бы отвлечь друга, предпочитал кутаться и молчать, он проявлял активность лишь у костров и на постоялом дворе. Отдохнуть и, главное, провести время в одиночестве было необходимо, так считал Рирз. Он слишком много жил в окружении людей, которые уважают его и думают о его интересах и потребностях. Вихт повлиял на сына Рогора и сделал из него компанейского человека. Нет, разумеется, и до знакомства с южанином бастард запросто вливался в общество и находил себе товарищей для игр, а после и приятелей для кутежа, однако ни с кем из них мужчина не общался дольше сезона – либо он уставал от их общества, либо они открывали сына Рогора не с лучших сторон. Либо, что случалось чаще всего, вмешивался отец, который опасался заговоров и предпочитал контролировать жизнь отпрыска и ограничивать ему количество собеседников. По Вайткроу бастард начал скучать уже на третий день. Рирз считал, что отпустить южанина будет просто, но он, оказывается, привык, что рядом всегда есть светловолосый юноша, который глядит в рот более опытному другу. Скорее всего, в свое время Ротр и Робсон глядели на Рирза точно так же. Старшему сыну Рогора это нравилось. Ему льстило, что он выделяется, что он в чем-то лучше законных детей. Нравилось чувствовать себя старшим, этаким наставником и братом. Пожалуй, именно потому, что с отпрысками отца отношения не заладились и общение в один момент прекратилось, в Вихте бастард разглядел брата. Пусть никаких кровных уз они не имели, зато благородный, совершенно не воинственный, признающий превосходство приятеля любитель живописи, музыки и балов отлично подошел на роль родни, которой очень не хватало Рирзу. Даже с Фейг, от которой поначалу были проблемы, и мужчина ожидал еще больших, удалось не только примириться, но и наладить прочные, почти родственные отношения. Может, и впрямь стоило подумать еще раз и остаться на юге? Но это не то, чего хотел сын Рогора. Все складывалось хорошо до сих пор, а смерть отца и вовсе виделась не меньше чем одобрением Богов, если таковые могли и желали принимать участие в жизни смертных. Останавливаться в одном шаге от победы недостойно лорда Холдбиста, а именно так должен будет вскоре зваться бастард. – Попробуй это, – Лайтор сунул в лицо успокоившемуся Рирзу кружку, наполненную до краев. Оставалось лишь дивиться, как моряк умудрился ничего не проливать, из-за ощутимого ветра корабль качало уже который день. – Почему ты не называешь меня, как Вихта, лордом и обращаешься ко мне как к равному? – Незаконнорожденный сын Рогора протянул руки и взял емкость с ароматным напитком. Это было не вино, и по вкусу, и по запаху жидкость разительно отличалась. После глотка тепло сразу разлилось по продрогшему телу. Обычно мужчина не мерз, скорее напротив, но ветер и промокшая от нескончаемых брызг одежда делали свое дело. Он мог бы спуститься в трюм, но там слишком ощущался запах воинов, оружия и лошадей, да и порой его слегка укачивало. – А ты лорд? – ехидно поинтересовался Лайтор. Вскоре корабль должен был причалить в небольшом порту Дримленсов, все было спокойно, и у капитана появилось много времени, чтобы развлекать себя разговорами. Рирз также ощущал некоторую скуку, и небольшой спор, в том числе и по поводу правильных обращений, показался ему отличным времяпрепровождением. – Пока нет. Но вскоре я получу титул от Его Высочества и Его Величества и стану не просто каким-то лордом, а правителем севера! – Вот когда ты станешь лордом, тогда я и буду обращаться к тебе соответствующе. Тем более я называл тебя милордом, неужто не слышал? – Называл. Но ты говоришь со мной как с обычным моряком или лесорубом. – Потому что пока ты никоим образом не возвышаешься надо мной, – капитан улыбнулся. – Мы два самых обычных человека. Я, правда, буду побогаче… – Я – сын лорда. Меня признали, и мое происхождение отличается от происхождения простолюдина. – Лорда и какой-то шлюхи. Я понятия не имею, кем были мои родители до моего рождения. Еще ребенком меня продали, и я не помню ни мать, ни отца. Мало что знаю о них. Может быть, я буду повыше тебя и оба моих родителя знатных кровей, а избавиться от меня им пришлось для спасения собственных жизней, и когда-нибудь я узнаю всю правду. И, как говорилось в какой-то там сказке? Верну то, что принадлежит мне по праву рождения. Рирз посмотрел на Лайтора с таким удивлением, словно впервые видел его. Он уже успел столкнуться со способностью прекрасно лгать, но чтобы воображение могло подкинуть моряку такую идею… – Я и не подозревал, что могу говорить с потомком Великих Династий, – ядовито прохрипел бастард, содержимое кружки после очередного глотка начало драть горло, скорее всего с непривычки. Пришлось прокашляться, прежде чем продолжать: – А быть может, ты и вовсе королевский родственник? – А почему бы и нет? Вполне может быть! Сын короля и его сестры, например. Сестра Грейга Старская понесла от своего братца, все без умолку болтали про Боуэна, до сих пор болтают. Про того, который родился уродом и душевнобольным, но это ж только один ребенок. Может, она рожала от каждого из братьев и я плод этой любви. Тот, который удался, разумеется. – Для человека со столь мерзким характером и длинным языком у тебя во рту слишком много целых зубов… – Не думаю, что для будущего лорда считать чужие зубы наиболее приемлемое занятие. Быть может, вам предложить другие развлечения? Нахальный торгаш продолжал скалиться, а Рирз обдумывал, выплеснуть ли остаток пойла в ухмыляющуюся морду или допить. Выбор был сделан в пользу второго. – И раз уж мы затронули тему королей, – продолжал капитан «Коссэта», – почему главный город всего Ферстленда на территории Старскаев? – Ты не изучал историю королевства? – Я что, похож на человека, который станет что-то изучать? Я научился читать и писать в том возрасте, когда некоторые уже пытаются забраться на трон, чтобы делать там наследников. – Я не подумал об этом. С чего ты вдруг решил заинтересоваться? – Без бесед пить скучно. Как будто сам с собой сидишь. А так, может, чего расскажешь мне интересного. – Расскажу, – Рирз хмыкнул. – Пока царила Эпоха Альянсов и короли менялись быстрее, чем перестилали постель на королевском ложе, каждый норовил показать свою значимость и провозгласить родной дом столицей. Моя Династия претендовала на трон не меньше, чем другие, а в некотором смысле и больше. Пожалуй, неинтересна борьба была только Форестам, они никогда не высказывали желания стать королями. Рабский и неблагодарный труд – так говорил какой-то там из них. И, кажется, Вайткроу – им власть надо всеми без надобности. – Я так понимаю, не желали и Бладсворды. – С чего бы? Бладсворды только в легендах благородные последователи Старскаев и их вечные подданные. Может, так оно когда-то и было, но не в Эпоху Альянсов уж точно. Восточным лордам не чуждо ничто человеческое, в том числе и жажда власти, и они боролись за нее так же рьяно. Я не знаю, вернее, не помню, что об этом написано, но в конце концов Старскаи сумели повлиять на многие роды. Когда пришла Эпоха Королей, лорды еще не знали, каких порядков придерживаться, и выбрали Санфелл в качестве первого временного центра королевства. Не в прямом смысле, разумеется. Но временное превратилось в постоянное. Старскаи не пожелали уступать своих прав, их род за века стал называться королевским. Думаю, месторасположение столицы всех земель также повлияло, хоть ее и пытались переносить десятки и даже сотни раз. – Я не понимаю, почему нельзя было отыскать место, где, например, пересекаются какие-то земли, и поставить замок там. В центре. Это же разумнее. – А где именно? Границы владений всех лордов менялись с каждой войной, заключением какого-то союза или чем-то подобным. Все перетягивали одеяло в свою сторону и считали, что именно на их земле необходимо построить королевский замок. А еще желательно в придачу доверить их роду честь управлять Ферстлендом. Поскольку согласия так и не удалось найти, Санфелл вновь и вновь оставался самым приемлемым вариантом. Решение откладывали до коронации следующего короля, и так повторялось из раза в раз, пока наконец об этом вопросе не позабыли. Теперь мало кто помнит, что по-настоящему столицу так никто и не выбрал, никаких бумаг об этом нет, а статус Санфелла, по летописям, как столицы просрочен уж сотни на две лет. Но люди привыкли. Привыкли лорды, привыкли короли, привыкли торговцы и крестьяне. Полагаю, никто даже не задумывается, что главным городом Ферстленда может быть какой-то другой. – Может, Санфелл выбрали потому, что там был большой замок? – Лайтор проявлял интерес, а Рирзу нравилось делиться приобретенными знаниями. В отличие от моряка, он забывал отхлебывать из кружки. – От замка в этом месте на тот момент осталось одно воспоминание – первый король из Старскаев был вынужден править, проживая в небольшом доме и устраивая церемонии на площади. Лишь его внук смог почувствовать себя полноправным королем, но, насколько я помню, спустя меньше чем сотню лет после восстановления Санфелла часть его вновь была разрушена. Повезло, что не столь значительная, но тем не менее. Замок в столице превращался в руины раз в сотню лет, и дважды, если верить летописям, на его месте оставалось лишь пепелище. – Ты интересовался историей этого замка? Зачем? – Нет, я специально не искал о нем никаких сведений. Но меня отправляли обучаться вместе с братьями, чтобы я не опозорил честь дома при разговоре с кем-либо, и потому многие знания так или иначе у меня остались. Засели. Рирз мог гордиться – Лайтор умолк и не отвешивал никаких шуточек. К сожалению, долго важничать не вышло, на горизонте показался порт Дримленсов. Бастард осушил свою кружку и поднялся на ноги – правда, лишь со второй попытки. – Расскажешь после, что ты мне налил? – Расскажу. Уж лучше этим наслаждаться, чем травиться твоей бурдой. Хочешь поскорее узнать, двигаться нам дальше или нет? Не торопись, нам все равно нужны припасы, слишком уж много ты набрал для короля – наша еда не влезла. – Попридержи коней с припасами, может статься, что у нас поменяются планы. Сын Рогора сошел на берег одним из первых. Сопровождение он с собой взял, но небольшое – лишь для того, чтобы не стать жертвой любителей грабить обеспеченных людей, ни с кем вступать в споры он не планировал. Добрые люди за звонкую монету подсказали ему, где искать Главного птичника. Статный мужчина в самом расцвете лет, с ухоженной короткой бородой, опрятный, в камзоле, на котором был вышит вореб в золотом с красным круге, закатав рукава, согнулся над ведром и полоскал в нем какую-то неприятно пахнущую тряпку. Рирз помнил, что вышитая птица являлась отличительным знаком птичников, который позволял им приобретать некоторые вещи без оплаты и проходить в замки, чтобы передать срочное или сугубо личное послание, а цвета вокруг помогали понять, какой Великой Династии служит этот человек. – Доброго вам дня! – громко поздоровался бастард. – Любезный, где бы мне птичника Главного найти? – Да перед вами он, Ваша Милость! – Мужчина выпрямился, бросив тряпицу на край ведра, и отряхнул руки. – Чем могу быть полезен? – Вы? Что же творится в королевстве, если Главный птичник города соизволил самолично полы мыть? – Так культисты ж эти повылезали отовсюду. Да милорды, что порядки наводят, также повыскакивали. А еще болезни, голод и восстания. Как всегда, когда неспокойное время. Помощники были, аж два юнца, и ученик имелся, прилежный, надежды подавал – глядеть одно удовольствие. Да куда там? Одного помощника след простыл – поди убили где, уж три цикла как. Второго – болезнь сломила, а ученик-то что сын родной был, на речи сладкие повелся, балбес, к культистам примкнул. Его, как и прочих, без разбору и суда вздернули на площади. Тело так и висит, не дали почести отдать и земле предать, как надо. Как сын был, как сын, но нет же, весь ум проклятые еретики выбили и теперь… Мужчина снова встряхнул руками и горестно вздохнул. Рирз не жалел незнакомого мальчишку-мертвеца, да и старика тоже, но традиции и здравый смысл требовали не молчать. – Мне очень жаль. Плохо терять тех, к кому привязался, но ты же можешь взять себе других людей в помощники и ученики. – Не могу, Ваша Милость, – второй раз мужчина обращался так к Рирзу. Бастард не сразу понял, что, желая соответствовать предполагаемому титулу, стал одеваться в родовые цвета и в одеяния из тканей, указывающие на его положение в обществе. Это вынуждало его вести себя совсем иначе, а окружающих – уважать собеседника. По крайней мере, в полумраке помещения его вполне могли принять за советника лорда. Пожалуй, Рирз зря нацепил одеяния с гербом, рано еще для такого, но не раздеваться же в башне посреди города? – Почему? – Память о потере свежа. Помощника б взял, да некого. Перевелись все толковые. Бестолковые мне не нужны, я без них скорее сам управлюсь. А королю писать – так у него своих дел много. – Попробуй, может, тебе пришлют какого-нибудь молодца посообразительнее, – посоветовал Рирз. – Да, насчет послания я и заглянул. Не приходило ли мне письма? Милорд Вайткроу отправить должен был. – Милорду Холдбисту? Приходило-приходило. Сейчас, милорд. – Главный птичник, молчаливо признавший ошибку и сменивший обращение, открыл записи, пролистал, а после последовал к сундуку, ключ от которого болтался у него на шее. Оттуда он вынул небольшой кусок папируса, свернутый в тонкую трубочку.