Когда я вышла на улицу, легкий дождик намочил мне волосы. Я подумала, что, когда в день свадьбы на фату невесты падают капли дождя, это сулит счастье, а на моей свадьбе никакого дождя не было. В тот день на небе вообще ни облачка не показалось, летний день выдался на удивление солнечный, и при каждом движении я обливалась потом. Помню, как надела обтягивающее платье, и ткань прилипла к потной коже. Как смотрела в зеркало и думала, что это не я, что я похожа на белое животное, которое вот-вот убьют. Со временем роль Мариам стала мне даваться намного лучше. И это она теперь ощущает себя здесь чужой. Судя по имени на почтовом ящике, домовладелица по-прежнему живет на первом этаже. Надо же, до сих пор в дом престарелых не съехала… Вот это боец! Я спустилась к двери в подвальчик. В окнах горел свет, в квартире играла какая-то тяжелая музыка. Подкравшись к приоткрытому кухонному окну, я заглянула внутрь. Над разделочным столом склонился мужчина в шортах и черной футболке. Борода у него короче, чем прежде, волосы длиннее и светлее, да и сам он похож на Иисуса. Заметил меня не сразу, но, увидев, вздрогнул и подошел к окну. Да, он и впрямь постарел. Я стояла у окна, смотрела на него и ждала. И он наконец узнал меня. Пробормотал: — Лив. Охренеть… Я рассмеялась и подумала, что мой голос действительно похож на голос Лив. Когда-то я и правда была такой — легкой, игривой. Но давно изменилась. В последние годы самым главным для меня было все делать правильно. Правильно воспитывать ребенка, готовить полезную для здоровья пищу, мыть окна, жить, как нормальные люди. Лив такая нормальность была чуждой. Ингвар скрылся в коридоре и вскоре появился на пороге, в черной футболке с надписью «Слэйер» и джинсах. Он открыл дверь и впустил меня внутрь. Похоже, он решил, что я выгляжу по-жлобски, и тем не менее улыбнулся и обнял меня. По длинному коридору я прошла за ним в гостиную. Музыку Ингвар не выключил, но сделал потише. Скрутил себе самокрутку. — Я думал, ты уже давно умерла, — сказал он. Сунул самокрутку в рот и протянул мне пачку табака. «Крутилки, — подумала я, — мы ведь так их называли когда-то?» — Я бросила. Ингвар покачал головой, прикурил и, поднявшись, открыл дверь на террасу, впустив в квартиру воздух и солнечный свет. Я огляделась. Вместо ковролина здесь лежал линолеум. Телевизор был больше прежнего, появились колонки и новые шторы, а еще новый книжный шкаф. В углу по-прежнему ютился старый красный комод. По стенам Ингвар развесил плакаты, возле дивана стояла гитара. — Ну, как жизнь у нашей девочки? — спросил он. — Я изменилась. — Это я вижу. — У меня теперь муж и ребенок. Брови его поползли вверх. — Отлично, Лив! Хорошо, что хоть кто-то из нас вырвался. — А Эгиль как? — спросила я. — В тюрьме сидит. Пырнул спьяну ножом одного чувака. Ингвар снял с языка табачную крошку и вытер палец о пепельницу. Самым правильным из нас всегда был Эгиль — по крайней мере, вначале, когда я только переехала сюда. Я посмотрела себе на руки. Чистые ногти, покрытые светло-розовым лаком, обручальное кольцо. С этой комнатой они совсем не сочетались. — А ты как? — поинтересовалась я. Ингвар пожал плечами. — Да все так же. — Все музыку сочиняешь? — Ясное дело. Группа, правда, разбежалась… И у меня уже лет десять как постоянная работа. Грузовик вожу. — Мне надо поговорить с тобой, Ингвар. Он уставился в столешницу. Видно, решил, что я хочу поговорить про тот вечер. Это я тоже хотела обсудить, однако совсем по другой причине. — Ты же не смотришь новости, да? Ингвар пожал плечами. — Да все равно в мире одно дерьмище происходит. — Мне надо много чего тебе рассказать. Вот только не знаю, с чего начать… Ингвар уселся в кресло и, закинув ноги на стол, стал сворачивать новую «крутилку». — Давай выкладывай. Лив Олесунн Среда, 6 октября 2004 года Я сидела в читальном зале и читала про компрессионные переломы позвоночника — травмы, чаще всего возникающие у больных остеопорозом. На иллюстрации был изображен позвоночник с синими черточками — хрящами. Я провела пальцами по рисунку, выпрямилась и задумалась о том, насколько позвоночник важен для организма. Он представляет собой центр движения и внутренней взаимосвязи органов. Удивительно, но скелет змеи очень похож на человеческий. Помимо головы, кости змеи — это позвоночник и ребра, то есть почти то же самое, что и у человека выше талии. Лишенные конечностей, змеи приспособились обходиться позвоночником, использовать весь его потенциал. Я попыталась представить, каково это, утратить конечности, сохранив лишь позвоночник и мозг рептилии, и ползать. Лежащий передо мной на столе телефон запищал, и несколько голов повернулись ко мне. Сообщение от Аниты. «Думаю о тебе!» Анита была уже на сносях. Всего несколько дней назад, за день до возвращения Бирка, мы лежали у нее в постели и трогали ее живот, чувствуя, как пинается Аврора. Поразительное ощущение — внутри человеческого тела живет еще один человек. Тогда, в ванной, когда мы с Анитой только познакомились, младенец у нее в животе был размером с улитку, его скелет ограничивался позвоночником, а сама Анита даже и не подозревала, что беременна. Сейчас у крохотной девочки там, внутри, появились уши и пальцы, и даже если она родится до срока, у нее есть все шансы выжить. Каждый раз, когда Анита предлагала мне потрогать ее живот, мне становилось неприятно — я боялась, что тот, кто сидит внутри, выберется и съест меня. «Думаю о тебе!» А вот я о ней не думала. Когда Аниты не было рядом, меня заполняла пустота — и восхищение питоном. Теперь моя жизнь принадлежала Неро, словно сейчас, когда моя жена занята, питон превратился в моего любовника. Не знаю, почему я считала Аниту своей женой, однако знала, что с ней мне хорошо, потому что я не одна. Я клала голову ей на грудь и слушала, как бьется ее сердце. В то же время растущий живот пугал меня, как и нормальная жизнь, в которую все сильнее погружалась Анита, то, как она беспокоилась о ребенке и старалась питаться правильно. Она взрослела все сильнее. То, что у нее есть Бирк, успокаивало меня. Значит, можно не бояться, что она захочет от меня чего-то большего. Можно не бояться, что она прознает о судьбе ее любимого щенка, которого, словно трясина, поглотил Неро. Анита то и дело спрашивала, как поживает щенок у моей бабушки, и мне приходилось врать снова и снова. Я написала: «Я тоже о тебе думаю», отправила сообщение и перевела телефон в беззвучный режим. Только я успела погрузиться в компрессионные переломы, как кто-то положил мне на плечо руку. Я вздрогнула, подняла голову и увидела загорелое лицо Эгиля. На нем была белая рубашка, а блестящие от геля волосы зачесаны назад. — О господи, — прошептала я, съежившись. Этот язвительный смех я не слышала уже несколько месяцев. Эгиль зашагал к двери и помахал, подзывая меня к себе. Я собрала вещи и вышла следом за ним. В коридоре спросила: — Ты что тут делаешь? Эгиль сунул руки в карманы чиносов и пожал плечами. — По-другому до тебя не добраться. А я тут на днях Аниту встретил… Она прямо великанша стала! — Он хохотнул. — Вот я и решил, что не хрен тебе от меня прятаться! Мы нашли в холле пару свободных кресел. Эгиль уселся и закинул ногу на ногу. — Анита говорит, вы с ней мутите, — сказал он. — И что дальше? Эгиль уставился в потолок. — Да мне плевать. Просто хотел, чтоб ты знала. — И поэтому пришел? Он вздохнул. Голоса студентов вокруг нас сливались в негромкий гул. — Просто мне кажется, зря ты нас вот так бросила из-за всего этого. Я склонилась к нему. — Из-за всего этого? То есть из-за того, что ты украл у меня ключ, влез ко мне в комнату и напугал до смерти всех своих гостей? — За гостей прошу прощения, — сказал Эгиль, — но ключ я не брал. Я же правду говорю — дверь и так была открыта. Я с трудом сдерживалась, чтобы не швырнуть в него чем-нибудь или не вскочить и не уйти оттуда. Вцепилась в кресло. — После того как ты свалила, Ингвар места себе не находит. — А я тут при чем? Эгиль покачал головой. — Он же тебе зла не желал. Просто он слабак. — Это уже немало. — Ну ладно, мы-то с тобой все равно можем общаться? — Посмотрим. — Я откинула голову на спинку кресла. Оказывается, я скучала. По нашей жизни в той квартире. По общению. — Как провел лето? — спросила я.