Уже через пять минут я услышала в коридоре голос Дэвида — видимо, тот бежал со всех ног. Раздались два коротких стука в дверь. — Откройте! — сказал Дэвид. Я подошла и повернула замок, Дэвид ввалился спиной вперед, таща за собой Бирка, заломив ему за спину руку. Прижал его к двери. Бирк застонал от боли. Дэвид подался вперед, еще сильнее вдавливая лицо Бирка в дверь. — Ты больше никогда не тронешь Аниту, ясно? Бирк закивал изо всех сил, насколько это было возможно с прижатой к двери головой. — А сейчас ты поедешь домой и будешь паинькой, чтобы нам не пришлось больше встречаться. Я прослежу из окна, что ты уехал. Он открыл дверь, вышвырнул Бирка на лестницу и захлопнул дверь. Я успела наскоро одеться, а Анита успокаивала Аврору, так что на ней по-прежнему были лишь трусики и футболка. Она сидела на кровати и укачивала малышку, которая наконец перестала плакать. Казалось, Анита вообще не замечает, как Дэвид переводит взгляд с нее на меня и обратно. Потом он подошел к окну. Я пошла следом и увидела, как Бирк плетется к своей машине. Судя по виду, рука у него здорово болела. Когда мы обернулись, Анита уже закуталась в одеяло. — Спасибо, — сказала она. — За быстроту. Дэвид кивнул. — Как я понимаю, это его ребенок. — Перевел взгляд и уставился на меня своими черными глазами. — К тому же, — сказал он, улыбнувшись, — я оказываю подобные услуги за деньги. Думаю, вы это понимаете. Анита побледнела. — У вас ведь есть деньги, верно? — спросил Дэвид. — Иначе вы не заказывали бы «торпеду». Он снова посмотрел на меня — в его взгляде сияла усмешка, — и я поняла, что он придумал все это только что. Может, хотел так меня обыграть? Дэвид буравил меня глазами — решил переглядеть меня. В гляделки я играю неплохо, но и он молодец. — Сколько? — Голос у Аниты дрожал. Давид посмотрел в потолок. Между его тонкими губами виднелся кончик языка. — У меня есть одна мысль, — сказал он. — В ближайшую субботу будет одна работенка. Если кто-нибудь из вас ее выполнит, мы в расчете. Да, пожалуй, я еще и накину пару тысяч. У меня перехватило дыхание. Дэвид вызывающе улыбался мне. Наступила моя очередь унижаться — вот что говорила его улыбка. Теперь мне придется поработать на него. Я прикусила губу. Отчаянно пыталась придумать другое решение, но в голову ничего не приходило. — Я согласна, — на этот раз в голосе Аниты звучала уверенность. Она уже доказала, что готова действовать, и решила не отступать. — Анита… — начала было я. — Я согласна, — перебила она. — Отговаривать меня смысла нет. В этот момент Аврора снова заплакала, и комната наполнилась ее криком. Дэвид коротко рассмеялся. — А ты мне нравишься, Анита. Ронья Кристиансунн Вторник, 22 августа 2017 года В ушах у меня наушники, они заглушают шум беговой дорожки. Я слушаю биение своего сердца, ощущаю вибрацию от соприкосновения ног с полотном дорожки, чувствую, как пот стекает по лицу и капает вниз. Нужно бежать не останавливаясь, еще, еще быстрее… Мышцы справятся, мышцы справятся… Я хотела сосредоточиться на беге, освободить голову от мыслей о работе. Отключиться от водолазов, которые погружаются слишком медленно, а нужно их скинуть, забросить на самое дно. От неповоротливых вертолетов, которые должны бы проноситься по воздуху, как в кино. Земля горит у нас под ногами, нужно искать, а мне надо бежать, иначе я сойду с ума. Надо бежать, чтобы дать голове отдохнуть, — только так я принесу пользу. Расследование похоже на этот бег — мы точно так же бежим, но никуда не продвигаемся. И как бы быстро мы ни бежали, все равно стоим на месте. Возможно, мы уже не найдем ее живой, эту светловолосую девочку, смеющуюся на фотографии в газете, где она рядом с мамой — две радостные девчонки в одинаковых свитерах. Если она жива, то наверняка сидит в заточении, связанная, с кляпом во рту, голодная. Но мне нельзя об этом думать. Мне нужно слушать стук сердца, жужжание дорожки, вдыхать запах пота и поддерживать интенсивность тренировки. Я слежу за количеством километров, которые пробежала, за уровнем наклона дорожки, за скоростью. Дорожка показывает мой пульс; я знаю, на что способно мое тело, я могу еще поднажать. Прочь воспоминания о многочасовых переездах с Биртой с места на место, прочь пятничные пьяные воспоминания о крепких объятиях Августа на танцполе; о том, как я брела домой, чтобы проспаться. Потому что пропала девочка. Не сбавляя скорости, я вытираю лоб полотенцем. Собираясь бегать, я всегда снимаю линзы, чтобы не видеть окружающих людей. Не хочу больше никакой информации, цветов, света, голосов; хочу чувствовать только собственное сердцебиение. Обычно бег помогает, но сегодня и он не может избавить меня от навязчивых мыслей. Перед глазами все время стоит картинка: маленькая девочка лежит на холодном полу и плачет, потому что мы не способны найти ее. Завтра мы продолжим опрашивать свидетелей, и я со свежими силами поговорю еще с парой человек. А вдруг я сделаю что-то не так и все испорчу? Мне нужно тренироваться. Ведь в пятницу я была пьяна, да еще и с коллегой замутила, поэтому никакой пользы не принесла. Я спрыгиваю с дорожки, вытираю лицо. Так не пойдет. Бег мне совершенно не помог. Нужно что-то предпринять, хоть что-нибудь… Мариам Олесунн Вторник, 22 августа 2017 года — Это Мариам Линд, — представилась я. — Меня просили перезвонить. По поводу Эгиля Брюнсета. Мне нужно навестить его в ближайшее время. — Он говорит, что знает вас, — ответил полицейский. — Вы старые друзья? Я закашлялась. — Да. Друзья детства. — Приводов у вас нет, — сказал он. — Обычно нужно долго ждать, чтобы разрешили свидание, но раз вы приехали в Олесунн всего на неделю, мы сделаем исключение. Можете прийти в ближайший четверг в половине одиннадцатого утра. — А раньше нельзя? Может быть, можно поговорить с ним по телефону? — Мы приняли решение, — отрезал он. * * * Я вошла в гостиную, и Ингвар посмотрел на меня. Он сидел на диване с электрогитарой в руках и зажатым во рту медиатором. Музыку Ингвар обожает. У него нет никаких амбиций, он не мечтает стать рок-звездой, вовсе нет. Он просто не может жить без музыки, как человек не может жить без сна или пищи. У меня ничего такого никогда не было. Да, конечно, я создала собственную компанию из ничего, вложила в нее больше времени, чем себе представляла. Я хотела этого — и добилась, но никакой страсти не испытывала. Я готова с легкостью все бросить и даже не оглянусь. Мысль о том, чтобы проверить, справляется ли мой заместитель с новым проектом, приходила мне в голову лишь ненадолго. Когда пропала Ибен, я просто закрыла эту коробочку в моем мозгу. Сколько таких коробочек я еще закрою? — Я смогу навестить Эгиля только в четверг, — сказала я, плюхнувшись на диван рядом с Ингваром. — Быстро, — удивился он. — Мне вообще не разрешили. Они считают, что у меня есть друзья в «его среде», — и изобразил пальцами кавычки. — А это не так? — Я с ними уже много лет не общался. Я кивнула. — Когда ты не на работе и не сидишь здесь, что ты делаешь? С кем тусишь? Ингвар достал пачку табака. — Я хожу в «Лазейку», встречаюсь там с друзьями. — И среди них нет никого из прежней тусовки? Он покачал головой и достал новую бумажку для сигареты. — Нет, есть. Может быть. Я вздохнула. — И что будешь делать? — сказал Ингвар и прикурил, увернувшись от искры, едва не упавшей ему на брюки. — Как я уже говорила, ключ могли взять лишь двое: Эгиль и Патрик. Встречи с Эгилем ждать слишком долго. Так что придется мне разыскать Патрика. Если это он… — Я замолчала. — Не думаю, — сказал Ингвар. — Не могу себе даже представить.