— Нет, англичанин скажет эдак смазано «мэсие», а этот, как кот, промурлыкал «месье» чисто по-французски. Французское произношение англичанам не очень дается, я знаю французский, смею думать, неплохо, а вот с произношением очень мучаюсь. — Понятно, он был серединка на половинку. — По всему, да… наполовину француз, наполовину англичанин. — Значит, он вас толкнул, и… подумайте хорошенько, как все было? — Он сказал: «Весьма сожалею, месье!» — и толкнул меня под колеса мчащегося кеба… — Погодите! Сначала, вероятно, толкнул, а уж потом извинился? — уточнил Холмс. Учитель опять снял очки, в глазах его изобразилась мука: — Ну да, по логике вещей, извиняться он должен был после того, как толкнул, а не до… Но после того… я летел через весь тротуар, и он уж никак не сумел бы проговорить над моим ухом свои извинения, да еще так тихо и протяжно. Я бы этого просто не услышал. — Тогда выходит, что… — Что это — белиберда какая-то… — Сначала извинился, а потом уже толкнул? — уточнил Холмс. — Ха-ха-ха! Следствие впереди причины. Телега впереди лошади! Я только на днях объяснял Фредди, что такого быть не может. И вот на тебе! Ха-ха! Ха-ха! Мне очень не понравился ни этот смех, ни этот затянувшийся тягомотный разговор. Какая разница, до или после… Если человек в состоянии потрясения легко мог все поменять местами или даже нафантазировать. Мне было понятно одно: Холмс, измученный бездействием последних дней, недалек от того, чтобы в простом и понятном случае увидеть загадочное происшествие, дорисовав то, чего и не было. — Кстати, мистер Торлин, что вы сказали в замке, когда поехали сюда? Ведь вы, вероятно, отчитываетесь перед лордом в ваших… э-э… передвижениях? — Да, конечно, отчитываюсь. В Лондон я езжу раз в неделю. В музей сходить, на концерт или так прогуляться, иногда Фредди с собой беру, а отчитываюсь я непосредственно перед экономкой, она докладывает камердинеру, а уж он — лорду. Таков порядок. Установил его сам лорд однажды и навсегда вскоре после долгой своей болезни и вынужденного затворничества. Однажды специально для этого он созвал нас всех — и камердинера, и миссис Вайс, и Фила, и Мэгги, и даже Фредди, чтобы подтвердить эту давно уже сложившуюся практику, категорически запрещающую ни под каким предлогом не беспокоить его ни вопросами, ни просьбами, ни заботой, даже и во время прогулок, а со всеми нуждами обращаться к камердинеру, но опять же через экономку. Но на этот раз я не сказал миссис Вайс всей правды, чтобы… ну, вы понимаете. Теперь, когда не знаешь, кого подозревать… — …поневоле подозреваешь всех, — подсказал Холмс. — Увы. Если бы не Фредди, которого я обязан защитить любой ценой, я бы устыдился своей мнительности. И как же это мучительно, мистер Холмс, подозревать своих. Ведь все это очень достойные люди, много лет мне известные. Но вот ведь ситуация — все свои, чужих нет, а чьи-то злые глаза следят за мной повсюду. И в Скотленд-Ярд с этим не пойдешь. — Вы поступили совершенно правильно, придя к нам, мистер Торлин, — ободрил его мой друг. — Понимаете, мистер Холмс, я чувствую, над нами собрались тучи какой-то небывалой беды. — Но, к сожалению, подтверждения этим предчувствиям у нас пока нет, мистер Торлин. — Нет фактов, — не удержался я от замечания. — Боюсь, когда факты появятся, мистер Ватсон, будет слишком поздно! — веско возразил учитель и резанул воздух рукой. Холмс невольно улыбнулся на эту мальчишескую выходку и мягко произнес: — В таком случае постарайтесь даже наедине с собой не выдавать ваших чувств, потому что, если за вами следят, вы не всегда сможете это обнаружить. Кстати, напишите мне список всех домочадцев, вы, кажется, сказали, их немного? — Да, для такого огромного дома совсем немного, мистер Холмс. Он быстро составил список и передал Холмсу. — Вы могли бы при случае посылать мне письма, мистер Торлин? — Конечно… — Только об этом никто не должен знать. Ни лорд, ни мальчик, никто! — Разумеется, мистер Холмс. — И пишите возможно подробнее, мистер Торлин, обо всем, что происходит вокруг, даже если ничего особенного, на ваш взгляд, не происходит. — Понимаю, понимаю, мистер Холмс. — Вы теперь на вокзал? — На вокзал. — Ваши книги на окне в прихожей. — А я уж и забыл про них. — Книги — это, что же, поручение от лорда? — И да и нет. Конечно, библиотека у лорда отменная, но теперь издают столько всего, а и самую хорошую библиотеку необходимо пополнять новинками, вот лорд и решил, коль скоро я имею к этому вкус, вменить мне это в обязанность и снабдить средствами. А покупать книги, знаете ли, занятие на редкость азартное. Холмс понимающе кивнул, подошел к бюро и, посмотрев настольный календарь, напомнил: — У нас сегодня среда. Значит, завтра… — … я напишу вам свой первый отчет… — … и утренней почтой в пятницу мы его получим. Мы пожали друг другу руки, и на этом закончился визит учителя. Но как только дверь за ним закрылась, Холмс метнулся к вешалке, накинул мой старый плащ, какую-то немыслимую шляпу, стоптанные туфли и полосатый замызганный шарф. — Или это самое странное дело в моей практике, или самое пустячное недоразумение, но я склоняюсь к первому. — А может, это всего лишь игра воображения болезненно-впечатлительного человека, Холмс? — Что ж, и это не исключено, — с этими словами Холмс выскочил за дверь черного хода. Я же, слоняясь по нашей гостиной, размышлял о визите учителя, пытаясь рассмотреть его не с медицинской только, а с более широкой точки зрения. И, кажется, напрасно старался. Наконец плюхнувшись в любимое кресло Холмса, смежив веки и сложив пальцы шалашиком, попытался представить себя на месте моего друга. Сидел я довольно долго, но из этого ничего не вышло. Самого Холмса я мог представить на любом месте и в любой самой неожиданной роли, но в его роли, как ни пытался, представить не мог никого, а себя и подавно. Но если бы я только знал, как скоро необходимость вынудит меня заступить место Холмса и не в каком-то там фигуральном смысле, а в смысле самом прямом. А вот и он. — Напрасный труд, — проговорил Холмс, стаскивая с себя плащ и заметно хмурясь. — Боюсь, Холмс, что это банальнейший случай мании преследования на фоне нервного истощения и той ответственности, которая лежит на плечах молодого человека. Все симптомы налицо! — Может быть. Но ни это сейчас главное. — Вы обнаружили слежку? — Слежки-то как раз не было. Это меня и пугает, Ватсон. — Пугает… Но почему? — Потому что противоречит логике и ставит все с ног на голову! Учитель, по его словам, последние дни повсюду чувствовал слежку, а уж если за ним следили в замке, где каждый чужой человек на виду, значит, в городе следили бы и подавно. И это странное падение под экипаж случайностью конечно же не было. Его намеренно толкнули. И… после этого слежку прекратили. Нелогично. — Так чего ж и следить, если его считали покойником. — Но ведь он не погиб, значит, тот, кто его толкнул, в этом не удостоверился, хотя в этом наверняка удостоверились все зеваки, которых на Девоншир-стрит в это время предостаточно. А этот вдруг ушел раньше времени? Почему? — Спешил. — Спешил? Выслеживать несколько дней кряду не спешил, а тут в самый важный момент заспешил? Нет, причина в другом. — В чем же? — Он чего-то боялся. — Ну, Холмс, это уже домыслы. Хотя… если кто-то видел, как он толкнул учителя и его преследовал полисмен со свистком, тогда, конечно, он не стал бы подкручивать усы. — Нет, Ватсон, никто его со свистком не преследовал, если даже сам учитель считал, что толкнули его совершенно случайно. — Чего же тогда боялся этот злодей? — А вы подумайте, Ватсон, чего может бояться человек в уличной толпе. — Карманников! — Кроме карманников, Ватсон? — Ну… может, он вообще не боялся никого конкретно, а просто осторожничал.