Я протянул руку к пакетику. Эксперт, прежде чем передать мне пакетик, дождался сперва кивка Гарднера. Я поднес пакет к свету. Кожа порвалась и треснула в нескольких местах, в основном на тыльной стороне, но по-прежнему сохраняла смутные очертания кисти. Она была мягкой и гибкой, оставшееся на ней масло испачкало пакетик изнутри. – Она не была содрана, – сообщил я. – Если бы ее содрали, то она была бы просто плоским куском. Эта местами хоть и треснула, но в остальном более-менее целая. Думаю, она была отторгнута от кисти целиком. Гарднера с экспертом мои слова ничуть не удивили, но я видел, что Джейкобсен по-прежнему не понимает. – Отторгнута? – Кожа сама соскальзывает с мертвого тела через несколько дней. Особенно с выступающих частей, таких как голова, ступни. И кисти рук. – Я потряс пакетик. – Я абсолютно уверен, что это тот самый случай. Она вытаращилась на пакетик, начисто позабыв о своей обычной сдержанности. – Вы хотите сказать, что это соскользнуло с трупа? – Примерно так. – Я повернулся к эксперту, следившему за беседой с кислым выражением лица. – Вы со мной согласны? Тот кивнул. – Хорошая новость, что она мягкая и гибкая. Не придется ее вымачивать, прежде чем снять отпечатки. Я почувствовал взгляд Гарднера и понял, что он уже сложил два и два. Но Джейкобсен была в шоке. – Вы можете снять вот с этого отпечатки? – Конечно, – ответил ей эксперт. – Обычно она высохшая и хрупкая, и приходится ее вымачивать в воде. Затем натягиваешь ее, как перчатку, и делаешь отпечатки пальцев, как обычно. Он поднял руку и пошевелил пальцами, чтобы проиллюстрировать свои слова. – Не позволяй нам тебя отвлекать, Дики, – сказал Гарднер. Агент опустил руку, слегка смутившись, и вернулся к машине. Гарднер постучал конвертом по бедру и посмотрел на меня чуть ли не сердито. – Ну? Вы ей скажете или я? – Скажете что? – поинтересовалась Джейкобсен. Губы Гарднера сжались в ниточку. – Скажите ей. Она повернулась ко мне. Я указал на машину. – Мы не могли понять, как Йорку удалось оставить на месте преступления отпечатки пальцев своих жертв после их смерти. Теперь мы это знаем. Лицо Джейкобсен просветлело. – Вы хотите сказать, он использовал кожу с их рук? Надевал ее как перчатки? – Я никогда раньше не слышал о таком способе, но похоже, он делал именно так. И скорее всего поэтому тело Ноя Харпера так сильно разложилось. Йорк хотел получить кожу с кистей его рук до подмены трупа Уиллиса Декстера. А потом, подождав еще несколько дней, вернулся в ельник и снял отторгнутую кожу и с кистей рук Декстера. Животных не интересуют отвалившиеся куски, когда в их распоряжении целое тело. А если бы и заинтересовали… Ну, тогда он просто использовал бы еще чьи-нибудь. Я вдруг разозлился на себя за то, что не сообразил этого раньше. И ведь было ощущение дежавю от моих сморщенных рук, когда я снял латексные перчатки, – но я проигнорировал подсказку. И Том говорил, что мне нужно почаще прислушиваться к своим инстинктам. К Тому мне бы тоже следовало прислушаться. Джейкобсен взяла у меня пакетик для улик и принялась разглядывать содержимое с выражением одновременно брезгливым и зачарованным. – Дики сказал, что она не высохшая. Это значит, что она отделилась от тела совсем недавно? Я подумал, что она скорее всего вспомнила об Ирвинге. Хотя об этом вслух не говорили, все отлично понимали, что профайлер наверняка мертв. Но даже если его убили прямо в день похищения, для отторжения кожи нужно больше времени. Кому бы эта кожа ни принадлежала, это не Ирвинг. – Сомневаюсь. Такое впечатление, что ее специально смазывали маслом для сохранности и чтобы оставалась мягкой… Я осекся и посмотрел на ветровое стекло, на жирные пятна, оставленные кожей на стекле. – Детское масло. Гарднер с Джейкобсен уставились на меня. – Отпечаток на кассете, найденной в коттедже, был в детском масле, – сказал я. – Ирвинг считал, что это доказательство сексуального мотива убийства, но это не так. Йорк пользовался детским маслом, чтобы отторгнутая кожа оставалась мягкой. Имеющиеся в ней натуральные масла высохли, а он хотел, чтобы отпечатки получились четкими и ясными. И поэтому натирал ее, как обычную старую кожу. Я вспомнил издевательский комментарий Ирвинга «если, конечно, он не питает слабости к увлажняющим средствам». Профайлер оказался ближе к истине, чем сам думал. – Если Йорк коллекционировал отпечатки пальцев своих жертв, то почему тогда не забрал кожу с рук и Терри Лумиса тоже? – поинтересовалась Джейкобсен. – Она осталась на теле в том коттедже. – Если бы ее не было, мы бы догадались, что к чему. – От отвращения к себе голос Гарднера звучал грубо. – А Йорк хотел сам выбрать время, чтобы просветить нас, чем он занимается. Я смотрел, как эксперты аккуратно обрабатывают специальным порошком для выявления отпечатков очередную часть машины. Работали они очень тщательно. – Так почему именно сейчас? – спросил я. Гарднер покосился на Джейкобсен. Та пожала плечами. – Он опять бахвалится – сообщает нам, что не боится быть пойманным. Он явно не считает, что это поможет нам его поймать. Рано или поздно мы все равно бы поняли, чем он занимается. А действуя таким вот образом, он по-прежнему контролирует ситуацию. Другой вопрос остался незаданным: почему я? Но я боялся, что уже и так знаю ответ. Гарднер посмотрел на конверт, который держал в руке. Он явно принял какое-то решение. – Диана отвезет вас в гостиницу. Оставайтесь там, пока я не позвоню. Никого к себе не впускайте. Если кто-то скажет, что это обслуживание номеров, убедитесь в этом, прежде чем открыть дверь. – А что с моей машиной? – Мы вам сообщим, когда закончим. – Он повернулся к Джейкобсен. – Диана, на пару слов. Они отошли в сторонку, за пределы слышимости. Говорил только Гарднер. Я видел, как Джейкобсен кивнула, когда он передал ей конверт. Интересно, что в нем такое, подумал я, но как-то без особого интереса. Я поглядел на экспертов в белых комбинезонах у моей машины. Пыльца, которой они обрабатывали поверхности в поисках отпечатков пальцев, приглушила цвет автомобиля, отчего он тоже стал похож на что-то мертвое. Я почувствовал горечь во рту и провел пальцем по шраму на ладони. Сознайся. Ты перепуган. Меня уже однажды преследовал убийца. Но я было понадеялся, что это осталось в прошлом. И вот теперь это случилось снова. Когда мы ехали в гостиницу, начался дождь. «Дворники» убирали толстые капли, стекавшие по лобовому стеклу машины неровными полосками, но они тут же появлялись снова. За пределами территории госпиталя дороги и бары были еще заполнены. Яркие огни и оживленные улицы успокаивали, но казались какими-то нереальными. Возникло чувство, что меня отделяет от них не только стекло машинного окна. Я ощущал, что безопасность, которую они предлагают, иллюзорна. На этот раз меня не волновало даже близкое соседство Джейкобсен – я вспомнил о ее присутствии, только когда она заговорила. – Дэн говорит, Лумиса и Харпера задушили какой-то удавкой, – сказала она. Я потянулся, удивленный таким началом разговора. – Скорее всего штукой, известной как «испанский ворот». Это своего рода турникет. Я объяснил ей, как он работает. – Это совпадает с тем, что нам известно о Йорке. Ему наверняка должна нравиться власть, которую дает подобная штуковина. Власть над жизнью и смертью в буквальном смысле; она приносит куда большее удовлетворение, чем просто убийство, позволяет ему контролировать процесс, самому решать, когда и как увеличить давление, чтобы убить жертву. – Джейкобсен быстро глянула на меня. – Извините, не очень тактично с моей стороны. Я пожал плечами. – Ничего. Я видел, что делает Йорк. И не собираюсь падать от этого в обморок. – И что же, по-вашему, означает его сегодняшний демарш? – Если бы он всерьез решил заняться мной, то зачем предупреждать об этом заранее? – Но, уже договаривая эту фразу, я осознал, что та, другая убийца поступила точно так же. Джейкобсен мои слова не убедили. – Йорку необходимо самоутверждаться. Для такого нарциссиста, как он, то, что случилось с доктором Либерманом, – это потеря лица. И для восстановления самоуважения ему необходимо предпринять что-то еще более зрелищное. Как, например, заранее предупредить следующую жертву.