– Э-э… А Саммер попозже придет? – Не знаю, Кайл. – О! Ну ладно… – Он кивнул, стараясь скрыть разочарование. – А как доктор Либерман? Я предполагал, что еще, наверное, слишком рано, чтобы новости распространились, но надеялся, что он все же не спросит. Мне не хотелось быть первым, кто сообщит о случившемся. – Он умер прошлой ночью. Лицо Кайла вытянулось. – Умер? Извините, я не знал… – Вам не за что извиняться. Я видел, как он пытается подобрать слова. – Он был хорошим человеком. – Да, был, – согласился я. Бывают эпитафии и похуже. Направляясь в зал для аутопсии, я пытался сосредоточиться на предстоящей работе, но это оказалось совершенно невозможным в обстановке, столь тесно связанной с Томом. Проходя мимо зала, где он работал, я остановился, а потом зашел внутрь. Там все оставалось так же, как и вчера. На столе лежал скелет Терри Лумиса, теперь уже полностью собранный. Зал ничем не отличался от любого другого, не ощущалось никакого присутствия Тома. Я уже собрался выйти, когда заметил плейер, по-прежнему стоявший на полке рядом со стопкой джазовых дисков. И тут до меня окончательно дошло. Том умер. Я некоторое время просто стоял, переваривая неумолимую реальность. Затем вышел, не потрудившись придержать тяжелые двери, с грохотом закрывшиеся за моей спиной, и направился дальше по коридору в зал, где меня поджидали кости мелкого воришки. Скелет Ноя Харпера уже давно должен был быть собран и осмотрен. В задержке никто не виноват, но дело было поручено мне и я чувствовал себя ответственным за опоздание. И теперь был решительно настроен закончить работу, даже если придется проторчать тут всю ночь. К тому же мне было просто необходимо отвлечься. Череп и крупные кости рук и ног лежали на столе примерно в том месте, где и должны находиться анатомически, но все остальное было лишь грубо рассортировано. Я собирался следующим номером собрать позвоночный столб, чуть не самую сложную часть скелета. Позвоночник – это главным образом сочлененная оболочка, защищающая спиной мозг, отличный образец изобретательности природы, чудо биологической инженерии. Но сейчас у меня не было настроения восхищаться этим чудом. Начав с шейного отдела, я принялся аккуратно собирать позвонки. Но далеко не продвинулся. Шейные позвонки меньше, чем позвонки грудной и поясничной части спины. Их всего семь, отсчет идет от основания черепа, и каждый четко входит в пазы предыдущего и последующего позвонков. Первые пять я собрал довольно быстро, но шестого на месте не обнаружил. Давай же, Хантер, сосредоточься. Я раздраженно еще раз перебрал все позвонки. Но единственный найденный еще шейный позвонок был не того размера и формы. Явно седьмой, а не шестой. Одного недоставало. А этого быть не могло. Хотя тело Ноя Харпера очень сильно разложилось, оно было совершенно целым, когда его эксгумировали. И если бы один шейный позвонок отсутствовал, мы бы это сразу заметили. Так где же он? Со странной уверенностью я направился к стоящему на столе микроскопу. И ничуть не удивился, обнаружив на подставке под линзой маленький белый предмет. Мне бы следовало раньше догадаться. А я-то все думал, чем занимался тут Том, когда с ним случился инфаркт. Теперь я это знал. Когда я посмотрел в микроскоп, изображение было мутным. Я отрегулировал фокус, и позвонок стал четко виден. Он походил на коралл с крошечными отростками и канавками, его пористая поверхность под увеличением казалась изрытой. И тоненькие трещины казались глубокими, как пропасть. Выпрямившись, я вынул позвонок из микроскопа. Невооруженным взглядом микроскопические переломы были практически не видны. Их оказалось два, по одному на каждой – тонкой костной перемычке, соединяющей тело позвонка с более хрупкой нейтральной дужкой. Чувствуя странную пустоту в голове, я положил позвонок и пошел в тот зал, где работал Том. Направившись прямиком к скелету Терри Лумиса, я взял со смотрового стола шестой шейный позвонок и поднес к свету. Переломы были еще менее заметны, но тем не менее точно такие же. Так вот, значит, это что. Я не ощутил никакого удовлетворения, лишь некоторую грусть. Это открытие сделал Том, а не я. Достав мобильник, я позвонил Полу: – Я знаю, как их убили. * * * – Значит, это все-таки удушение. Пол равнодушно смотрел на позвонок, который держал в руке. Мы находились в зале Тома. Я уже показал Полу переломы на шестом шейном позвонке Ноя Харпера, прежде чем привести сюда и показать такие же трещины на позвонке Терри Лумиса. – Не вижу другого способа получить такие переломы, – сказал я. – В принципе сильным ударом по шее сзади можно сломать позвоночник, но в этом случае повреждение будет более ярко выражено. Ну а уж вероятность совершенно одинаковых травм у двух разных жертв можно даже не рассматривать. Нет, эти переломы – результат воздействия чем-то более узконаправленным. Более контролируемым. Похоже, слово «контроль» наиболее часто встречается в деле Йорка. – По крайней мере мы теперь знаем наверняка, почему у Лумиса и Харпера розовые зубы, – согласился Пол. – И стало понятным, что делал Том в другом зале для аутопсии. Он обнаружил переломы на позвонке Лумиса и пошел посмотреть, нет ли таких же у Харпера. Ты так это себе представляешь? – Более-менее. Когда он рассматривал позвонок под микроскопом, ему позвонил Йорк. Полагаю, в этом есть некая ирония, только непонятно, какая именно. Пол аккуратно положил кость. – Господи, от этого разрыдаться хочется. Он выглядел очень усталым. Смерть Тома сильно по нему ударила, и ложная тревога с Сэм тоже не способствовала хорошему самочувствию. Он немедленно прервал заседание факультета, когда я ему позвонил. Едва он вошел, я сразу понял, что недавние события не прошли для него даром. Темные круги под запавшими глазами, плохо выбритые щеки и подбородок – иссиня-черная щетина подчеркивала бледность его лица. Пол попытался подавить зевок. – Извини. – Кофе хочешь? – предложил я. – Попозже. – Он с усилием сосредоточился. – А как с позвонком у останков, найденных в лесу? Их ты тоже проверил? – Пока ждал твоего прихода. Двух позвонков недостает, но оставшиеся все целы. Включая шестой шейный. Неудивительно: ведь Уиллис Декстер погиб в автокатастрофе, а не был убит, как Терри Лумис и Ной Харпер. – Значит, мы имеем дело с наращиваемым давлением на шею обеих жертв, достаточно мощным, чтобы сломать дужки, не ломая при этом подъязычную кость. – Пол поднял руки и посмотрел на них. – Ты не помнишь, у Йорка большие руки? – Недостаточно большие, чтобы это сделать. Единственное, что я помнил о руках Йорка, – следы никотина на пальцах. Но и Лумис, и Харпер, оба были взрослыми мужчинами. Нужно обладать колоссальной силой и огромной лапищей, чтобы обхватить их шеи и сломать позвонок. К тому же в этом случае скорее всего подъязычная кость тоже бы сломалась. – Больше похоже на удавку или гарроту, чем на удушение руками, – сказал Пол. – Чем бы он ни пользовался, это должно было быть зафиксировано у них на шее в одном и том же месте, каждый раз нанося одинаковое повреждение шестому позвонку. Хотя трудно сказать, что это может быть. – Том догадался. Пол удивленно поглядел на меня. – Да? – Помнишь, что он сказал Мэри, когда его везли в больницу? «Испанский». Мы тогда не поняли, что он имел в виду. То, что Пол не сразу сообразил, о чем идет речь, лишний раз показало, насколько он вымотался. – Испанский ворот! Господи, мне следовало бы сообразить. Мне тоже. Обмотайте кровоточащую рану бинтом или тряпкой, затем просуньте туда какую-нибудь палку и закрутите. Это и есть испанский ворот. Изначально это был всего лишь импровизированный жгут, который можно ослабить или затянуть по желанию. Простенькое приспособление, спасшее немало жизней. Но Йорк его использовал для другого. Я подумал о найденных агентами БРТ в гараже Йорка фотографиях. Искаженные, потемневшие и одутловатые лица. Наливающиеся кровью, когда Йорк оборот за оборотом закручивал ворот, постепенно удавливая жертвы до смерти. И фотографируя этот миг. Я постарался забыть о снимках. – Возможно, Йорк даже не понял, что оставил видимые следы. Он никак не мог знать, что дужки ломались. И даже если обратил внимание на розовые зубы, вряд ли понял, что это означает. Это малоизвестный феномен. – И это возвращает нас к обилию крови в коттедже, – сказал Пол. – Лумис был задушен – значит, она никак не может принадлежать ему. Так чья же она, черт побери?