— Дома. — Жена об этом знает? — Нет, я ей ничего не говорил. Я их спрятал в нише электросчетчика. Там есть незаделанный люк, одно время я прятал туда заначку от жены. — У вас есть желтые перчатки? — Нет, и никогда не было. — В квартире вашей матери нами изъяты желтые перчатки. Кому они принадлежат? — Я бы хотел на них взглянуть. — Разумеется. — Миронов достал из сейфа перчатки, упакованные в прозрачные целлофановые мешочки, и положил их на стол. — Посмотрите. — Первый раз вижу. — Согласны ли вы добровольно выдать те ценности и деньги, которые взяли из квартиры матери? — Конечно. Я уже понял, что неправильно поступил. — Тогда в машину. Забрав с собой Никифорова и своих помощников, Миронов опять поехал на квартиру убитой. Пока поднимались по лестнице, майор успел договориться с Осокиным о дальнейших действиях: — Я тут исчезну ненадолго. А ты, как только Никифоров покажет, где хранились ценности, сделай так, чтобы он немного повертелся около окна, а потом усади его на диван в большой комнате и займи разговорами до моего возвращения. — О чем? — О чем хочешь. Спроси, любит ли он охоту, сколько зайцев убил… И Миронов с двумя дружинниками поспешил к Макаровой. — Добрый вечер, Антонина Сергеевна! Извините, что я опять вас беспокою, пришел не один. Сейчас мы с вами проведем один эксперимент, — подмигнул Миронов хозяйке и попросил погасить светильник. — Посмотрите, нет ли среди людей, которые сейчас там появятся, тех, кого вы раньше видели в квартире Никифоровой. В глазах старой женщины блеснул огонек: — Значит, сегодня мы будем ловить преступников? — Не столько ловить, сколько узнавать. — Не беспокойтесь, я буду глядеть во все глаза. Мне так хочется вам помочь. Антонина Сергеевна, ковыляя, с помощью внучки перебралась в кресло. Миронов пододвинул его к двери, выходящей на балкон. В окнах квартиры Никифоровой вспыхнул свет. Было видно, как в комнату вошли четверо. Двое мужчин и две женщины. Макарова тотчас же указала на сынэ Никифоровой, которого она хорошо знает. Остальных же видела впервые. — Благодарю вас, Антонина Сергеевна. Миронов вернулся в квартиру Никифоровой. — Покажите, где вы взяли деньги и ценности. И осмотрите — все ли вещи на месте. — Я уже показывал вашим товарищам и еще раз могу это сделать, — сказал Никифоров. Он указал именно на те места, о которых раньше говорила Светлова. Затем он прошел по квартире, внимательно осмотрел все и заявил, что все на месте, кроме бриллиантовой броши и тогр, что он взял сам. Раздался телефонный звонок, Миронов снял трубку. Докладывал Сурков. — Так как там у тебя? — Все хорошо. Шофер такси опознан. Его фамилия Лебов. Все, что надо, о нем узнали. Характеризуется положительно. Думаю, что с парнем, которого он привозил, в связи не состоит. — Николай Ильич, везите его сюда. — Как, сейчас? — Именно. — Хорошо, ждите. Миронов повесил трубку и тут же вышел на площадку. Поднялся на девятый этаж, нажал кнопку звонка 42-й квартиры. И как только дверь отворилась, Миронов сразу же представился. — Что с мужем? Почему его держите? — с тревогой спрашивала невысокая белокурая женщина. — Я знаю, его мать убита, это знает теперь весь дом. Вы что, его подозреваете? — Подозреваем, но не больше, чем всех остальных. — Я наперед вам скажу, что убить человека, тем более свою мать, он не способен. Василий добрый, он усыновил моих детей. А вот свекровь… О покойниках не принято плохо говорить, но одно скажу: вместо того чтобы помочь нам — она рассказывала обо мне людям всякие небылицы. — Но ведь ваш муж пьет? — Потому и пьет, что с матерью был не в ладах. Ей за шестьдесят, а она молодилась, замуж хотела… — Вот видите, вы сами говорите, что он был не в ладах с матерью. — Из этого ничего не следует. Одно дело обижаться на мать, другое — совершить преступление. — А где хранятся ценности и деньги? Женщина испуганно вскинула глаза: — Какие ценности? Какие деньги? Миронов спокойно продолжал: — Те, которые ваш муж принес из квартиры своей матери. Продолжая испуганно глядеть на Миронова, женщина молча опустилась на диван и горько, навзрыд заплакала… — Вчера, после того как за ним приходил внештатный участковый, возвращался ли муж домой? — Да, возвращался. Но был он недолго. — Чем он занимался? — Не знаю, не видела. Я смотрела телевизор вместе с детьми. Муж что-то делал в коридоре у туалета. Потом ушел, сказал, что скоро вернется, да так до сих пор и не вернулся. Раздался звонок в квартиру. На пороге стоял капитан Даниялов: — Ищу вас, товарищ майор. Там, внизу, художник. — Пошли, — распорядился Миронов, направляясь к лифту. У парадной стоял небольшой человек, кругленький, пухленький, с русой, коротко подстриженной бородкой. — Мы вас, Максим Савельевич, не задержим, — успокоил его Миронов. Богданову было около шестидесяти пяти лет. Он стоял, скрестив длинные руки на животе, и внимательно глядел серыми, выцветшими глазами на Миронова. Весь такой аккуратный, чистый, выглаженный, он держался предупредительно, но с чувством собственного достоинства. — Это допрос? — спросил Максим Савельевич, когда Миронов показал ему фотокарточку Никифоровой и попросил рассказать о ней. — Допрос, как правило, проводится с составлением протокола и в кабинете, — успокоил собеседника Миронов. — Я же прошу вас помочь следствию. При этом вы можете быть уверены в сохранении тайны… Богданов понимающе кивнул головой. Нет, он не мог быть убийцей, подумал майор. Жестокости и силенок не хватит. И спросил: — Так где и при каких обстоятельствах вы познакомились с Никифоровой? — В Пицунде, года три назад. Я писал этюд, когда Галина Васильевна подошла. Разговорились, (^казалось, что мы земляки, и познакомились. Вместе проводили время, потом, когда вернулись в Ленинград, тоже встречались. — Как часто вы бывали у нее? — Не часто, но бывал. — Не замечали ли вы что-либо необычное в ее поведении? Не делилась ли она с вами какими-нибудь опасениями? Может, в последнее время была расстроена, взвинчена? — Знаете, вы поставили меня в затруднительное положение, — бесхитростно сказал Богданов. — Мне казалось, что она, как и ее подруга Наталья Борисовна, с которой я познакомился у Галины, всегда пребывала в прекрасном настроении. Не скрою, у нас с нею был разговор о совместной жизни. Она меня устраивала. Думал на старости лет обрести семью. Галина Васильевна, как я понимал, была согласна, но вдруг повернулась ко мне на сто восемьдесят градусов, словом, расстроилась у нас с нею женитьба. Распрощавшись с художником, Миронов вернулся в квартиру Никифоровой.