— Невозможно. Это рецепт моей бабушки. Это ложь, поскольку моя тетя никогда не говорила о своей матери, моей бабушке. — Хм-м, ну, тогда я буду пытаться воссоздать этот изысканный вкус, о котором ты говоришь. Я бы тоже хотел попробовать нечто подобное. — Он еще раз ухмыляется: дерзко и невероятно сексуально. Кто-то включил отопление? В горле, кажется, слегка пересохло, и я клянусь, что каждая пара глаз в комнате направлена на меня и мое огненно-красное лицо. — Не уверена, что ты настолько хорош, — я слегка пожимаю плечами и отворачиваюсь, прежде чем внезапно воспламениться из-за этой сумасшедшей жары. — Вот же черт, — Мэдди шепчет Джастине, которая сидит возле нее. Та кивает в знак согласия. Пьер выглядит самодовольным, эгоистичным и самоуверенным. — Возможно, здесь не хватает ингредиента. Какой, говоришь, солоноватый продукт я забыл? Я обращу больше внимания на творог, когда буду готовить его в следующий раз, и попытаюсь повторить вкус. Сладкий, но в то же время соленый десерт, который должен сочетать правильное количество вкусов, чтобы заставить нас жаждать его снова и снова. Я смотрю на Пьера. Я задыхаюсь и отчаянно желаю, чтобы он провел своим языком по любой части моего тела. Он поворачивается и уходит, а я остаюсь в тумане гормонов, угрожающих уничтожить мой мозг. О боже мой! Что со мной происходит? — Холли? — говорит Мэдди, вырывая меня из моих соблазнительных воспоминаний о вечере вторника. О том, как он прикасался ко мне, как впивался в меня пальцами, пока толкался своим языком внутрь меня. — Холли? — повторяет она, определенно возвращая меня в комнату для персонала. — Да, — отвечаю я, хотя мой голос охрип, потому что я чертовски сильно возбуждена. — Что это было? — Я не знаю, — я отвечаю слишком быстро. — У него слабость к тебе, — добавляет Джастина, когда мы встаем и покидаем теперь уже невероятно горячую и душную комнату. — Сомневаюсь, — усмехаюсь я. Их не касается, что происходит между мной и Пьером. — Знаешь, он очень сильно изменился с тех пор, как ты устроилась сюда, — говорит Джастина, локтем толкая Мэдди, которая немного ниже нее. Они кивают головой, приподняв брови и явно ожидая от меня ответа. — Это не мое дело, чем он там занимается. — Когда-то давным-давно он был мастером на кухне. После того как Ева умерла, он стал эгоцентричным монстром. Но в последнее время... — Мэдди замолкает и качает головой. — В последнее время он нашел ту искру, что когда-то потерял. Его блюда стали более креативными, и он все больше отдается работе. Он как будто снова начал жить. Я слушаю, что эти сплетницы рассказывают, но сама ничего не говорю, чтобы не давать им ни малейшего представления о наших с Пьером отношениях вне ресторана. Но я уверена: то, как он наблюдает за мной, как хватает и целует меня, когда мы наедине, мои припухшие губы рано или поздно выдадут нас. Однажды каждый будет знать, что происходит между нами. Но пока это никого не касается. Как начинается смена, так же начинается ресторанная прелюдия. Я иду к раздаточному столу, чтобы убедиться, что тарелки уносятся вовремя, а Пьер уже ждет меня, улыбаясь и подмигивая. Когда я ухожу, то чувствую его взгляд на своей заднице. И когда оборачиваюсь через плечо, он стоит на своей кухне, пожирая меня глазами. Позже я иду на кухню и «случайно» роняю щипцы на пол. Конечно же, мне приходится наклониться, чтобы поднять их. И я слышу низкий стон Пьера. Направляясь в уборную, Пьер проходит мимо меня и едва касается моей руки, нежно проводя пальцами по моей разгоряченной коже. И мое сердце громко стучит, предвкушая следующее тайное прикосновение. * * * Смена подходит к концу, и ресторан работает до последнего посетителя. Я захожу на кухню, а Пьер кричит на одного из своих поваров. Что-то по поводу стейка и того, что тот не был правильно приготовлен. Закончив, он поворачивается и видит меня. — Холли, какой приятный сюрприз. Я как раз собирался выбросить мусор. Подыши со мной свежим воздухом, — говорит он, хватает ближайший мусорный пакет и связывает его концы в узел. Я замечаю, что в нем едва ли что-то есть, поэтому он, должно быть, использовал эту уловку, чтобы мы побыли наедине. Когда мы выходим, Пьер пытается поцеловать меня. — Нет, Пьер. Нам нужно поговорить о том, что происходит здесь, на работе. — Ну, я с удовольствием наблюдаю за тобой, и мне очень нравится смотреть, как ты возбуждаешься. — В том-то и дело. Пока мы не знаем, кто мы друг для друга, думаю, нам стоит оставаться профессионалами на работе. Пьер качает головой, выкидывая мусор в огромный промышленный бак. — Non, прости, но это меня не устраивает, — беспечно говорит он. — Ну, это устраивает меня, — возражаю я, сложив руки на талии — чувствую надвигающийся спор. — Я не могу не смотреть на то, как ты покачиваешь бедрами, улыбаешься другим и сводишь меня с ума от желания. Это невозможно, — его акцент усилился. — Мы не можем вести себя как два подростка. Мы не знаем, что будет, когда мы станем парой. Что, если у нас не получится? Тогда все не будут деликатничать. — Мне плевать на всех и что они там думают. Я хочу тебя, ты хочешь меня, — заявляет он, скрещивая руки на груди. — Но нам нужно оставаться профессионалами. — Я мужчина, ты женщина. В чем проблема? — Проблема в том, что это ресторан, а не спальня или школьный двор. — Oui, ты права, мы не на школьном дворе. Мне сорок один, Холли. Я любил и терял. Я уже сдавался и теперь начинаю жить заново. Я слишком стар, чтобы играть в игры. Я слишком упрям, чтобы быть терпеливым, и ты, конечно же, слишком привлекательна, чтобы я перестал смотреть на тебя так, будто хочу тебя каждую свободную минуту. Вот кто я. Я мужчина, который хочет тебя, а еще я желал только одну женщину за всю свою жизнь, и она больше не со мной. Я не буду профессионалом, я буду трахать тебя глазами и целовать тебя при любой возможности. Мои колени подкашиваются, желудок скручивает, а мозг вдруг забывает все логические доводы. Пьер делает хищный шаг ко мне, и я опускаю плечи, сдаваясь. Он наклоняется и прижимается открытым ртом к моим губам. Мое тело даже не пытается сопротивляться. Его язык овладевает моим, требуя подчинения. И я сдаюсь. — Если я хочу целовать тебя, то буду делать это. Если я захочу в кабинете полакомиться твоей киской, то сделаю это. Если я захочу нагнуть и трахнуть тебя на кухне посреди смены, то я сделаю это. И мне плевать на то, кто и что скажет об этом. Я не знаю, или это его прекрасный французский акцент, или то, как он произносит каждое слово, но я теряюсь в нем и в его страстности. — Хм... — что еще я могу сказать? Он просто заявил, насколько сильно хочет меня, и мои чувства взаимны. — Не хмыкай. Теперь, когда мы все прояснили, я буду делать что хочу и когда хочу, но когда дело доходит до Эммы, я буду крайне осторожен рядом с ней. И я хочу снова встретиться с ней. У нас пицце-свидание. — Пьер обнимает меня и целует в лоб. — В понедельник днем, сразу после школы, вы сможете приехать ко мне домой? — У нее есть домашнее задание. Я делаю глубокий вдох и улавливаю его аромат. Боже, он пахнет как свежий теплый хлеб прямо из горячей печи. — Я помогу ей, а потом мы приготовим пиццу. — Пьер, — я начинаю возражать только потому, что пытаюсь ограничить воздействие Эммы на Пьера. Я не хочу разбить ей сердце, если у нас ничего не выйдет. Но, судя по тому, что говорит Пьер, он даже не допускает такой возможности. — Возможно, я и родился во Франции, но я знаю английский. Я помогу ей с домашним заданием, а потом мы приготовим пиццу, — повторяет он. — Ты действительно думаешь, что это хорошая идея? — я не прошу его одобрения, я пытаюсь заставить его подумать логически. — Ты должна перестать думать о нашем возможном конце и начать жить настоящим. — Но что между нами? — Мы познаем глубину наших чувств, и, надеюсь, я никогда не коснусь дна того, что чувствую к тебе. Я хочу погрузиться в чувства к тебе до последнего вздоха. Он действительно это говорит? — Пьер, — я качаю головой, не зная, как ответить. У меня пропал дар речи от его неотразимости. — Non, тебе не нужно ничего говорить. Ты должна позволить мне доказать, что я буду надежным для тебя и для Эммы. Я кладу голову на его грудь, и он целует меня в макушку и удерживает в своих крепких объятиях. Он поразителен. Меня засасывает в его всепоглощающий омут.