– Ох, разумеется, если ты так говоришь, – Редгласс закривлялся, словно ему вновь было двенадцать. – Всенепременно! – Если вы хотите спасти своих детей, то вы должны. Рорри не хочет их выдавать, он лишь рассказывает правду. Я также могу рассказать всю правду. Всю. Тогда ваших детей – всех, кроме, может быть, еще не родившегося, – и вашу молодую супругу ждет наказание. Они знали, они понимали, что происходит, но ничего не предприняли. – На лице хозяина Миррорхолла отобразился страх. – Или же я могу помочь вам. Я переговорю с Рорри, и он скажет, что перепутал. Он запутался и на самом деле ничего не говорил детям или упоминал только Хэгу, как приятелю, но тот не поверил и посмеялся над племянником отца. Да и что решает еще совсем мальчишка? – Ты не посмеешь обвинять моих детей и Эризу! Они ни в чем не виноваты и ничего не делали. – Они все знали, милорд Редгласс. Так же как и я. Эриза помогала вам, я уверен, что доказательства найдутся. Хельга взрослая леди, а Харг – взрослый наследник. Решайте. Вам в любом случае не удастся спастись, Его Высочество не позволит вам избежать наказания. Из Санфелла живым вам не выбраться, даже если вы убедите всех лордов выступить на вашей стороне. Оправдательный приговор не спасет вас от смерти. Но вы можете спасти от расправы вашу семью. Ниллс ушел, и Экрог остался наедине с тревогой и злостью. Минуты тянулись за минутами, а ужас, засевший в груди лорда Редгласса с первыми же словами Ниллса о семье правителя, не уходил, а только разрастался, как будто пожирая тело кусочек за кусочком. К середине бессонной ночи Экрог уже не мог думать ни о чем, кроме того как будет улыбаться регент, получи он возможность изжить весь род из серединных земель. Наверняка он уже знает, кого отправит туда править, а может, заберет все себе. Стоило пленнику закрыть глаза, как перед его взором представали картины того, как Серые привозят его детей в столицу, прямо к стенам замка, под которыми специально для этого установили помост. С возвышения бесстрастно взирает палач, опирающийся на свой топор, пока еще не напившийся крови Редглассов… На следующий день не спавший всю ночь правитель уже видел единственный выход в признании. Рорри отказался от слов про детей пленителя; он в самом деле заявил, что, должно быть, переволновался, а теперь смог сосредоточиться и вспомнить – он не назывался детям. Лорденыш говорил про Династию Дримленс лишь единожды, на уроке с Хэгом, и рассказал легенду, но младший сын Редгласса только посмеялся над ним, из-за чего дети всерьез поругались в тот раз. После подобного инцидента, как признался Рорри, у него пропало всякое желание что-либо рассказывать. Немногим позже заключенного Редгласса почтил своим визитом другой гость – Клейс Форест, и, в отличие от Ниллса, он прошел в камеру. Экрог не стал вставать со стула. Он писал письмо молодой супруге. Теперь, когда его участь уже решена, какой смысл в реверансах и поклонах? – День вашей казни назначен, милорд Редгласс. Вы хотите знать его? – Если это не сегодня, то нет. Мне нужно успеть дописать письма Эризе и детям, и я бы не хотел делать это в омраченном настроении. – Не сегодня, – обрадовал лорда Его Высочество. – Прекрасно. Несколько минут тишины. Редгласс успел написать еще пару строк, он продумал весь текст сразу после признания, и оставалось перенести тот на бумагу. Но регент вновь заговорил, и хозяин Миррорхолла отложил перо. – Вы наделали много глупостей и принесли немало бед, милорд Редгласс. К тому же выбрали для этого самое неподходящее время. Привезти мальчика Дримленса в Санфелл и позаботиться о нем было последней волей Его Величества Гийера Старская, я бы назвал это навязчивой идеей. – Экрог поднял взгляд на своего собеседника: – Желанием моего друга и нашего короля! Но и этого было недостаточно. В сложное время вы не только отказались помочь королевству справляться с напастями, так еще и сами их создавали. Вы изрядно помешали мне, милорд Редгласс, и за каждый из ваших проступков вы достойны смерти. Но умрете вы, к сожалению многих и, чего уж таить, моему огромнейшему сожалению, лишь один раз. – Моя семья… – Ваша жена и дети будут жить. Я уверен, что они знали о ваших деяниях, но давайте будем считать, что они не могли ничего поделать и не желали противостоять отцу и мужу. Я принимаю это и прощаю их, если в том есть необходимость. Ваш род будет продолжаться, в назидание за ваши грехи я заберу на благо Флеймов и Глейгримов часть ваших владений. Быть может, Его Величество, когда вырастет, пожелает вернуть их, а быть может, это сделают лишь его дети или внуки. Также к вам будут отправлены мои люди, на пару-тройку лет, пока все не разрешится. Они помогут править вашему наследнику. – Благодарю. – Лорду полегчало после этих слов. Одно дело – надеяться на честность, и совсем другое – услышать подтверждение. Хорошо, что регент не знает об отсутствии в Миррорхолле Харга. – А Ниллс? – Что не так с Ниллсом? – Ниллс был моим соратником и помощником. Он повинен не меньше моего и должен отправиться на площадь вместе со мной, а то и впереди меня! Он предатель. – Меня лично Ниллс ни разу не предавал. Кроме того, среди лордов у него есть сильные защитники, да и милорд Дримленс просил за него. Жизнь обходилась с ним жестоко, но теперь он нашел свое место. Полагаю, ему придется еще долго искупать свои грехи. – Это значит, что он останется жить? Меня ждет палач и площадь, а его уютная постель, все радости жизни и благосклонность лордов? Меня казнят, а его – слугу и простолюдина – оставят жить?! Его Высочество развернулся и, не отвечая на вопрос, покинул Экрога Редгласса. Он сказал все, что хотел. Дверь с заметным хлопком закрылась. Фейг Леди Вайткроу не зря ходила до озера и приносила гостинцы водным существам – Амфи, как она и надеялась, был болтлив. Тем более, скучая по другу, он радовался гостям, охотно и с удовольствием рассказывая, о чем с ним говорил Рирз. Вероятно, бастарду не пришло в голову, что леди, которую голубокожий нередко видел в обществе бастарда и Вихта, может решить расспросить о чем-то наивное создание. А быть может, и саму Фейг лорд считал таким же наивным созданием. По письмам и беседам складывалось впечатление, что сын Рогора относится к леди с уважением, что он ценит ее ум и характер. Это могла быть лишь игра. Так или иначе Фейг сумела настроить беседу с Амфи на нужный лад. Мужчина поведал ей о легенде рода Вайткроу, которую бастард где-то добыл и несколько раз рассказывал синекожему, в надежде что-то понять, а может, желая получить совета. Амфи сбивался и путал некоторые части, перескакивал, перевирал что-то, вставлял привычные ему словечки и возвращался обратно, дополняя, но особой связности и не требовалось. Фейг любила сказки, род мужа интересовал ее не меньше чем собственный, а в какой-то момент жизни и больше. Она знала и о способностях, и о нежелании воевать, и о врагах и противостоянии, не говоря уже о помощи Богов, – все это леди выучила наизусть и потому успела заскучать, слушая вольный пересказ Амфи. Наконец, когда водозем соизволил выдать, что Рирз и Вихт считали, что легенда правдива, и даже хотели опробовать ее, Фейг встрепенулась и сосредоточилась. Амфи снова начал сбиваться, забегать вперед и перепрыгивать через отрывки происходящего. Полностью понять суть удалось далеко не сразу. Леди задала с сотню наводящих вопросов, она уточняла, переспрашивала, вынуждая Амфи снова вспоминать о чем-то и возвращаться к началу или, напротив, в самый конец повествования. Озерный добряк дважды чуть не сбежал от настырной женщины. Лорды проверили свое предположение, и Рирз был доволен, когда говорил это, – вот что удалось вытянуть из очень долгой беседы. Более того, сын Рогора Холдбиста утверждал, что Вихт уже давно подтвердил дар – еще какой-то поэмой, которая помогла Фейг, Ротру, Вихту и Рирзу оказаться в одном месте в одно и то же время, вынудив двух претендентов на руку леди даже стать противниками на ристалище. Амфи слышал, что Рирз желает применять способности Вайткроу и на севере, чтобы поход уж точно вышел удачным. Эта новость взбудоражила новую хозяйку Фридомхелла. С одной стороны, она не могла поверить, что легенды могут иметь под собой хоть какое-то обоснование, с другой – новость давала надежду, что оба лорда переживут обрушившиеся на них беды, сколько бы тех ни было. Однако следующие мысли Рирза, которые тот вываливал на бедного водозема, лишь передавшего размышления по цепочке, вынудили леди серьезно задуматься. Дар опасен. Он был способен перевернуть привычный уклад, изменить жизнь не только незаконнорожденного Холдбиста и Вайткроу, но и остальных жителей – от землепашца до короля. А хуже всего, что Рирз подозревал – они не единственные, в ком пробудились отголоски Первых. Если на каждый род приходится хотя бы по одному счастливчику, ничем хорошим это не закончится, а если по два или три? Или сразу все?.. Обилие зверья, которое крутилось вокруг Фейг, бастард выдвигал в качестве доказательств, равно как и непонятное нападение взбесившихся псов и лошадей на лорда Рогора в Фиендхолле. Туда же он относил удивительное совпадение со сгоревшим Файрфортом и городом Ветви Слипингвиш. Каждый, кто хоть когда-то слышал про Флеймов и видел их герб, запоминал, что этот род считает огонь своей стихией, а оранжевый и желтый цвета вызывают в представителях Династии трепет. То, что сын Зейира, Ласс, был пленником лорда Утоса Слипингвиша вот уже девять или десять лет как, давало еще больше поводов поразмышлять над рукотворностью пожара. Слухи о мертвых, повинующихся воле потомка Проклятого короля, Раяла Глейгрима, укрепляли подозрения в том, что в королевстве что-то изменилось. Амфи раз восемь повторил, что его друг был весьма опечален осознанием неуникальности и собирался приложить все усилия, чтобы в полной мере научиться управлять собой. Он упоминал, что и друга-южанина вместе с женой стоит подталкивать в нужном направлении, так как ни любителям огня, ни хозяевам мертвецов он доверять не желает и опасается их следующих ходов. Леди понимала, что в словах Рирза слишком много верных предположений, отчего ей становилось страшно. Когда-то в детстве она верила, что легенды о ее Великой Династии не беспочвенны; подобные мысли вновь закрались в ее голову после того, как зверье напало на Рогора. Дочь Райана старалась не уделять своим подозрениям внимания, но теперь, когда Фейг в полной мере осознала, что может быть далеко не единственной, ей сделалось не по себе. Было бы глупо думать, что лишь она достойна вмешательства Богов и подобного подарка или проклятия – как именно следует воспринимать дар, пока говорить было сложно. Однако если Фейг только вспомнила о других родах, то Рирз искал доказательства и весьма переживал по этому поводу. Амфи повторял высказанные бастардом грустные размышления вслух – Рирз сетовал, что те самые другие, такие же отмеченные Богами, могут оказаться сильнее. Почему-то об этом леди задумалась только после слов Амфи. Скорее всего, голубокожий не желал волновать новую хозяйку замка, и потому та не стала говорить об испуге. Предположение об одаренной родне бастарда заставило сердце леди биться быстрее, чем когда она отыскала легенду о Холдбистах и доказательства существования чудовища. Рирз за все время ни разу не тронул Амфи, значит, скорее всего, не намерен трогать и Вихта. Вайткроу стал его новой семьей. Леди Вайткроу наведывалась к Амфи еще несколько раз, водяной житель был счастлив видеть гостей, с радостью принимал подарки, которые чаще всего отбирала и утаскивала на дно Оафи, и с удовольствием болтал. Со временем Фейг поняла, почему Рирз проводил много времени на озере и делился мыслями с привезенным из Новых Земель приятелем, она и сама стала чувствовать успокоение в обществе миролюбивого существа. Поскольку другие боялись приближаться к водоему и уж тем более вести задушевные беседы с его обитателями, можно было выплеснуть то, что накопилось на душе, не переживая, что кто-то об этом узнает. Амфи, хоть синекожий был далек от светской жизни, оказался в ряду первых, кому жена Вихта поведала об ответах нескольких лордов, – кандидаты на руку Леоны начали объявляться. Великие Династии пока молчали, но зато Ветви и Малые Ветви, даже те, которым не присылали ни единого письма, и те, что в данный момент были заняты войнами правителей, Флеймов, Глейгримов и Бладсвордов, предлагали варианты. Невеста из столь знатного рода, с богатого и плодородного юга, еще и обученная манерам, являлась прекрасным вариантом, даже если бы была обделена красотой, и могла принести почет, богатства и большую выгоду в будущем. А Леона, при всем своем скверном характере, выглядела как ожившая скульптура. Еще не избавившаяся от детской припухлости щек леди смотрелась достойнее многих взрослых женщин, умела очаровательно улыбаться или кокетливо отводить взгляд, чем привлекала оруженосцев и слуг. С подданными младшая леди Вайткроу была всегда мила и обходительна: она не капризничала, не хамила, говорила вежливо, всегда улыбалась, прощала неуклюжесть и не требовала незамедлительного выполнения желаний. Леона не понимала многого, но охотно помогала чем могла, а большая часть жителей Фридомхелла, которые знали девочку с самого детства, бесконечно любила ее и умилялась всем ее выходкам. Сестра Вихта, в свою очередь, беззлобно смеялась над чужими ошибками, не требуя никаких наказаний. Но отношения с невестой, а после и женой Вихта не сложились сразу же, как только дочь Райана Фореста перебралась на юг из Гринтри. Фейг хотела подождать ответов от великих родов, чтобы подобрать наиболее приемлемый вариант для сестры возлюбленного. Она отсеяла все Малые Ветви, а из Ветвей отбирала лишь самых богатых, перспективных, прославленных и достойных породниться с Вайткроу. Если Династии не предложат никаких кандидатов, ей все равно придется это делать. Так зачем откладывать неизбежное? Тем более что пока правителям всех земель совсем не до… Вперед ее гнало и еще одно осознание – леди Леона родилась у тех же людей, что и Вихт, она была Вайткроу ничуть не меньше своего брата. Если многое из легенд и сказок сбылось в отношении мужа, то такие же силы могли рано или поздно обнаружиться и в противной девчонке, всем сердцем ненавидящей Фейг, а уж она точно найдет применение дару! Новая хозяйка Фридомхелла боялась за свою жизнь и за жизнь еще не родившегося ребенка. Леона была мстительна и жестока по отношению к супруге брата, а еще своенравна и весьма изобретательна, пожалуй, даже слишком для ребенка. Ей могло прийти в голову напакостить Фейг, изуродовать ее, а может, она желала уничтожить первенца, чтобы Вихту не пришлось разделять свою любовь на нескольких человек. Фейг боялась лишний раз нанести серьезную травму кому-либо, в том числе и Леоне, старалась быть предельно аккуратной в выражениях и тем более действиях, не допускать мысли об отмщении, не прибегала к каким-то опасным вещам, не поднимала на девчонку руки, но вредная маленькая леди Вайткроу была иной. Поначалу казалось, что во Фридомхелле живет лишь обиженный жизнью ребенок, рано оставшийся без родителей, ценящий трепетную заботу брата и привыкший быть главным созданием в замке и городе, тем, кто достоин всеобщей любви и внимания. Фейг надеялась наладить связь с будущей родственницей и оправдывала ее деяния. Некоторое время, пока хватало сил. Но сколько бы циклов ни проходило, сколько бы усилий урожденная Форест ни прилагала, Леона не становилась лучше. Скорее напротив, с каждым днем она обучалась чему-то новому, становилась старше и хитрее, изворотливее, а ее прекрасная фантазия, которая могла бы помочь ей стать творцом и создавать удивительные картины, писать стихи или сочинять музыку, растрачивалась на то, чтобы найти новый способ испортить жизнь жене брата. Династии погрязли в войне, выяснении отношений и каких-то важных делах, отец и тот ничего не ответил насчет Ховвила. Он и вовсе перестал писать Фейг, и леди чувствовала волнение. Поначалу она скорее ревновала и думала, что папенька слишком увлекся наконец-то родившимся сыном-наследником, позабыв про старшего отпрыска, но после очередного письма, на которое ей вновь не пришло никакого ответа, заволновалась. Леди снова и снова отправляла воребов в Гринтри, пока не получила послание от советника Боуэна Хайтхорса – она знала его с самого детства и любила не меньше, чем Арло и дядюшек Ласса и Клейса. Друг отца сообщил, что в данный момент правитель занимается важными делами и отправился в столицу к регенту. Как только он вернется, то обязательно напишет дочери или приедет к ней повидаться. Хайтхорс пообещал, что лично проконтролирует Райана, а сомневаться в советнике Фейг не имела ни одной причины. Письмо было сухим и коротким. Боуэн редко писал ей и, насколько она могла вспомнить, всякий раз отвечал в подобной манере, большую часть времени посвящая управлению землями и развлечениям с Форестами, но Фейг не могла успокоиться. Ей продолжало казаться, что в родном Гринтри, да и во всем Ферстленде, творится нечто страшное. Нечто, о чем она не знает, чего не способна понять. Нечто дурное. Вихт тоже не отвечал, прошло не менее полуцикла с момента, как он писал в последний раз. Рирз и до этого посылал воребов нерегулярно, оправдываясь делами, а теперь от него и вовсе не приходило ни единой весточки. На юге никто не знал, что творится на севере. Пока разведчики, которые периодически отправлялись во все стороны света – с тех пор как бастард Холдбиста приложил руку, это стало происходить чаще, – вернутся, пройдет слишком много времени. Волнение плохо сказывалось на самочувствии леди, лекари посоветовали ей проводить как можно больше времени на свежем воздухе и отдыхать. В саду в самом деле было прекрасно, Фейг любила царящие там запахи, а псы весело играли, бегая с лаем друг за другом вокруг деревьев. Иногда они слишком заигрывались, и Фейг прикрикивала на рычащих приятелей, чтобы те утихомирились. Единственное, что омрачало жизнь, – невозможность спрятаться от Леоны Вайткроу. Девчонка пользовалась положением и прогоняла слуг и придворных, она специально приходила с подружками из числа дочерей придворных дам, готовыми поддакивать представительнице Великой Династии, и именно в то время, когда Фейг выбиралась из-под защиты покоев. Порой казалось, что Леона следит за передвижениями новой хозяйки Фридомхелла. В этот раз все началось необычно – без обзывательств, без грубых шуток, без внезапно оказавшегося в складках покрывала кома грязи или гнилого фрукта, без порчи вещей. С самым смиренным видом леди проследовали мимо ожидающей подвоха Фейг и расположились недалеко от нее. Дочь Райана Фореста очень старалась делать вид, что не замечает присутствия других людей. Ее псы перестали носиться по саду, вернулись к хозяйке и уселись вокруг, повинуясь одному только желанию. Неужели Рирз в самом деле прав? – Я говорила со священнослужителями, – намеренно громко и отчетливо выговаривая каждое слово, начала беседу с подругами леди Леона. – И они сказали, что у женщины, которая убила своего мужа, околдовала нового и вышла за него замуж, может родиться только уродец. – Урод? – засмеялась одна из сопровождения. Фейг казалось, что она перебралась вместе с родителями во Фридомхелл недавно, уже после прибытия Фейг, и быстро нашла общий язык с Леоной. Она любила повторять какие-то слова и переспрашивать по нескольку раз. Кажется, ее звали Нэлла. – С большими жабьими глазами? – О да! И с жабьим лицом. А еще говорят, что он будет покрыт шерстью и иметь три руки, – со знанием дела отвечала Леона. – А из его спины будет торчать горб. – А если это будет девочка? – поинтересовалась другая подружка. Фейг помнила, что ее звали Иала, она принадлежала роду Соутфлюит, была какой-то пятой, что ли, дочерью младшего брата лорда и превосходно пела. – То это будет самая страшная в Ферстленде девочка! Даже дикари в Новых Землях красивее ее во много-много раз! Я слышала, там в нашем замке живет страшнющая женщина, у нее все лицо в шрамах. А еще она одевается как мужчина, и волосы, и фигура, и по ней непонятно, что она женщина. – Непонятно, да? А я слышала голос у нее хриплый, а еще она вся кривая! – влезла Нэлла. – И она будет красоткой рядом с уродцем! – хихикнула леди Вайткроу. – А девочка тоже будет вся в шерсти и с жабьими глазами? Ее же никто не захочет замуж брать! – Фу! Мужчину такого тоже в женихи не захотят… – Конечно! Мальчик страшный будет, но девочка… Ее никто и не станет замуж брать, ее надо будет прятать ото всех. Посадят ее в клетку в подвале и будут кормить всякими помоями, как свинью! – Фейг понимала, о каком именно ребенке и какой матери говорит Леона. Бывшая леди Форест начинала закипать – в свой адрес она могла принять оскорбления, но в адрес ребенка, да еще и не родившегося, – не желала. – Замолчи! Замолкни, Леона. – Эту девчонку можно будет показывать как зверушку, вроде тех, которых привез с собой братик из Новых Земель. Можно посадить ее на цепь во дворе, и гости тогда будут развлекаться. Они будут пихать ее палкой или кидать ей ее, а она будет приносить. Она же будет совсем глупая, не умнее собаки! – Да она будет еще глупее собаки! Она будет как тот слепой глупый пес, которого псарь убил из сострадания… – Леона засмеялась в ответ на слова Иалы, и остальные подхватили. Не каждая звучала естественно, однако расстраивать леди нежеланием поглумиться никто не хотел. – Я бы хотела посмотреть на эту уродку…