— Ты как этого Янчика привела, я так сразу и подумала, что он тебя кинет… то есть бросит… Кудрявенький такой Дикаприо, блин… Бредпитовский. Смазливый козлина… Адвокатик сраный. Я так сразу и поняла, что будет адвокатиком, умотает к себе в Питер, как только последний курс закончит… Ну, то есть через полгода и слиняет… И станет там королем всех питерских адвокатов. А ты так и будешь тут еще четыре года пахать, ты ж не бросишь универ, ты крутая. Так и подумала, этот кинет, этот тебе не по зубам. Ну, тебе же не скажешь. Кто ты, а кто я в своей педлавке?.. Где аборт делала? По газете? Да? — У меня… Да… Лен, я не хотела ни к кому из знакомых обращаться… А интернета у нас тогда еще не было, ты же помнишь. — Да уж, как такое не помнить?! Самого главного в жизни у нас еще не было. Скайпа не было. Жежешки не было. Фейсбука не было… Как жили?! Не представляю!.. Ты помнишь, что он пил, когда ты его привела? Она снова похолодела… но не в ледяном гробу, полегче где-то, где не так холодно: — Нет… — А я помню, подруга. — Ленка бросила ее стопу прямо-таки брезгливо. — Он как принес Курвуазье "хо-хо"… "Хо-хо" какой Курвуазье, так его сам и сосал… Ты тогда первый косяк вытянула? Да? Который он нам свернул, да? — Да… — А я не первый… Во, Анька, я тоже умею молчать… Я даже на измене как-то успела посидеть, а тебе не рассказывала. Знаешь, почему не рассказывала? Смешно сказать: стыдно было. Вроде молодые девахи были, хвалиться надо было. А вот перед тобой не смогла. Чуяла, что не убежала вперед… думала, ты меня совсем опустишь. И я после этого, после той ломки — все, я сказала себе — завязывай, а то никакого спорта… И в тот вечер я только так, чмокнула пару раз и все. И стала на тебя смотреть — интересно, как у подружки моей умной приход будет, как, интересно, ее переть будет, чего она в кайфе скажет. Прости меня, дуру… прости, что сразу не отняла и в морду не дала… и этот "хо-хо" в морду твоему Янчику не плеснула, как эту… как серную кислоту. Ну, прости. — Да… — Думаешь, этот Янчик не собирался меня в тот же вечер трахнуть для пробы? "Да" и "нет" заткнули друг друга на выходе. Она только выкашлянула их сразу обоих, дернувшись всем телом. — Вот-вот, подруга. У тебя и "да", и "нет" застряли. В смысле, ты заранее тогда так думала — интересно, полезет он к подруге в трусики или нет. Говорила себе "нет", а самой понималось, что "да". У тебя ж сплошные эксперименты были… по молодости. Он тоже посмотрел на твою подружку — веселенькая такая, блондинка вся, хиханьки-хаханьки. Ты рада была, как все обошлось. Но он-то, подружка, шустренький, внимательный такой… вернее наблюдательный весь из себя. Четко следил, где ты, когда-куда пописать выскочишь и как… Глазки такие жесткие, как карандаши. А ручки-то у него такие мягенькие, легенькие… ох, какие чувственные, подружка… прямо только по волоскам от коленки и бежит пальчиками сначала… вот так, сначала… аж вся цепенеешь… Слушай-слушай, подружка теперь, терпи… Терпеть под пледом было легко… — И горяченькие такие, — сверлила Ленка. — Ты ж на это запала. На ручки его шаловливые, горяченькие такие, да? Что? Ничего! Только легкий столбнячок такой… И к горлу от диафрагмы подкатывает. — Лен… — "Да" или "нет"? — Да. — Кто бы спорил. Мозги у тебя слишком высоко, куда им за этими ручонками успеть, когда они уже там… Лифта скоростного для твоего ума не было… Тебе, может, тазик пора принести? Блевать еще не собралась? — Нет… Нет еще. — Но, знаешь, Анька, я тебя не подвела тогда. Мне у тебя прощения просить не надо. Я ж за тобой, умной, другим путем шустрила… всякие курсы там. Ну, и по самообороне тоже. Я ж тоже шустрая. Меня ж научили, как мизинчики ломать. Я хи-хи, и мизинчик ему сразу раз — и вывихнула… Нет, ну он, конечно, терпеливый парниша, есть за что его уважать. Помнишь, как он все пальчик отводил, когда коньяк свой пил… смешно. Прямо, как скрипач. — Он сказал, что старый спортивный вывих. — Вот, подружка, точно! — чему-то обрадовалась Ленка. — Считай, что не соврал… Точно, не соврал! — И вдруг сразу вся затихла на несколько секунд. — И вот что, подруга. Честно скажу. Все нормально. Так и должно было быть. Знаешь, я хоть палец ему и ломала, но потом так хотела, чтобы и Андрюха так умел… как этот козлина… легонько так, тепленько, только-только по волоскам… ювелирно, знаешь. Дулась на него. Целый комплекс нажила… Ё-маё, Ань, это ж как героин! Раз кольнулся и — все… и даже если соскочил, все равно потом всю жизнь про него, проклятого, день и ночь будешь думать. Лежи! Ленка вскочила и куда-то пропала. Эти руки, да, Ленка, эти пальцы, ты бы тогда научила меня их ломать все, по очереди… Нет, это ты сейчас себе выдумываешь, дура! А тогда были только эти пальцы. И как будто даже его самого целиком не было… Один "героин". Одной дозы для очень умной и самоуверенной дуры достаточно. — Вот, хлебни-ка! Ленка крепко подхватила ее под голову, приподняла. Она, не глядя, отхлебнула. В меру горячий, в меру крепкий чай с сахаром и лимоном. Потом еще чем-то грохнула Ленка… И вправду, тазик принесла. — Но и это не главное, Ань, да?.. Стой, не отвечай… То есть лежи давай… Это я просто о главном. Я тебе сейчас все это главное порежу, как огурчик, — и кусочками дам, чтобы ты не давилась всей правдой сразу. А потом будет еще одно главное. Еще один огурчик, да? Ленка оглушительно затаила дыхание. Потом неслышно вздохнула. — Ну вот, подруга, слушай. Ты мне, значит, ничего не говоришь, но все происходит рядом со мной по такому, самому-самому банальному сюжету. Если бы не банальный, ты бы мне, может, и рассказала — а так, просто совсем уж дурой оказаться в моих глазах, да? Можешь не отвечать… Ты слушай. Первый кусочек. Ты банально залетаешь… У меня вопрос, почему ты, дура, не предохранялась. "Да" и "нет" не скажешь, поэтому отвечаю я. Потому. Потому что, если разобраться, залетела еще раньше… И вот в тот раз взяла и не предохранялась. Пальчики в перчатках не то, да? Да. Отрезаю второй кусочек… Ты говоришь ему всё про всё. Он говорит: типа, зря поторопилась… нет, он говорит, типа, мудро: "Мы зря поторопились"… Да? — Ты — страшный человек, Ленка! Это ты — гипнотизер и телепат. — "Да" или "нет"? Так он говорит? — Да. Почти. Смысл такой. — Как все в этой банально и однообразно!.. Ну. дальше — понятно что. Обещать — не значит жениться. Ты играешь на время, а он — со временем. Ему в Питер надо. Все устроить… И тихо так линяет. Отваливает. Ты вся в слезах и соплях идешь… Все-все! Тихо! — прикрикнула Ленка наперед, не дожидаясь, дернется ли подруга под пледом или нет. — Знаю, у тебя соплей не бывает. Просто вся сухая до донышка идешь, значит, чиститься, прости Господи. Потом тебе банально говорят, что детей у тебя больше не будет. "Анька, — говорю я потом себе, а не тебе. — Это просто "классика". Самая банальная "классика". Против этого никакой гипноз не действует. Против лома нет приема". Ты идешь домой, и твоя мама, Ольга Николаевна, Царствие ей Небесное, почему-то сразу обо всем узнает. Я ничего не знаю, а она узнает. А почему она так быстро узнала?.. Разрешаю — говори. — У меня потом кровотечение было. Я не успела… Прямо при ней. Она испугалась, сразу — скорую… Ну, я тоже напряглась… А потом врач ей и намекнула. Там, в прихожей. — У Ольги Николаевны сердечный приступ — и все. Я на секундочку буду циник, подруга. Так надо. Похороны проскакиваем. Я тогда была… Ты остаешься одна… Нет, ты решаешь остаться совсем одна. Ты мне еще звонишь. Мы еще видимся пару раз. Ты уже никакая. Ты сжигаешь мосты. Ты начинаешь долбиться… у тебя там шалман. Ты еще перед похоронами долбилась, что, не видно было? Если бы не начала, может, еще тормознула. Но ты же максималистка всегда была. Долбиться так долбиться. С универом понятно что. Потом был звонок твой. Ты все-таки тормознула. Почему? Почему именно тогда? — У меня сон был… — Сон?! — от души удивилась Ленка. — Ты же в сны не веришь. — Не знаю. В этот поверила. Ко мне мать во сне пришла… — Так. Тогда давай в подробностях, — очень заинтересовалась любившая всякие сны Ленка. — Я и даю, Лен. — Под пледом говорить было легко, как-то приятно вибрировало тепло под пледом. — Я как раз на измену села и, сама не знаю как, заснула. Даже странно. Наверно, поэтому все казалось прямо, как в реальности. Она за мной в школу пришла. Представляешь? Первый класс. За окном темно, очень темно, давно надо уходить, все уже ушли из класса, кроме нее. Почему она застряла, непонятно. Она собирает какие-то вещи в портфель — учебник, карандаши. Торопится, но при этом почему-то боится выйти из класса… Долго, очень долго идет к закрытой двери. С трудом открывает ее, будто дверь с другой стороны сдерживается очень тугой пружиной. Она с трудом протискивается наружу… а там ничего нет. Только маленькая "полочка" на огромной высоте, над землей… а в стороне — не допрыгнуть! — школьная лестница, как скелет огромной змеи, сложенной в колена до земли. А внизу — там, где должен быть выход из школы, раздевалка, двери… только уже ничего нет, одни бетонные плиты какие-то со штырями, торчащими вверх. И стоит мама и ждет ее. Она кричит маме с этой "полочки": "Мама!" Кричит в ужасе. Последняя надежда, что только мама поможет, снимет с этой страшной высоты. Мама поднимает глаза, смотрит на нее снизу — и видно, что мама ничего не может сделать. Просто стоит так горестно, потерянно… Она не может спрыгнуть — страшно! А мама не может уйти, не забрав ее из школы, которой уже нет. И она все стоит на этой "полочке", а у нее за спиной раз и навсегда закрытая дверь класса, которую теперь — она точно знает! — никак не открыть, потому что не повернуться и сил не хватит. И она стоит так, на месте, глядя вниз на маму, и не знает, что делать. И друг "полочка" под ее ногами начинает гнуться вперед, вниз — и ноги начинают скользить. Она съезжает… мама внизу с ужасом смотрит на нее… И она падает, летит вниз! — Я проснулась и заорала. Я поняла, что мне конец, и это было последнее предупреждение. Я сразу решила, что делать. — И через две недели ты мне уже звонила из аэропорта. — Через десять дней, Лен. — За десять дней разменяла квартиру?! — Долго ли умеючи… — Ну да, с твоими гипнотизерскими способностями долго ли… Но знаешь, Анька, я тоже шустрая. — Это для меня не новость. — Погоди, не перебивай. Слушай. Я уже через два дня после того, последнего звонка, поняла, что ты не пропадешь. Ты что думаешь, я пробила живо твои координаты. Про Владивосток, конечно, ничего не узнала, но узнала, что ты еще две недели назад была-жила в отличной двухкомнатной, типа, сталинской квартирке на Проспекте Мира… а теперь вдруг оказалась в однокомнатной, в городе Пушкине. Оцени, подружка, мою веру в тебя: у меня и в мыслях не было, что ты скинула свою квартиру за наркоту… голос у тебя не такой был. Я так и подумала, что ты разменялась куда-нибудь… но уж точно не на Питер… значит, в другую сторону — скажем, на Нижний или на Екатеринбург какой-нибудь. Так далеко, во Владик, моя мысль не залетала. А зря… Значит, я тебя недооценила… — А ты не подумала, что во Владике наркота дешевле, чем в Екатеринбурге. — Нет, тогда спросить было не у кого… А что, правда? — Ленка на несколько секунд задумалась, даже нахмурилась. — Знаешь, не подумала именно потому, что ты себе плацдарм под Москвой оставила… Нет, ты оцени. — Ленка, я тебя люблю! — призналась она. — Я это и так знаю, — не воодушевилась подруга. — Иначе бы сцену тебе устроила, когда ты появилась снова-здорово. Через два года. Честно скажу тебе, Анька… я так рано тебя не ждала. Прикольно, да? — Хочешь — "да", а хочешь — "нет"… Это потому что мне самой жутко интересно, что дальше будет. — Не торопись, тазик еще пригодится, — предупредила Ленка. — И вот когда ты вернулась так быстро, я сразу поняла, что там был "второй звонок". Там, где ты отсиживалась, с тобой еще что-то случилось… Может, даже пострашнее, чем здесь. И когда я тебя увидела на улице, я так сразу и поняла… что так и есть. Ты идешь такая навстречу, вся такая собранная, уверенная… точно, соскочившая… и глаза у тебя… ну как у Терминатора. Я подумала: "хуже уже не будет, раз стало настолько хорошо и круто". Что, угадала?.. От себя, от своей кармы даже во Владик не убежишь. Там ты за что боролась, на то и напоролась… Я подумала: "так мужиков ненавидеть, со одного захода… бывает, конечно, но тут не та история". И я подумала: что может быть самым худшим? И почему ты совсем завязала, и сразу вся такая крутая стала и совсем не добрая. Думала, думала и придумала, что ты там налетела… в смысле, не залетела, а налетела там на какой-нибудь шалман, и тебя какие-то гады пропустили по кругу… Ленка примолкла, взяла плановую паузу, присмотрелась. Она лежала под пледом, теперь как струнка натянутая… и ждала от Ленки одного — вот сейчас она отпустит, ослабит струну. Подруга поможет, раз взялась. — Вот! — воодушевилась Ленка, видя, что угадала и можно угадывать дальше, будто в игре "Как стать миллионером". Похоже было на то, что остался один, последний вопрос… На весь миллион! — А потом… я вообще, ничего не поняла! Оказывается, ты замужем да еще за ментом! "Это как?!" — думаю. И тут мне приходит совершенно бредовая мысль: да тебя какие-нибудь менты и пропустили…