Я посмотрела на телефон. Мои пальцы задрожали от одной мысли о том, как я полезу в интернет его искать. Что-то меня останавливало. Я передала телефон Ингвару. — У тебя есть его номер? Или, может, ты подписан на него в каких-нибудь соцсетях? Можешь с ним связаться? — Я ведь сказал, что я не… — Можешь его найти? Он начал нажимать кнопки на экране. Искал долго, а я ждала. Он постарел. На лбу залегли морщины, а на лице появились какие-то рытвины. Ингвар всегда был хиловат, а с годами это только усилилось. Тут он издал какой-то звук. Вдох вместе с восклицанием. Похоже, неосознанно. — Что? — спросила я, и он выпрямился. — Ничего. Он пользуется некоторыми музыкальными порталами, в которых я зарегистрирован. Я отправил ему сообщение в личку. — А номер телефона? — Не нахожу. Возможно, он закрыл эти сведения или использует скрытый номер. Я кивнула. — Отправь сообщения во все профили, которые найдешь; скажи, что тебе нужно с ним поговорить. Не говори, о чем, просто напиши, что это важно. Если Патрик что-то сделал с Ибен, он сразу же поймет, что эти сообщения от меня. Может, именно это ему и нужно, чтобы я вернулась? А иначе зачем ему оставлять мне сообщение в комнате Ибен? Понятное только мне? Я подняла ключ и покачала его на цепочке. Проследила, как он раскачивается из стороны в сторону. Развела цепочку пальцами, чтобы получилось сердечко. Когда исчез ключ, я тоже исчезла из этой квартиры. Больше не чувствовала себя здесь в безопасности. Теперь я вернулась, хожу кругами, превратилась в змею, кусающую себя за хвост. Мне придется вспомнить все, от чего я убежала, всю мою жизнь. — Если он не ответит, — сказала я, — завтра я сама к ней поеду. О ком я говорю, до него дошло не сразу. Я никогда не произношу слова «мама». Ронья Кристиансунн Вторник, 22 августа 2017 года Август очень удивился, встретив меня в коридоре отделения полиции. — Ты здесь? Я покачала головой: — Вообще-то нет. Просто дела в офисе появились. Он кивнул. Оглянулся на пустой коридор и прошел за мной несколько шагов до моего кабинета. Я вошла, а он остался в дверях. Сев на стул, я посмотрела на него, надеясь, что он решит не завязывать беседу. Август улыбнулся и кивнул на огромный пазл над моим столом, где был изображен мост Ракотцбрюке в Германии. — Много деталек, — сказал он. Мы с мамой потратили полгода, чтобы сложить этот пазл. Раскладывали его на скатерти и сворачивали ее, когда останавливались, чтобы потом продолжить. Это был наш с мамой совместный проект. Коллеги, которые видели этот пазл, всегда над ним потешались. Они считали, что вешать над столом картину из пазла глупо. Никто из них не понимал, что она для меня значит. — Это Ракотцбрюке, — сказала я. — «Чертов мост». Сконструирован как оптическая иллюзия. Ты видишь, он выглядит как ровный каменный круг? Август засмеялся. — Да, круто. Словно вход в преисподнюю? — Или выход из нее, — ответила я. — Откуда нам знать, на какой мы стороне? — Вопрос перспективы, — сказал он. — Интересно, — кивнул на картину. — Напоминает Бесконечный мост в Орхусе. Тот, конечно, не иллюзия — настоящий ровный круг, по нему можно ходить вечность… — Август засмеялся. — И это тоже своего рода ад. — Почему ты уехал из Дании? — спросила я. — Потому что там я ходил по кругу, — он снова усмехнулся. — Никакой возможности для развития, ни в работе, ни в отношениях. Захотел попробовать что-то новое. К тому же здесь у меня семья. — Он слегка покачнулся. — Послушай… — Кадык на его худой, плохо выбритой шее заходил ходуном. Я покачала головой. — Не нужно. Брось. Август засунул руки в карманы — очевидно, хотел что-то еще сказать, но не решался. Когда он так наклоняет голову, то кажется очень симпатичным — ну, таким, какими бывают мальчики в средней школе. Весь вопрос в перспективе, как в пазле. Когда он ушел, я включила компьютер и открыла программу, где хранятся материалы по всем уголовным делам. Нашла нужное мне дело, отыскала файл с первыми допросами. Выбрала допрос Мариам Линд, который проводил Руе Ульсвик спустя всего несколько часов после исчезновения Ибен. Файл начался с покашливания и шелеста бумаг. «Итак, — произнес Руе и на секунду умолк. — Мне сказали, что вы уже давали объяснения по этому делу, но я хотел бы задать вам несколько дополнительных вопросов…» Лив Олесунн Суббота, 16 апреля 2005 года Анита натянула черные джинсы, черную футболку и оранжево-желтое худи с логотипом футбольной команды и молнией спереди. Убрала волосы в высокий пучок, надела капюшон на голову и повесила на шею шарф болельщика. — Как я выгляжу? Я засмеялась. — Как футбольный фанат. Анита разглядывала себя в зеркало в коридоре. — Еще бы помаду, — сказала она. — Может, сережки какие-нибудь? — Если тебе нужно привлечь к себе внимание… Она вытащила кольцо из носа и положила его на кухонную скамью. — Я ненадолго. Бутылочки с молоком в холодильнике, разогрей до температуры тела в микроволновке. Памперсы и салфетки в сумке. Если тебе вдруг понадобится уехать, возьми мою машину. — Я никуда не поеду. — Ну, вдруг… сама знаешь. До сегодняшней ночи ей не приходило в голову, что ее могут поймать. Она прорыдала несколько часов. Я изо всех сил уговаривала ее отказаться, но без толку. Анита не сомневалась, что, если она откажется, последствия будут ужасными. В дверь позвонили, из окна я увидела стоящего внизу Эгиля. Он помахал над головой шарфом. На одной руке у него висел пакет из супермаркета «Рема-1000». Анита обулась. На секунду замерла, как будто хотела что-то мне сказать, но потом покачала головой. — До скорого! — сказала она. И ушла. Аврора спокойно спала в колыбельке. Если мне повезет, она проспит до возвращения Аниты. Я никогда не оставалась с маленькими детьми и не имела ни малейшего представления, смогу ли помыть ее, если она обкакается, смогу ли поменять ей памперс. Я взглянула на тихо посапывающего маленького человечка. Такой маленький носик… Губки скривились во сне. Она так похожа на мать… Миниатюрная абсурдная копия, даже немного пугающая, но дело не только в этом. Она словно была похожа и на меня тоже. Она могла бы быть моим ребенком. Я никогда об этом не думала, у меня даже мысли такой не возникало. Но именно в тот момент мне пришло в голову, что однажды, возможно, я сама стану матерью. Почему бы и нет? Снаружи послышались мужские голоса, распевающие фанатскую песню, — видимо, шли из паба на стадион. От мысли, чем рискует сейчас Анита, меня замутило. Пусть все пройдет так, как планировал Эгиль… Внезапно раздался громкий визг. Аврора вся покраснела от крика. Я прижала ее к груди, так, как обычно это делала Анита, и стала укачивать маленькое существо. Она была теплой и тяжелой, в ее крике звучала тоска по матери. Я качала ее, стараясь изо всех сил, осторожно двигаясь, бережно охраняя то, что мне доверила Анита. Открыла холодильник и достала маленькую бутылочку с грудным молоком Аниты. Поставила ее в микроволновку, включила, продолжая покачивать малышку, которая, казалось, обладала самым сильным голосом на свете. Достала бутылочку, но она оказалась слишком горячей, пальцы обожгло, и я уронила бутылку в раковину. Аврора кричала. Надо попробовать еще раз. Теперь получилось лучше. Я прижала Аврору к бедру и капнула молоко на запястье, как это делала Анита. Села на кровать и попыталась прижать соску к губам ребенка. Аврора замотала головой, закричала и завозилась. Плач стал еще громче. — Что такое, малышка? — сказала я, покачивая ее. Возможно, ей не хватало материнского запаха, а может быть, соска не могла заменить теплые соски Аниты. Я попыталась еще раз, но Аврора протестовала. От ее воплей у меня разрывалась голова. Было больно и тяжело. Я пыталась втиснуть соску ей в рот, пыталась качать ее, но ничего не помогало. В конце концов я просто села и стала тихонько укачивать, баюкать маленького монстра. И тут зазвонил телефон. На экране высветился номер Ингвара. Сначала я не хотела брать трубку, пусть себе звонит. Но потом передумала. Из-за плача Авроры во мне скопилась агрессия, и хотелось ее на кого-нибудь выплеснуть. Я дотянулась до телефона и нажала кнопку, готовая к борьбе.