– Хорошо. Я побуду здесь немного, – запинаясь, ответила я, присев на край его кровати. Но он, казалось, не услышал меня и твердил одно и то же: – Не уходи. Я прошу, не уходи. Я несмело накрыла его руку, удерживающую мою, и осторожно погладила ее. Мое прикосновение успокоило его, он закрыл глаза. Я осмелела, провела пальцами по его вспотевшим волосам, а он, засыпая, пробормотал: – Я так люблю тебя. Полюбил с первого взгляда, даже не думал, что такое бывает. От его слов все внутри задрожало, зазвенело, как хрустальные колокольчики от дуновения теплого ветерка. Вот сейчас и я могла признаться, что мысли о нем поселились в моем сердце, и я даже не заметила, как это случилось. – Я хочу быть с тобой всегда… – снова послышался его обжигающий шепот. – Любимая… Оленька… Наверное, если бы на меня сейчас вылили ведро ледяной воды, или если бы в меня ударила молния, то эффект все равно уступал бы в силе. Было впечатление, что рядом со мной взорвалась водородная бомба, разорвав все вокруг и меня в том числе на мельчайшие частицы. Закусив до крови губу, чтобы не взвыть от полученного шока, я осторожно освободила руку, больше не слыша его слов из-за звона в ушах, и бросилась прочь из его комнаты. Сначала было острое желание не просто уйти из его дома, но и скрыться как можно дальше, где-нибудь на краю света, чтобы больше никогда не встречаться с ним. Но можно было просто уехать в Майами. Я была уверена, что он не последует за мной и уже через пару дней и думать забудет о той, кто мелькнула в его жизни, едва не изменив ее распорядок и привычный уклад. Он только вздохнет с облегчением. И эти выводы ранили еще больше. Глава 15 Уйти я так и не решилась, не могла оставить Виктора одного. Даже заставила себя еще раз войти к нему, чтобы убедиться в том, что жара у него больше нет. Он уже не бредил, крепко спал, и я могла больше не опасаться его признаний, от которых разрывалось сердце. Но даже находиться с ним рядом было сейчас для меня равносильно пытке. Просидев без сна до самого утра, я корила себя за то, что позволила устроить весь этот сумбур в своей душе, что снова разрешила любви пробраться в сердце. Я знала, что теперь будет нестерпимо сложно ее оттуда искоренить. Однажды мне это удалось сделать с Майком, я смогла навеки позабыть о преданной любви, зарыть ее в могилку ненависти и засеять газонной травкой презрения. Теперь я задавалась вопросом, удастся ли мне забыть о своей влюбленности в Виктора. Разум твердил «да», а вот у глупого сердца был иной ответ. Когда наступил по-осеннему молочно-туманный рассвет, и его лучи скромно пробрались в гостиную с потухшим камином, я услышала шум шагов в спальне Виктора. Пока я с бешено колотящимся сердцем попыталась придать себе беззаботный вид, натянув на лицо довольную улыбку и мысленно моля, чтобы он ничего не помнил из вчерашнего бреда, он вышел и бросил на меня угрюмый взгляд. Казалось, мое присутствие и мое изображаемое хорошее настроение еще больше испортили и без того его мрачное настроение. Сама собой напрашивалась мысль о том, что он злится из-за того, что произошло. Но я зря об этом беспокоилась. Мрачно поздоровавшись, он отправился на кухню варить кофе. Получив от него чашку ароматного напитка, я лихорадочно соображала, с чего начать разговор. А он в это время, не отрываясь от созерцания содержания своей чашки, вдруг произнес: – Ты не сердишься на меня за вчерашнее? У меня все внутри оборвалось от его слов. Не готова я сейчас была вообще разговаривать об этом. Полученная рана еще не затянулась и я боялась, что сейчас так некстати выдам свои истинные чувства. А он, ничего не замечая и не дождавшись моего ответа, продолжил: – Я вчера уснул, просто выключился, даже не узнал, чем закончился ваш с отцом разговор… У меня от сердца отлегло и я, заметно повеселев, сообщила: – Мы с отцом помирились. Теперь ты можешь вздохнуть спокойно. Следить больше ни за кем не нужно, нянчиться тоже. Отцу никакие отчеты не нужны, а я буду жить в гостинице и самостоятельно решать свои проблемы. – Зачем в гостинице? Он вскинул на меня взгляд, но я в нем не увидела того, чего так хотелось, поэтому, не гася улыбку, добавила: – Не могу же я постоянно пользоваться твоим гостеприимством, я уже тебе говорила. Ты мне очень помог. Спасибо… Теперь я сама… Он молчал, не возражал, а я лихорадочно пыталась удержать улыбку на своем лице. – Ладно. Я отвезу тебя в гостиницу, но сначала заедем к Саньку в участок. Мои вялые возражения по поводу его самочувствия были проигнорированы, и уже через несколько минут его машина увозила меня от дома, где остались осколки моего разбитого сердца. Чтобы не позволить печальным мыслям взять меня в плен, я весело болтала без умолку о всякой ерунде. А он, ничего не замечая, как обычно сохранял мрачное молчание, либо бросал скупое слово в ответ. С одной стороны я понимала его тоску по любимой погибшей жене, но с другой – тот сумбур чувств, что прочно поселился в душе, так и подталкивал встряхнуть его как следует, убедить в том, что жизнь продолжается, несмотря на все утраты. Но разве я имела на это право? В участке дежуривший Александр радушно встретил меня со счастливой улыбкой. – Ваша сестра нашлась, – сообщил он прямо с порога. – Она неофициально арендует квартиру, поэтому так непросто было ее отыскать. Но вчера она явилась в банк и устроила там скандал. Даже полицию вызывали. Но дамочка хлопнулась в обморок и понадобилась уже скорая… – Слишком много текста, – мрачно прервал Виктор, заметив в моих глазах растущее беспокойство. – Адрес давай. Его замечательные манеры и плохое настроение оказывается выливались не только на меня. Оставалось только удивляться, почему люди продолжали с ним общаться. И Рита, и этот молодой полицейский, казалось, совершенно не обращали внимания на его тон. Лена жила на другом конце столицы, в пригороде, не очень спокойном и не совсем благополучном районе, как мне сообщил Александр. Но я мчалась туда с сердцем, замирающим от предвкушения долгожданной встречи, ради которой я и приехала в эту страну. Жилые дома по обе стороны улицы, серые безликие многоэтажки, раскрашенные розовыми и рыжими бликами лениво показавшего из-за серых туч осеннего солнца, словно находились в состоянии полудремы, сохраняя тишину, так как большинство их жителей уже отправились на работу. Только кое-где на детских площадках виднелись мамаши с маленькими детьми, и несколько старушек медленно прогуливались со своими толстыми, раскормленными собачками неопределенной породы. Нужная нам многоэтажка встретила открытой настежь дверью подъезда и выжженными кнопками в плохо пахнущем лифте. Когда мы подошли к квартире, мое сердце с трепетом выпрыгивало из груди. Долго на мои нервные нажатия на кнопку звонка никто не отвечал, я уже начала переживать, что сестра ушла, и наша встреча будет снова откладываться. Вдруг рука Виктора спокойно накрыла мои нервно подрагивающие пальцы и убрала их с терзаемого звонка. Я замерла, вспомнив, как пыталась его убедить уехать, утверждая, что дальше справлюсь сама. «Неужели я до такой степени привыкла к его поддержке? Но скоро его не будет рядом. И что тогда?» – невольно пронеслись мысли, заставившие отдернуть пальцы от его руки, как от раскаленного железа. И именно в этот момент дверь приоткрылась, и на пороге появилась сестра. Я сразу поняла, что это она. В домашнем платье цвета первой листвы, с русыми волосами с пепельным отливом, бледно-розовым оттенком кожи, аристократически изящной шеей, хрупкими плечиками и тонкой талией она была больше похожа на сказочную фею, чем на реального человека. Мы были с ней очень похожи и овалом лица, и цветом волос, мои до покраски были такими же, и зелеными глазами, но в ее взгляде, как и в ней самой, не было никакого вызова или упрямства – хрупкая красота и достоинство. Виктор с любопытством переводил взгляд с меня на сестру, в то время как она, устав от нашего немого созерцания, заявила: – Если вы из банка, то я уже сто раз сообщала, что денег на погашение маминого кредита у меня нет. Кредит брала мама на свое имя, я не являюсь ее поручителем. А то, что банк забрал квартиру, в которой также прописана и я, незаконно. Я выписываться не собираюсь, могу доказать в суде свое право на часть жилплощади и никогда от нее не откажусь. Так что новой хозяйке придется мириться с моим соседством… – Мы не из банка, – первым отмер Виктор, в то время как я все еще продолжала смотреть на сестру во все глаза. – А если баптисты или свидетели Иеговы, то вы пришли не по адресу. Лена решительно хотела захлопнуть дверь, но я бросилась к ней и выпалила: – Лена, подожди. Я – Каролина Харольская, твоя сестра, дочь Александра Харольского. Лицо сестры стало белым как полотно. Она посмотрела на меня как на противное насекомое и звенящим голосом произнесла: – Я не считаю этого человека своим отцом! Я даже фамилию хотела сменить, только мама была против. А его детей я вообще не хочу знать! Мы с вами чужие и даже незнакомы. Пусть и впредь будет так. – Но какие же мы чужие, – растерялась я, мой голос дрожал от волнения и прерывался. – У нас общие родители, и мать, и отец. А в том, что нас разлучили, нет нашей вины. Я приехала сюда специально, чтобы найти тебя и маму. – Что за бред?! – недоверчивый взгляд сестры переходил от моего лица к Виктору и обратно. – У моей мамы больше нет детей, я единственная. – Мама была вынуждена от меня отказаться. Это долгая история, но ты можешь спросить у нее, чтобы убедиться, что я не вру, – продолжала настаивать я. – Или позволь, я с ней поговорю. Она здесь? Мои слова привели к странному результату. Лена, качая отрицательно головой, пыталась отступить вглубь квартиры, вдруг она покачнулась и прижала руки к помертвевшим губам. А затем закатила глаза, запрокинула побледневшее лицо, уронила руки и точно упала бы на пол, если бы Виктор ее не подхватил. Я наблюдала, как он с ней носится как с тряпичной куклой, пытаясь одновременно удерживать ее и похлопать по щеке. Наконец, он внес ее хрупкое, казавшееся невесомым тело в квартиру. А у меня, поспешившей следом, при виде того, как он осторожно уложил ее на прохудившийся диван, в душе заскреблось чувство, которое я раньше не испытывала. Ревность впервые вцепилась в меня своими острыми когтями, заставив даже позабыть, что та, к кому я приревновала, моя родная сестра. С большим трудом мне удалось приглушить голос этого чувства и, взяв себя в руки, я побежала на поиски кухни, откуда принесла стакан воды. Как раз к этому времени Лена открыла глаза. – Я не верю вам, – произнесла она слабым голосом. – Я не знаю, зачем вам понадобилось сочинять подобные небылицы. Но прошу вас уйти и больше здесь не появляться. Ее ответ ошарашил меня так, что я не знала, что и сказать, однако Виктор поспешил мне на помощь. – Я понимаю, что новость шокировала вас, – произнес он, заботливо помогая ей попить воды. – Но может, стоит расспросить вашу маму. Она с вами живет? Давайте с ней поговорим. Реакция Лены поразила нас обоих. Она подскочила и решительно указала нам на дверь. Еще мгновение назад она была обессиленной и безжизненной, а сейчас вибрировала от решимости. – Теперь понятно, зачем вы пожаловали. Я не знаю, где моя мать. А если бы и знала, то ни за что не сказала бы. Ясно вам? А сейчас убирайтесь и не смейте больше сюда приходить! Я попыталась ее успокоить, но она практически вытолкала нас и захлопнула дверь. Сказать, что я была расстроена, это ничего не сказать. – Дай ей время, – вдруг произнес Виктор. Он достал небольшой блокнот, быстро написал свой номер телефона на одном из листков, вырвал его и просунул в щель между дверью и стеной. После чего увел меня и усадил в машину. У меня был такой сумбур чувств, что я ни о чем не могла думать кроме этой встречи и странной тайны, которая окружала их с мамой. Я даже не сразу поняла, куда мы едем, погруженная в свои невеселые размышления. Очнулась, когда уже въехали на улицу, где был дом Виктора. – Я же говорила, что поживу в гостинице. Зачем ты сюда меня привез? – недовольно бросила я. – Твоей сестре я оставил свой номер телефона. Я уверен, она обязательно позвонит. И мне что тогда искать в какой ты гостинице? – парировал он, не отрываясь от дороги. Аргумент был слабоват, о чем я и собиралась ему заявить, но он продолжил: – Что-то в этой истории нечисто. Я попытаюсь все разузнать по своим каналам. Он увидел, что я все еще сомневаюсь, и с легкой улыбкой, которая напрочь лишала меня остатков здравого смысла, добавил: – К тому же ты обещала Рите следить за тем, чтобы я вовремя пил лекарства. Или ты уже решила освободиться от обязанностей сиделки? Меня так и подмывало заявить ему, что он не сильно похож на больного, но я не успела. Он припарковался у своего дома, со двора которого выбежала Рита с взволнованным лицом. – Это как понимать? – набросилась она на нас. – Почему меня не предупредили, что собираетесь уезжать. Я уже не знала, что и думать. А еще и свой телефон на работе забыла… – Моя сестра нашлась, – прервала я ее возмущения. – Мы ездили к ней. – Это прекрасно. Но у кого-то воспалилась рана, нужен постельный режим, – кивнула она в сторону Виктора, который с невозмутимым лицом направился в дом, и добавила, словно отчитывая меня за непослушание: – Ладно он. Но как ты это допустила? Я ведь просила… – Я не нанималась к нему в няньки! Он сам отлично справляется. Или, знаешь, возись с ним сама, терпи его невыносимый характер. А меня оставьте в покое!